– В парке или у кинотеатра с бухаловым нас Чуб в момент вычислит, это раз. Во вторых, там только эти мокрощелки тусуются, с которыми до вечера придется анекдоты травить, потом в кустиках за пизду подержишься и на нары в сухую шары гонять. Нам это надо?
Нет, этого нам не надо. Этого уже достаточно. И поэтому я полностью отдаюсь во власть Ключника. Он знает главное – кто дает, а кто не дает.
Ключник раскусил женщин еще в пятнадцатилетнем возрасте. В ту пору он был смазливым пончиком с золотистыми кудряшками. Он так стеснялся своей упитанности, что боялся смотреть на девушек даже исподтишка. Ключник-мальчик увлекался авиамоделизмом. Целыми днями он выпиливал лобзиком нервюры, собирал из них крылья и оклеивал их папиросной бумагой. Вечерами читал журнал «Моделист-конструктор», а ночами воображал полеты на аппарате собственной конструкции.
Но его мечтам не суждено было сбыться. Обеспокоенная нелюдимостью своего сына, мама Ключника решила оторвать его от пагубных журналов и отослала на летние каникулы к своей сестре в Новгород. В древнем городе Ключник познакомился со своим двоюродным братом – призывником Жорой, которому осенью предстояло стать новобранцем. По этому случаю Жора уволися с работы и ударился нагонять упущенное. Он сразу полюбил своего меньшого братишку и не отпускал от себя ни на шаг.
Как-то утром родственники закупили ящик «Изабеллы» в одном из продмагов великого города, и тут появилась эта женщина-вулканолог на своих «Жигулях». Жора уже знал ее с лучшей стороны и держался независимо. Вулканолог сама вызвалась подвезди их до дома. Ключник оказался на переднем сидении. Вулканолог прикурила сигарету и ударила по газам. Никогда в своей жизни не ездил Ключник с такой скоростью. Всю дорогу он не мог оторвать взгляда от красной стрелки спидометра, что подрагивала на цифре 140! А вечером того же дня Жора вытащил Ключника из постели и сообщил, что вулканолога взволновал его взгляд, которым он буравил ее коленки, и теперь она требует доставить ей «…этого пончика на тарелочке с голубой каемочкой».
– Какие коленки?! Какие тарелочки?! – кричал Ключник. – У меня до сих пор живот крутит от такой езды! Я даже не помню, какого цвета у нее волосы!
– Крашенные, – сказал брат и вынул из кармана бутылку «Перцовки». – На, глотни пару раз, она хорошо крепит. И пошли, женщина ждет.
Ключник пробовал улизнуть, но старший брат взвалил его себе на левое плечо и понес.
– Вот вам пончик, – сказал Жора открывшей дверь женщине-вулканологу, – а вот и тарелочка с голубой каемочкой, – и протянул сетку с бутылками портвейна.
Расположились на кухне. На стенах висели фотографии с видами действующих и потухших вулканов, а также портреты суровых бородатых мужчин. По углам торчали булыжники вулканических пород.
Пили стаканами. Брат между дозами пел под гитару песни про дальние странствия. Вулканолог курила.
Когда портвейн вышел, брат встал:
– Ну, я пошел, – сказал он.
– И я, – попробовал подняться Ключник, но пол взметнулся у него из-под ног, и авиамоделист оказался в руках вулканолога.
– Тяжеленький, – сказала женщина мужественной профессии и потащила четырехпудовый пончик в свою спальню.
Там она оголила трепыхающееся тело и сгребла в свои мозолистые ладони невинные яйца.
– Как парное молоко! – воскликнула исследователь каналов и трещин земной коры. Облизнулась и принялась взбивать сливки.
Из журналов Ключник многое знал о реактивной тяге. Своими руками юный конструктор соорудил и отправил в небо несколько реактивных снарядов. И вот теперь он чувствовал, как у него между ног вызревала сверхмощная ракета из живой плоти. Когда тяга возросла до чудовищных размеров, вулканолог скинула с себя платье, отбросила трусики и запустила ту ракету в свой открытый космос…
Ключник вцепился в мощные бедра вулканолога и полетел. Перед его газами раскачивались огромные груди, как колокола благовестные. А скорость все нарастала и нарастала. И вдруг вулканолог выпрыгнула, выгнулась вся, как серп, и опустилась последний раз, словно кузнечный молот.
– Мама! – успел крикнуть Ключник и впал в беспамятство.
Очнулся с ваткой нашатыря под носом.
– Давай, давай, пончик, мы только начали, – подбадривала его голый специалист по геологическим образованиям. Она усадила его на кровати, заботливо подложила под спину подушки и установила перед ним поднос.
– Тебе надо подкрепиться. Сейчас я принесу красного вина и бараньих ребрышек, – и пошла на кухню.
А Ключник смотрел ей всед и видел огромную жопу с вздернутыми ягодицами и дымящимся кратером между ними. В Ключнике проснулся самец. Когда ближе к вечеру нового дня за братом пришел Жора, из спальни вышел совсем другой человек. Смахнув пот со лба и отдышавшись, Ключник-мужчина велел Жоре бежать домой, изъять из его чемодана все деньги, что были укрыты в маленьком потайном карманчике, которые он последние несколько лет копил на мотор для своего будущего дельтаплана, и на всю сумму купить красного вина и бараньих ребрышек.
Целый месяц прожил Ключник у вулканолога. Они сломали кровать, проели его и ее деньги, похудели по 10 кг на брата. Наконец, вулканологу пришла телеграмма, в которой сообщалось, что на Камчатке задымилась Ключевская сопка. Вулканолог собрала рюкзак, они молча выкурили по сигарете, и она улетела далеко на восток. А Ключник остался. Но теперь его уже не волновали летательные аппараты, что тяжелее воздуха. Теперь его донимала только реактивня тяга, что бушевала у него между ног. Помог Ключнику его особый склад ума, благодаря ему он не попал в яму, полную траго-мистико-сентиментальных испражнений, в которую так легко угодил я. Ключник вывел свою знаменитую формула: Дает – плюс. Не дает – минус.
Отрицательные варианты Ключник просто отбрасывал.
– Опа-на! – вытянул шею мой компаньон, устремляя свой взгляд, поверх меня. Я добил вино из откупоренной бутылочки и обернулся. По тропинке, что вела от остановки к мостику, семенила троица. В спортивных костюмах и с тяпками на плечах.
– Камариха с выводком, – определил Ключник и поспешно высморкался. Верный знак – если Ключник высморкался, значит резоны на нашей стороне.
Бабушка-мать, дочка-мать и дочка-внучка надвигались.
– Будь на готове, я попробую взять их за жопу, – распорядился Ключник и покинул укрытие.
Я укомплектовал сумку и принял выжидательную стойку.
Семейство Камариных славилось в поселке своей блядовитостью. Старшая Камариха родила среднюю в 16. Средняя младшую в 15. Младшая в 14 тоже что-то родила, но неудачно. С тех пор за ней стали замечать разные странности: то она встанет посередине перекрестка в военной фуражке с бабушкиной скалкой и примется изображать регулировщика, то в белом халате явится на КПП части и потребует от дежурного вывести весь личный состав на прививку от брюшного тифа, а однажды она даже умудрилась попариться в мужской бане. Все так оно и было, но мы были в самоволке, сумку оттягивали пять бутылок портвейна, а на мостике томились под нашими взглядами три пары разносортных титек.
Ключник коротко свистнул – он взял их за жопу.
Старшая не сводила глаз с нашей холщовой сумки. Средняя безумолку хохотала и тыкалась лбом мне в плечо. Младшая лузгала семечки.
Пришли к ним на квартиру.
– Девочки, мир на пороге Третьей мировой войны, так что жить нужно в темпе, – гоношил хозяек Ключник, вскрывая консервы.
Старшая сняла с головы платок и повязала его за место фартучка. У нее были седые волосы. Средняя втащила на кухню два стула и села рядом со мной.
– А можно с вами поближе познакомиться? – спросила она сквозь смешок и пощупала меня за колено.
Я обвил ее талию дотянулся до титьки и помял. Она была, как полусдутый воздушный шар.
Младшая плюхнулась мне на колено и уткнулась в консерву. Другой рукой я опробовал ее дойки, здесь были упругие тенисные мячики.
– Девочки, поднимем бокалы, чтобы не угасал огонек в вашем доме! – крикнул Ключник, и мы опрокинули по первому стакану.
– Кайф! – сказала старшая и потянулась к бутылке.
– Мать, не гони, – опередил Ключник и пересадил младшую к себе на колени.
Потом повели разговор о чем не помню. В одной руке у меня был стакан в другой мягкая теплая титька.
– Потанцуем, – оповестил всех Ключник и унес младшую в темную комнату.
– Еще есть где потанцевать? – спросил я у средней.
– У меня своя комната, – гордо сказала она.
Я ничего не испытывал, кроме чувства долга. Повалил жертву на кровать, молча стянул с нее трико вместе с трусами, бросил тряпье на пол, раздвинул колени и пригляделся… Пауза… Да… Я прошел длинный путь – от розового зародыша толстенькой девочки Полины до мохнатой пахучей развороченной пизды подмосковной бляди… Тернист был тот путь, орошен слезами, облагорожен страданием, разукрашен иллюзиями, но я шел и шел и вот теперь должен был вкусить от плода, или урвать кусок от пирога… Черт! Я ничего не испытывал, кроме чувства долга. Схватился за член – он был тверд. «Странно, – подумал я, – наверное, я стал, что называется, настоящим мужчиной».
– Мне холодно, малыш! – пропищала пизда.
Я навалился.
Шпок!
Член провалился в яму, полную теплой жижи.
– Ой! – вздрогнула подо мной женщина. – Что это у тебя на нем?
– Мотороллер, – сказал я и дал газу.
«Ой, ой, мама, ой, ой, мамочка, ой, ой, родненький, ой, ой…»
Чувство долга и еще чуть-чуть гордости.
– Перекурим, – сказал я и вынул.
Ключник и младшая уже вернулись на кухню и налегали на вторую консерву.
Старшая пела – невнятно, но громко.
– Девочки, – заорал Ключник, схватившись за стакан, – за то, чтобы не угасал огонек у вас между ног!
Выжрал и поволок среднюю в темную комнату.
Я схватился за член – он был тверд. Чувство долга не покидало меня. Чувство гордости подхлестывало. Я выдернул стул из-под младшей, она рухнула на пол, продолжая прожевывать рыбную плоть. Я опустился на колени и забросил ее ноги себе на плечи.
Шпок!
– Нарьян-мар, мой Нарьян-мар, городок не велик и не мал! – задорно выводила бабушка, пока я настойчиво и упорно работал над ее внучкой.
Младшая сначала откровенно скучала, потом, как бы прислушавшись к себе, глубоко задышала и вдруг, схватив меня тремя пальцами за нос, словно за ключ передатчика, выпустила в эфир радиограмму:
Тире точка тире
тире тире тире
тире точка
тире тире тире точка
точка тире
точка точка тире тире!
«К-о-н-ч-а-ю!» – перевел я и, стиснув зубы, набавил темпа.
Кончала она долго и, казалось, болезненно. Я ощущал своим членом ее внутренние спазмы. Странно, вернее сказать, дико, но я крепко держал ее за бедра, пытаясь вдавить член все глубже и глубже, я смотрел на ее корчи и представлял себя крокодилом, стиснувшим свои челюсти на шее какой-то теплокровной твари. Жертва трепыхалась в предсмертной агонии, а я все давил и давил. Наконец она обмякла, развалилась и через мгновение зархапела.
Я вынул, влез на стул и уставился на свой торчок. В дверях кухни появился Ключник. Он был голый и у него тоже стоял.
– За то, чтобы у нас никогда не падал! – был его следующий тост.
Выпили. Старшая дремала, уронив голову на дуршлак. Ключник шумно перевел дух, кинул взгляд на младшую, поглядел в темноту комнаты, где оставил среднюю и положил свою руку на плечи притомившейся старушки. Она открыла глаза и ласково посмотрела на нас.
– Ну, что, мать, пошли, – обреченно сказал Ключник.
Когда мы уходили, семейство в полном составе отдыхало. Я смотрел на это лежбище переебанных сучек и испытывал только одно – чувство исполненного долга. И еще я был преисполнен гордостью. Крутой «дедушка СА», настоящий мужик. Похоже, Ключник тоже испытывал нечто подобное, потому что, выходя из подъезда, он с восторгом громно и троекратно пукнул.
А в роте нас ждала засада. И хотя мы влезли в окно умывалки, разделись, спрятали форму в мусорные бачки, в одних трусах пробрались в спальное помещение и даже юркнули в свои кровати, но тут же вспыхнул свет и раздалась команда:
– Рота, поъем!
– Веденеев и Ключников, выйти из строя! – скомандовал Вертоух, и глаза у него блестели интенсивнее, чем козырек на фуражке.
Мы, покачиваясь, покинули строй – два шага вперед и поворот на 180.
– Где были во время вечерней проверки? – начал допрос старшина медленно надвигаясь.
– В клубе, – выговорил Ключник первую половину условленной фразы.
– Играли в шахматы, – закончил версию я.
Вертоух прошел мимо нас. Я видел, как раздувались его ноздри. У него был уникальный нюх, у этого прапорщика.
– Спустить трусы, – приказал Вертоух.
– Ну, товарищ старшина, – заулыбался Ключник.
– Это приказ!
Рота замерла, и мы выполнили приказ.
Сто тридцать человек с восхищением рассматривали наши вздувшиеся, кровоточащие члены. Рейтинг нашего авторитета пополз вверх.
– Трое суток ареста! – подсобил этому росту старшина.
– Есть! – рапортовали мы.
Вот так все оно и было. Два года. 24 месяца. 730 суток. 17520 часов. 1051200 минут. 63 миллиона 72 тысячи секунд. И я уже почти похоронил свою мечту о том странном чувстве, которое чудилось мне, когда я смотрел на женщин юными глазами, когда страдал и мучился первой своей любовью. Моя греза о Совершенном Восторге протухла в затхлом солдатском быту, была растоптана тысячами грязных кирзовых сапог, рассмеяна едкими армейскими шуточками и извращена до пошлой скверны «кромешной ясностью» коллективного бытия. «Прощай! Прощай!» – иногда кричал я ей во сне и просыпался в слезах. Но…

II. Отношение к военной службе
12. 28 мая 1985 г. на основании приказа МА СССР № 72 от 28.03.85 уволен (демобилизован) в запас и направлен в Советский РВК г. Уфы.
К месту назначения обязан прибыть и встать на воинский учет 03 июня 1985 г.
Командир части полковник Барабаш
Я опускаю небольшой промежуток времени, в течении которого я переместился из в/ч 43006 на берег озера Аслыкуль, затерянного среди полей и лесов Бугульминско-Белебеевской возвышенности Южного Урала. Мое психофизическое самочувствие этого периода можно сравнить с клинической смертью, когда человек находится в состоянии ноля и у него равные шансы сыграть в плюс или минус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30