Он как-то сразу осунулся, руки его плетьми висели по бокам, а взгляд был совершенно пустым.
- Знаешь, Андрюша, - проговорил он тихо. - Мой тебе совет: смени квартиру, а лучше город. К черту город, поезжай на другой континент, поменяй фамилию… и как можно быстрее. А пока прощай.
Александр Громов
ЗВЕЗДНАЯ ВАХТА
- Кажется, Сократ нашел Млечный Путь, - сказала Марта.
- Что, опять? - механически отозвался я. Новость была не из тех, ради которых стоит все бросать, мчаться к источнику информации, издавать бессмысленные междометия и всплескивать руками, изображая восторженного идиота. Я даже головы не повернул.
У Марты вкрадчивое контральто. В нем самой природой заложен такой женский призыв, что многие обманываются. Кто-то получает по рукам, а кто-то и в глаз. Ничего ее тон на самом деле не значит, однако действует так, что у Марты трое детей. Иной раз самая неприступная цитадель выкидывает белый флаг.
Но чаще похотливый агрессор получает отпор. Получал и я. Получали все. У Марты были неприятности, ее собирались отчислить из отряда и не сделали этого лишь потому, что мы все за нее вступились. Пообижавшись сколько положено, самый тупой и разнузданный самец сообразит: Марта - отличный товарищ, классный специалист, надежный партнер в работе, а на большее не посягай. Она ли виновна в том, что природа вложила в нее бездну женственности? Как правило, все обиды растворяются без следа еще в период наземной подготовки, а уж на лунной базе, где идет окончательная “притирка” команды, ни о каком донжуанстве уже и речи нет.
Рецидивы во время годичной вахты на “Вспышке” бывают. Год для человека - большой срок. Но у нас с Мартой отношения чисто товарищеские - как-никак вторая вахта у обоих.
Пройдет срок - Марта и на третью подпишется. У нее дети, которых надо кормить, и прорва женственности, а мужа нет как нет.
Станция “Вспышка” существует уже сотню лет, а где она находится, до сих пор никому не известно. Очень далеко - вот и все, что можно сказать. Не в нашей Галактике, это точно. В какой-то иной. С одной стороны - обидно. С другой - хорошо, что первый, и пока единственный, обнаруженный субпространственный Канал вообще вывел людей хоть куда-то. Не выбросил во вселенную с иными физическими законами, где ничто земное не выживет и микросекунды, не втолкнул в недра звезды, не закинул в бедную материей область пространства, где даже газа почти нет, а до ближайшей звездной системы не меньше гигапарсека. Наоборот - вывел к интересной звезде неизвестно в какой галактике. Звезда эта, по некоторым признакам, - предсверх-новая. В ее недрах идут прелюбопытные процессы, а наша задача - увеличивать с каждой вахтой поголовье автономных научных станций, обращающихся вокруг нее по разным орбитам, следить за исправностью техники, обобщать результаты, давать прогнозы и при первых признаках реакции, обещающей взрыв, - уносить ноги.
Все это хорошо, конечно, и жутко интересно для науки. Еще лучше, что вход в Канал найден буквально “в двух шагах” - внутри Солнечной системы довольно высоко над эклиптикой. Он путешествует по Галактике вместе с Солнцем и, кажется, не намерен нас покинуть. По этому поводу теоретики сочинили массу прелюбопытных гипотез. И уж совсем замечательно, что Канал стабильно позволяет людям не только попасть в иную точку пространства, но и вернуться обратно.
Вахта - год. Команда исследователей - шесть человек. И перезрелый красный гигант, тужащийся в попытках взорваться. Черт знает в какой точке Вселенной.
- Точность идентификации девяносто девять и девять, - с призывной хрипотцой мурлыкнула Марта.
- Да ну?
На сей раз я был поражен не на шутку. Бросил работу, помчался, навис над монитором.
- Если это розыгрыш…
- Смотри сам. Группа из трех галактик на дальней периферии большого скопления. Одна галактика гигантская, типа эс-бэ, два спиральных рукава, один рукав искажен. Это Туманность Андромеды. Вторая - тоже гигантская, но чуть поменьше. Тип эс-бэ-бэ. Маленькая перемычка, четыре спиральных рукава. Это Млечный Путь. Третья - средней яркости, слегка растрепанная, с тремя основными рукавами и несколькими мелкими, тип эс-цэ. Это Туманность Треугольника. Остальные галактики Местной группы, конечно, не видны. А спектры этих трех в целом соответствуют.
Сколько раз они уже “в целом соответствовали”! Во Вселенной пропасть галактик, обнаруживаемых нашими скромными средствами, и каждая из них индивидуальна. Казалось бы, идентифицировать Млечный Путь - плевое дело… Однако сейчас мы видим его таким, каким он был в те времена, когда по Земле и динозавры-то еще не бегали. Это в лучшем случае. В худшем - когда еще не было самой Земли. Не так уж трудно подобрать похожую тройку галактик из миллиардов и миллиардов и заявить, что они-то и есть ярчайшие галактики Местной группы. С вероятностью от десяти до пятидесяти процентов, что курам на смех.
А вы попробуйте-ка перебрать все эти миллиарды галактик и проанализировать каждую группу в отдельности. Сколько у вас уйдет времени?
Но сейчас Сократ - мозг “Вспышки” - неспроста дает вероятность 99,9. По яркости и местоположению очередной “подходящей” тройки он приблизительно определил расстояние до нее, учел поправку на истекшие миллионы лет, принял во внимание существующие теории галактической эволюции и сделал вывод.
Сократ жутко умный и, подобно своему греческому тезке, никогда ни в чем не уверен на сто процентов. И если он считает, что его мнение истинно аж на 99,9%, - значит, с человеческой точки зрения, оно истинно в последней инстанции - и точка.
- Поздравляю, - сказал я не без зависти. - Ты первая, кто видит Млечный Путь со стороны. Но я второй, что тоже неплохо. Скорее фиксируй, не то замаешься доказывать свой приоритет. Кстати… так, в рамках праздного любопытства… где мы находимся?
- В одной из галактик скопления в Северной Короне, - низким и вибрирующим, черт бы его побрал, голосом проговорила Марта. - Большая тебе от этого польза?
Я пожал плечами.
- Да так, знаешь ли… Пользы, положим, никакой, я ведь не астрофизик-теоретик. Просто странно жить, не зная своего адреса. Идиотом себя чувствуешь. А от Млечного Пути мы далеко? Сколько в мегапарсеках?
- Почти триста. Без малого миллиард световых лет.
Мило. Значит, мы видим нашу Галактику такой, какой она была в те времена, когда на Земле еще не возникли многоклеточные организмы. Научный мир закряхтит от удовольствия и взвоет от нетерпения: считать! быстрее! проверять модели! Авось нашей вахте перепадет со всей этой суеты какая-нибудь премия.
Поделим на шестерых. Ведь на месте Марты мог оказаться любой из нас - чисто теоретически. Практически же каждый занят своим делом, тем, к которому у него лежит душа, и в чужие дела без спросу не лезет. Подготовка у нас универсальная. Я, например, могу заменить и Марту, и Петера, но предпочитаю заниматься собственно станцией. Марте по душе Дальний Космос, а Петеру - наша подопечная звезда, которая пульсирует, коптит, выбрасывая углеродную пыль, и никак не желает взрываться. Конечно, если я заболею, они легко справятся с ремонтом и профилактикой бортовых систем. Сократ поможет, В сущности, на всех трех постах работа одинаково монотонная - само собой, в штатном режиме. В нештатной ситуации мы, разумеется, потревожим покой отдыхающей тройки.
Двенадцать часов работы - потом двенадцать отдыха. И так каждый условный день в течение года. Две тройки. Одна женщина и двое мужчин в каждой. Такое сочетание кажется психологам оптимальным.
Мне - нет. Все время хочется быть в глазах Марты лучше Петера, и это утомляет. Но я согласен с тем, что зеркальная комбинация - две женщины, один мужчина - просто кошмарна.
Подлез и Петер, долго разглядывал картинку с тремя невзрачными туманными пятнышками, морщил чело - он вообще немножко заторможенный, - читал выкладки Сократа, а потом заявил:
- Отметить надо.
Вот тебе и заторможенный. Сообразил раньше меня.
- Остальных будить? - спросил я.
- Само собой. Ты бы не обиделся, если бы по такому случаю тебя не разбудили? Я бы обиделся.
Тут Петер прав.
- Вот и иди, - сказал он.
Мне очень не хотелось будить отдыхающую тройку. Двенадцать часов на вахте - это святое, отдай и не греши. Но и двенадцать часов личного времени не менее святы. Покушать от души, помыться в душе, поспать, книжку почитать, наконец, или фильм посмотреть… Для каторжника сладка любая минута отдыха, потраченная по своему разумению, - а кто сказал, что у нас тут не добровольная каторга?
Хуже всего, конечно, будить спящих. Этьен-Жерар просто ругается, хоть святых выноси - он самый безобидный. Анжелика может и в лоб засветить. А Хорхе просто встанет и пойдет куда надо без лишних слов и антиобщественных действий, но он-то и есть самый опасный. Если решит, что его отдых прерван без достаточных оснований, - отплатит позже вдесятеро.
- А почему я? - вырвалось у меня.
- Потому что у тебя ничего срочного, а мне “Запал” к запуску готовить.
- Я могу подготовить, - предложил я без особой надежды.
- Бог подаст. Иди, иди…
Я и пошел - то есть поплыл. На оси станции, где Центральный пост, - всегда невесомость, но чем ближе к вращающемуся ободу, тем тяжелее. В жилых помещениях почти земная тяжесть, и атрофии мышц у нас не бывает.
Пробудившийся Этьен-Жерар обрушил на меня поток сквернословия. На сей раз я не узнал о себе ничего нового - он давно не менял репертуар. Анжелика молча швырнула мне в голову ботинок. Не был бы я начеку - попала бы. Хорхе, как обычно, ничего не сказал, но посматривал на меня, как мясник на тушу - сейчас расчленить или чуть погодя?
- Вольно, коматозники, - сказал я им. - Аида в Центральный. Празднуем обретение нами адреса во Вселенной. Марта уже спирт разводит.
Пока я им, тупым со сна, объяснял, что к чему, пол тихонько дрогнул - значит, “Запал” стартовал.
“Запал” - последний и главнейший автономный аппарат из целой орбитальной системы. Ее суть - сфокусировать малую толику темной энергии, без дела обретающейся во Вселенной, и с ее помощью исследовать звезду “на просвет”. По всем теоретическим моделям, нашему красному гиганту уже давно пора взорваться, а он - ни в какую. Считается, что дозированное воздействие темного излучения никак не повлияет на идущие в звездном ядре процессы.
Даже если облучение предсверхновой невинными дозами сыграет роль “спускового крючка” - уже и этот результат даст многое и полностью оправдает существование станции. Мы же, по идее, должны успеть смыться. Напрасно многие думают, будто звезда взрывается с поспешностью динамитной шашки. На самом деле станция испарится спустя часы, если не сутки после начала процесса. Еще до раздувания оболочки из недр сверхновой хлынет такой ливень нейтрино, что только дурной не всполошится, глядя на приборы, и пройдет не меньше часа, прежде чем диаметр звезды увеличится вдвое. Наш катер всегда “под парами”. Сборы - пять минут. Консервация станции никому не нужна - пусть приборы работают, пока не расплавятся, и шлют нам данные, а мы нырнем в Канал не раньше, чем станет по-настоящему жарко.
Вся беда в том, что за последние сто лет ничего такого не случалось, и случится ли в ближайшее тысячелетие - неизвестно. А содержание станции стоит денег, и немалых. Если во всем слушаться теоретиков, вечно уверяющих, что “вот-вот”, никакого бюджета не хватит.
В Центральном - точнее, на его периферии, где маленькая тяжесть все-таки есть, - уже все готово для праздника. Столик накрыт, спирт разведен водой и вишневым сиропом. Ну, конечно, восставшим от сна сперва было продемонстрировано фото трех туманных пятнышек и оглашен вердикт Сократа: вот она, Местная группа.
- А далеко мы забрались, - зевнув, высказала мнение Анжи.
- Да как сказать, - пожал плечами Этьен-Жерар. - Кластер в Северной Короне - это ведь по масштабам Вселенной почти рядом. Канал мог вывести нас и подальше.
- Найдется другой - возможно, и выведет, - подал голос Петер.
- Да где он найдется? В Солнечной системе их вроде больше нет, а до звездных полетов нам еще расти и расти…
Тут я предложил немедленно выпить, но был поддержан одной лишь Мартой. Нам с ней все эти разговоры о дурной бесконечности Вселенной, о великой космической пустоте и скромном месте человечества в ней давно опротивели. Мы не философы-космисты и даже не ученые, а просто наемные работники. Выполняем программу, разработанную не нами. Делаем то, что скажут, и получаем за работу жалованье.
Остальные четверо, конечно, тоже. Но у них, в отличие от нас, первая смена на “Вспышке” и всего-навсего третий месяц. Задолго до конца года все эти “детские болезни” пройдут сами собой. Проверено.
Выпить-то мы выпили, торжественно чокнувшись и поощущав какое-то время величие момента. А потом вновь пошло-поехало…
- Что такое человечество? - наскакивал Этьен-Жерар на Хорхе. - Сказано давно и не нами: это инструмент, созданный Вселенной для познания себя. Так? Нет?
Хорхе изо всех сил мотал головой, но Этьен-Жерар не реагировал:
- Мы - инструменты! Так почему же Вселенная допустила нас в одну-единственную точку? Может, вход в Канал в Солнечной системе вообще чистая случайность? Не верю!
- Ну и не верь, - буркнул Петер.
- Если мы инструменты познания, то должны быть там, где интереснее, - подначила Анжи. - Если Канал один, то выходит, что интерес у Вселенной тоже один-единственный - к взрывам старых звезд?
- А почему бы и нет?
- Она еще молодая, - ухмыльнулся я, - поэтому интересы у нее односторонние. Вот подрастет - откроет нам новый Канал. Всего-то через пару миллиардов лет. Жди-пожди.
- Этих Каналов во Вселенной - как грязи!
- Да? Ты их видел?
Выпить по второй и последней нам все же удалось. Петер показал свой коронный номер “Акула глотает медузу” - выплеснул спиртное из своей посуды так, что оно собралось в воздухе в трясущуюся амебоподобную дрянь, небыстро дрейфующую вниз, и поймал ртом.
- Пойду, - произнес он после этого, взглянув на часы. - “Запал” уже сработал. Сейчас данные начнут поступать.
Вот и весь праздник.
Хорхе зевнул и заметил, что, пожалуй, отключится еще часиков на пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55