Все долго и дружно смеялись. Потом кто-то из компании сказал: «Да, но почему бы не послушать радио?» Я ему предложила сделать это, и, если ему сообщат, в каком веке мы живем, пусть придет и похвастает.
Из всей нашей компании, пожалуй, самой интересной парой были австралийцы. Ему 70 лет, ей 65. Они покинули Австралию 10 лет назад и с тех пор живут на яхте, скитаясь по белу свету. Свою яхту они назвали «Bachelor's wife» – «Жена холостяка». Долгое время они жили в Африке, в Южной Америке, на Антильских островах. Сейчас уже во второй раз находятся в южных морях. Оба сухощавые, бледнолицые, всегда улыбающиеся, курят и крепко выпивают.
Интересно, что большинство молодых людей, которых мы встретили на островах, а это в основном американцы, не курят. Я даже в дневнике записала: «Не курят, не пьют, только чай да разговоры до умопомрачения».
Еще перед тем, как отправиться к Рози, мы зашли в лавку китайца. Он как две капли воды похож на одного из героев книги Анны ван де Вилле «И Пенелопа путешествует». Отказавшись поменять французские франки на полинезийские (официальную валюту французской Полинезии) и предпочтя им американские доллары, владелец лавки стал нас расспрашивать – кто мы, как добрались, куда направляемся и правда ли, что у нас сломана мачта.
В поисках подходящей для мачты трубы мы с Лесли и Джефом побывали всюду, но тщетно. Самое лучшее, что видели, – железобетонный столб.
Распространился слух, что на остров приезжает губернатор Таити. И началась спешная подготовка к его встрече: танцы, репетиции. Вечером все население Атуаны, от стариков до детей, собралось на площади. Пели, хлопали в ладоши и обсуждали танцоров. Танцы полинезийцев чрезвычайно сложные и трудные, ритуальные, тесно связаны с бытом. Есть свой распорядитель, который руководит танцем. Он запевает, остальные ему отвечают, и так до конца танца ведется диалог. У мужчин пляски воинственные, сопровождаемые гортанными кликами и устрашающими движениям копий. Иногда они пляшут с зажженными факелами в руках. И так ловко и виртуозно перебрасывают их, так стремительно вращают их, что создается впечатление извивающейся в пламени фигуры. Некоторые женские танцы исполняются на коленях, движения рук при этом очень выразительны.
Самые, пожалуй, интересные пляски – смешанные, в которых состязаются, стараясь переплясать друг друга, двое мужчин и девушка или же юноша и девушка. Здесь демонстрируются чудеса темперамента – вращение бедрами, причем мужчины совершают его, танцуя на кончиках больших пальцев ног. Этим искусством владеют далеко не все полинезийцы – очевидно, оно достигается огромными усилиями. Я приложила немало труда, пытаясь постичь секрет танца, но так и не смогла добиться такой виртуозной быстроты, гибкости и изящества.
Наиболее захватывающее зрелище – это пляски в сопровождении ударных инструментов, которые представляют собой всевозможные горшки, обтянутые кожей, и специальные молоточки. Танцоры и музыканты все время поют. В танцах полинезийцев столько кипучей радости и жизни, а у танцоров и музыкантов так сияют глаза, что невозможно спокойно слушать и равнодушно смотреть. Мне показалось, что и в моей душе что-то поднялось и выплеснулось восторгом. «Боже мой, что же это за колдовство?!» Ночь, остров посреди Тихого океана, пылают факелы, немыслимо извиваются гибкие тела, мечутся длинные и черные как смоль косы, а мы с Дончо сидим будто на раскаленных углях, неистово хлопаем в ладоши и вместе со всеми самозабвенно издаем гортанные клики.
Но пляска продолжается. И самая полная девушка пляшет в таком темпе, извивается столь пластично, что невольно думаешь: да есть ли у нее кости, уж не гуттаперчевая ли она?!
Когда танец закончился, несколько пожилых мужчин подошли к танцорам и выразили им какое-то неодобрение – видимо, те допустили ошибку в одном из множества ритуальных движений. Танцоры и музыканты не пошли в пальмовую рощу, как в старое доброе время, когда естественным завершением пляски было удаление парочек в теплую, благоухающую ночь. Нынешним плясунам вот уже 70 лет церковь объясняет, что благочестиво, а что грешно. Поэтому они после короткой передышки вновь продолжили репетицию.
В два первых вечера на танцорах и музыкантах была очень удобная одежда – «парео», лоскут цветастого ситца, повязанный на бедрах. На некоторых островах «парео» продолжают носить и мужчины. Женщины в последнее время надевают также блузки или повязывают через шею на грудь лоскут цветастого ситца. Женская грудь, о которой столько вздыхали рыцари в Европе, для полинезийца никакого интереса не представляла. Поэтому туземки грудь не прятали. Когда же появился белый человек, то он объявил их бесстыдницами. Бедные полинезийки! Откуда им было знать, что оставлять женскую грудь обнаженной, чтобы ее видели мужчины, – это большой стыд. Так бы они и жили в неведении, если бы не пришел кто-то со стороны и не указал им на такой позор! А у полинезийцев была своя, веками складывавшаяся мораль, которая вполне подходила для их географической широты и совсем не годилась для других широт. Поразительно, насколько условна и относительна мораль на нашем земном шаре! Но вспомним, как много на свете других народов и стран и, значит, сколько еще различных «моралей» существует на белом свете!
Маркизцы (которых, надо заметить, считают самыми красивыми среди полинезийцев) на генеральной репетиции были наряжены в листья кокосовых пальм. Из пальмовых листьев изготовили юбки: для мужчин – короткие, для женщин – подлиннее, ниже колена. Грудь женщины прикрыли связками листьев, а на голову надели венки из цветов. У мужчин на голове красовались короны все из тех же пальмовых листьев. Появился и отряд всадников в таком же одеянии, но с копьями в руках, будто готовился не торжественно встречать губернатора, а напасть на него.
Танцы проходили всегда по вечерам, и мы не могли их снимать при свете факелов. Однако мы упорно таскали с собой киноаппараты, надеясь, что когда-нибудь пляски начнутся засветло и уж тогда мы обязательно отснимем чудесные кадры. Пока же я записала их песни на магнитофон.
К сожалению, никто из нашей группы не говорил по-французски. Называю «группа» потому, что обитатели всех яхт, стоявших в заливе, жили дружно, одним коллективом. Была среди нас одна швейцарка в обществе американского морского офицера. Она-то и помогала нам общаться с местным населением. Правда, они вскоре отплыли. Но нам с Джуди, как самым непоседливым и общительным, удалось наладить дружеские контакты с островитянами и с помощью нескольких французских фраз, которые знала Джуди, добывать фрукты. Кое-где плоды мы покупали, а кое-где их нам просто дарили. Когда мы предлагали полинезийцам деньги, они энергично отмахивались, совали их обратно нам в карманы и заваливали нас всевозможными дарами. Мы возвращались к себе с огромными сумками, доверху набитыми плодами хлебного дерева, папайи (нечто вроде дыни, но растущей на дереве), манго и мелкими кислыми лимонами. Даже вино брали в долг у Рози. Почему в долг, я уже и не помню – вероятно, не было при себе денег. Помнится, однажды мы вернулись с Джуди из деревни с богатыми трофеями – несколько сумок с фруктами, много хлеба и два бидона вина. Всю поклажу несли трое курчавых, улыбающихся местных молодцев, а мы важно шагали впереди них. На берегу наши мужчины, ошеломленные этим зрелищем, встретили нас изумленными возгласами. А мы готовы были лопнуть от гордости и не пожелали дать никаких объяснений. Юноши, имена которых мы так и не запомнили, потому что в каждом насчитывалось до 15 гласных звуков, молниеносно вскарабкались на ближайшую пальму и набросали нам целую гору кокосовых орехов. Потом спустились на землю и показали, как тремя ударами ножа отсечь верхнюю часть ореха и пить прохладное и свежее бесцветное кокосовое молоко. В спелом орехе молоко превращается в твердую массу белого цвета, тоже очень вкусную и жирную. Из зрелого ядра получают ценную копру, которую сушат и затем продают.
Нас обвинили в том, что мы слишком быстро приспособились к распространенной на Маркизских островах полиандрии: когда одна женщина имеет одновременно несколько мужей – обычай тоже очень давний. Сказали, что нас можно спокойно оставлять здесь, на острове, но если все же Дончо и Джеф думают и дальше плавать с нами, то они не должны отпускать нас на базар одних. Мы приняли все обвинения с достоинством, ничего не отрицали. Но, как оказалось, никто из владельцев яхт не мог столь же удачно снабжать всю нашу компанию и фруктами, и плодами, и даже вином в кредит.
Чаще всего мы собирались на тримаране Джефа и Джуди или на нашей «Джу». На нашей лодке всем разместиться было, разумеется, невозможно, поэтому «гости» привязывали к ней свои динги и сидели в них. Я жарила плоды хлебного дерева, нарезав их ломтиками, словно картофель. Получалось очень вкусно. А Дончо вызвал всеобщее восхищение своим фирменным блюдом – «скурдулей», которое он готовил из собранных со всех яхт продуктов: сухого молока, орехов, чеснока, размоченного хлеба и еще бог знает каких специй.
Больше всего мне нравилось безмятежно ходить с яхты на яхту и вести нескончаемые беседы. Говорили о том, кто сколько плавал, кто как определял свое местоположение, с какими трудностями сталкивался, каким был ветер и сколько дней полный штиль держал судно у Галапагосских островов. Сообщали страшные истории о яхтах, разбившихся при столкновении с животными или налетевших на рифы, рассказывали, кто чем занимался на суше и о том, что, когда все надоедает, отправляются в плавание, накопив за многие годы деньги на приобретение яхты и на само путешествие. Компания подобралась очень разношерстная, но, к нашему удивлению, никто не был богат. Раньше я представляла себе, что странствовать по свету могут лишь богатые люди. Ничего подобного! Путешествуют самые разные люди, причем даже не обладающие крупными капиталами. У некоторых денег хватило только на покупку яхты, снаряжения и продуктов. Рассчитывают же они на то, что смогут подработать в каком-либо порту и затем продолжить свой путь.
В лагуне стояло на якоре еще одно судно – великолепная черная двухмачтовая шхуна. Говорили, что она принадлежит Жаку Брелу, но сам он не жил на судне, и, пока мы находились на острове, мы ни разу не видели его. Вероятно, он нашел укромное место для спокойного отдыха.
Дончо

Одинаковые условия – одинаковые интересы
О чем говорят яхтсмены.
За сколько дней пересекли Тихий океан.
Сколько стоит яхта и оборудование.
Какими приборами, инструментами обзавелись
сколько уплачено за все это.
Что на яхте сделано собственными руками.
Что собираются купить.
Где и какие продукты продаются и какова их цена.
На каком острове можно найти работу, чтобы подсобрать денег.
Какая яхта где находится. Кого они застали в такой-то лагуне и кто куда отправился.
Сколько яхт разбилось.
Как определяют свои координаты.
Где какое дно. Держат ли якоря.
Кто откуда. Какие порты и каковы законы в его стране.
Какой марки автоматическое рулевое управление, часы и секстан.
Кто где побывал и сколько времени плавает.
Вопросы систематизированы не по их важности. Этого сделать невозможно, потому что и характер, и интеллект у людей разные. Но одинаковые условия, одинаковый образ жизни, радости и тревоги – все это до какой-то степени уравнивает интересы.
О чем не говорят. Что табу.
Каковы ближайшие планы.
Дата отплытия и место следующей остановки.
Сколько денег у тебя в кармане или на банковском счету.
Что думают о твоем путешествии твои родные или друзья (есть, разумеется, исключения из этого правила).
Никаких разговоров о спиртном, сигаретах, москитах и женщинах.
Джу
Так много воспоминаний об этом острове сохранилось в моей памяти, будто мы провели на нем несколько месяцев. А по существу, пробыли там всего пять дней.
На третий день к нам зашел Джеф и озабоченно спросил, как мы решаем проблему «туалета». Все отлично понимают, что такое спасательная лодка, и все долго гадали, как же мы разрешили этот больной вопрос, но только Джеф осмелился спросить. «Мало того, что вы черт знает как справляетесь с этой посудиной в океане, так и на берегу вам приходится терпеть неудобства». В ответ мы лишь скромно пожали плечами. Как ему объяснишь, что на лодке все на виду, и мы вынуждены ждать, пока стемнеет, или же, вскочив в резиновую лодку (которая неизвестно почему стала пропускать воду), лихорадочно грести к берегу, обходя стороной все яхты, ибо нас могут окликнуть, куда это мы так спешим, или же от скуки отправятся с нами, чтобы подстраховать нас при переходе через полосу прибоя, где нужно быть особенно внимательным и осторожным, чтобы не перевернуться. Затем торопливо вытаскиваем лодку на берег и мчимся в редкую пальмовую рощицу, где то и дело шныряют туземцы. Вот с купаньем нет никаких проблем. В залив впадает речка с чудесной сладковатой водой. Правда, в ней моют лошадей, но это нам не помеха. Островитяне тоже купаются в этой речке. Однажды мы встретили целый класс ребятишек из начальной школы, которых вел на купанье молодой учитель.
Я занялась стиркой. Решила, что надо перестирать в речке всю заплесневелую, испачканную и просоленную одежду. Лесли вызвался мне помочь, а под конец присоединился и Дончо, который догонял и приносил уплывшие вещи. Было весело, мы плескали друг на друга, смеялись. Тем временем Дончо пытался уговорить дремавшего в тени юношу взобраться на кокосовую пальму, чтобы его сфотографировать. Для нас непостижимо их искусство лазания по деревьям. Упираются подошвами ног в ствол, охватывают его руками и, почти стоя, стремительно взбираются наверх. Нашему новому приятелю явно не хотелось прерывать приятную дремоту, но я не помню случая, чтобы Дончо когда-либо отказался от задуманного. В конце концов юноша оказался на вершине пальмы. Сбросил оттуда несколько кокосовых орехов и, ни капельки не обжегшись, молниеносно соскользнул по стволу вниз, затем снова лег в тени, но с таким расчетом, чтобы солнце побеспокоило его как можно позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50