Нельзя, конечно, ставить пышный и радостный финал оперы рядом с недосягае­мой силой бетховенского гимна, но замысел Штрауса аналогичен - «Обнимитесь, миллионы!». Музыка в це­лом отличается суровым колоритом. При наличии неко­торых выразительных эпизодов (драматически мрачная начальная сцена, траурное шествие, переход от тревож­ного ожидания гибели к торжественному звону колоко­лов) опера не принадлежит к числу творческих удач Штрауса. Она осталась в памяти преимущественно как декларация старого музыканта, решившегося идти не в ногу с диктаторским режимом. Закончив либретто опе­ры, Грегор справедливо отмечал, что «в условиях со­временной Европы она все больше приобретает символи­ческий смысл».
Любопытна сценическая судьба «Дня мира». По иронии истории премьера состоялась в Мюнхене в 1938 году, когда было заключено пресловутое мюнхен­ское соглашение, сыгравшее зловещую роль и подго­товившее вторую мировую войну. Несмотря на пиетет, окружавший знаменитого композитора среди любителей искусства, опера не имела успеха. Впоследствии она лишь изредка появлялась на сцене некоторых немецких театров. Не успел Штраус закончить партитуру «Дня мира», как принялся за следующую. Словно отмежевы­ваясь от гнетущей современности, от авантюр и сомни­тельных побед Гитлера, старый мастер углубляется в милый его сердцу мир ан­тичности. Одну за дру­гой он заканчивает две оперы на древнегреческие сюжеты - обе в сотрудни­честве с Грегором. «Даф­на» повествует, на осно­ве известного мифа, о пре­красной нимфе, дочери богини Геи, которую по­любил бог Аполлон.
Опера названа «буко­лической трагедией», при­чем пасторально-идилли­ческий элемент выражен в ней несомненно силь­нее, чем трагедийный. Это наиболее ярко сказа­лось в пленительной му­зыке Дафны, в возвышен­ной красоте ее арий (осо­бенно начальных и фи­нальной), в чарующем звучании оркестра, словно окутывающего партию ним­фы шелестящими, певучими волнами. «Дафна» была впервые поставлена в октябре 1938 года в Дрездене, но большого отклика не получила. Германия была охва­чена военной горячкой. Нацисты оккупировали все но­вые и новые земли, назревала угроза мировой ката­строфы. В июле 1939 года праздновалось 75-летие Штрауса. Оно отмечалось довольно скромно - по тради­ции провели в некоторых городах штраусовские педели, и этим ограничились.
«Железный Рихард» чувствовал старость. Одолевали приступы ревматизма, все больше времени приходилось проводить па курортах. В сентябре 1939 года гитлеров­ские войска вторглись в Польшу. Разразилась мировая война. Штраус находился в Швейцарии, но вскоре вер­нулся домой. Его увлекали новые замыслы. Словно стремясь противостоять «готической» ночи нацизма, в ко­торую погрузилась его страна, старый композитор снова обратился к солнечной Греции. Он приступил к боль­шой 3-актной опере «Любовь Данаи», с подзаголовком «веселая мифология». Штраус давно подумывал об этом сюжете. Еще в 1920 году Гофмансталь предложил набросок сценария, и через много лет композитор вер­нулся к своей мысли. Он закончил партитуру в драма­тические дни войны, летом 1940 года. Видимо, понимая несвоевременность «веселой мифологии», он отложил по­становку до окончания войны. Предполагалось лишь исполнить оперу в концертном плане на Зальцбургском фестивале 1944 года. Но к этому времени гитлеровский рейх находился на краю гибели. В августе того же го­да состоялась генеральная репетиция, а затем последо­вало распоряжение правительства о закрытии театров. Как и желал автор, его опера дождалась премьеры по­сле войны, в августе 1952 года.
В опере фигурируют традиционные персонажи эл­линской мифологии во главе с Юпитером и прекрасной Данаей. Престарелый композитор снова блеснул моло­дой силой дарования. Многие страницы партитуры при­влекают полнокровной красотой мелодики и великоле­пием оркестрового наряда. Словно подводя итоги дол­гого творческого пути, Штраус сочетал в этой опере две стилистические манеры: тяжелую роскошь вагнеровских звучаний, характерную для ранних опер, особенно для «Гуитрама», и легкую прозрачность моцартовского пись­ма, к которой он стремился начиная с «Кавалера розы». Фрагменты, написанные в той и другой манере, связыва­ются плавно и свободно, чему способствует несравнен­ное мастерство композитора. Возвращаясь мыслью к дням молодости, Штраус привел в музыке «Данаи» лю­бопытную цитату из «Кавалера розы»: в оркестровом вступлении к последнему акту «Данаи» (где всесильный бог вынужден отступить перед чувством юной любви) звучит тема фельдмаршальши, с грустью признающей, что молодость прошла. «Любовь Данаи» - искренняя и трогательная поэма уходящего поколения, лирика заката могущественных сил перед лицом новой, юной зари. Быть может, ни в одной из опер Штрауса не раскрылась так ясно глубокая связь с заветными переживаниями композитора, как в этой «веселой» истории бога и смертной девушки.
Отложив партитуру «Данаи» до лучших времен, не­утомимый маэстро не успокоился. Он уже работал над новой оперой, замысел которой возник еще в 30-х годах. Однажды Цвейг обратил внимание Штрауса на либрет­то, написанное в конце XVIII века неким аббатом Касти для оперы А. Сальери «Сперва слова, потом музыка». Мысль увлекла Штрауса. Но в мрачных условиях того времени участие Цвейга исключалось и пришлось снова обратиться к Грегору. Не удовлетворившись первыми набросками сценария, Штраус сам взялся за составле­ние текста и привлек венского дирижера К. Крауса. Так возникла последняя и одна из самых оригинальных опер Штрауса. Она получила название «Каприччио», собственно, ничем не связанное с сюжетом и, по-видимо­му, обозначающее некоторую причудливость, капризность самого замысла. Опера носит подзаголовок «Разговор­ная пьеса с музыкой в одном действии». Партитура бы­ла закончена в августе 1941 года, премьера состоялась в родном Мюнхене в октябре 1942 года, в те дни, когда Советская Армия вела смертельный бой с гитлеровски­ми войсками. Великий мастер намеренно отстранялся от страшной действительности. Жанр и сюжет новой оперы оказались неожиданными даже для людей, близко зна­комых с его творческими замыслами. «Каприччио» - диспут на извечную тему оперной эстетики: что являет­ся определяющим началом - слово или музыка?
К этому вопросу Штраус обращался и раньше - в опере «Интермеццо». Тогда он отдавал первенствующую роль слову. Теперь, почти через 20 лет, он развернул по этому поводу дискуссию, притом в своеобразной форме оперного либретто. Он мечтал о легкой, веселой пьесе, блещущей остроумными диалогами, меткими репликами и хлесткими выпадами в духе Мольера или Уайльда. В значительной мере это удалось ему.
Заимствованный у Касти сюжет довольно затейлив. Действие происходит в замке некоей графини близ Па­рижа, во времена Людовика XVI. Поэт Оливье и музы­кант Фламанд спорят, каждый из них отстаивает пер­венство своего искусства. Оба влюблены в графиню. Она должна рассудить, кто из спорщиков прав, и тем самым показать, кого из поклонников она предпочитает. Графиня в нерешительности. Находящийся в замке ди­ректор театра предлагает поэту и музыканту вместо споров написать оперу. Граф, брат красавицы, пред­лагает им: «Опишите самих себя и сегодняшние собы­тия». Соперники принимают предложение и собираются в Париж. Через дворецкого поэт просит графиню принять его на следующее утро, чтобы получить указание, ка­ким финалом закончить оперу. Удивительное стечение обстоятельств - с тем же вопросом и с просьбой о встрече обращается к ней и музыкант. Пораженная сов­падением, графиня приходит к мысли о неразлучности поэта и композитора, о связи поэзии и музыки. Оба ис­кусства равноправны, никому из них нельзя отдать пред­почтение. Должно быть, мысли Штрауса выражены в словах графини: «Музыка будит чувства, они стремятся высказаться в словах. А в словах живет тоска по звуку, по музыке». Но в конечном счете у всех искусств одна родина, один источник - «наше сердце, жаждущее кра­соты». С умной скептической улыбкой многоопытный композитор приходит к выводу о бесплодности споров, о гармоничном слиянии обоих соперничающих начал.
Можно подумать, что ради столь общего вывода не стоило писать большую оперу, да еще с признаками лю­бовной интриги. Но музыка Штрауса полностью оправ­дывает этот своеобразный опыт. Завершая длинную галерею своих опер, композитор создал поистине обо­льстительную партитуру. Эту классически ясную улыбку старости часто не без основания сравнивают с гениаль­ным «Фальстафом» 80-летнего Верди. Музыка «Каприч­чио» вновь блеснула неисчерпаемой силой и яркостью вдохновения, пленительной мелодикой и несравненной прелестью оркестрового звучания, напоминая лучшие страницы «Кавалера розы» или «Арабеллы». Это был чудесный цветок, выросший среди огня и дыма, на краю бездны, в которую все глубже погружалась нацистская Германия. Впервые поставленная в Мюнхене осенью 1942 года и не получившая большого отклика, опера вы­шла на сцены театров лишь после войны.
Тем временем тучи вокруг Штрауса сгущались. Не­которые его высказывания дошли до гитлеровских чи­новников. Ему было отказано в праве ездить на лечение в Швейцарию; видным нацистам не рекомендовалось посещать его оперы. Учитывая его огромную попу­лярность, правительство все же не решалось исклю­чить их из репертуара. По-прежнему Штраус прилагал усилия к тому, чтобы даже в трудных условиях войны обеспечить благополучие семьи. Ощущение своего пре­восходства и права на комфортабельные жизненные условия не оставляло его даже в годы национальной ка­тастрофы.
Наступили дни возмездия, война вошла в преде­лы рейха, страна покрывалась развалинами. В октябре 1943 года, во время бомбардировки Мюнхена, был раз­рушен оперный театр, в котором прошла артистическая жизнь Штрауса. В этот день он начал писать «Метамор­фозы» - пьесу для ансамбля струнных; на первых эс­кизах с горечью пометил: «Скорбь по Мюнхену». Когда он приступил к переписке партитуры, был сожжен Вен­ский оперный театр - другое его пристанище. А затем закрылись все театры, и Штраус воспринял это как ко­нец мира, того мира волшебных иллюзий, в котором он провел жизнь. «Все заботы я отдаю своему творчеству и немецкой музыке. Нужно спасать ее», - записывал он в те дни.
Стремления Штрауса спасать культуру оставались в лучшем случае утопическими мечтами; с обычной без­заботностью он не видел той бездны варварства, в ка­кую вверг Германию гитлеровский режим. Едва ли мож­но было в тех условиях серьезно думать о сохранении культурных ценностей, тем не менее Штраус продолжал создавать их даже под грохот рушившейся империи. Давно уже он отказался от своего старого обычая - ок­ружать оперы венками романсов и песенных циклов. Лишь несколько романсов сочинил он после «Каприч­чио»; один из них, на слова Гёте, посвятил старому кол­леге Г. Гауптману к его 80-летию. Все чаще стал воз­вращаться к влечениям молодости - инструментальной музыке. Он пишет оркестровые сюиты на музыку Ф. Куперена, Второй концерт для валторны с оркестром (че­рез 60 лет после Первого!), сюиту вальсов по «Кавалеру розы».
Самое значительное в этом жанре - «Метаморфо­зы» - «этюд для 23 струнных инструментов». Попытка уйти в свой внутренний мир, далекий от трагедий со­временности, оказалась несостоятельной. Неминуемая катастрофа грозила его родине, и чувство безнадежнос­ти постепенно завладело его сознанием. Не имея оп­ределенной программы, «Метаморфозы» звучат как ве­личавое надгробное слово. Мелодической основой яв­ляется невыразимо скорбное и суровое начало Траур­ного марша из Героической симфонии Бетховена. Темы «Метаморфоз» подвергаются разнообразным превращени­ям, чем и объясняется их название. Штраус поражает здесь мастерством полифонического письма, позволяю­щим вспомнить о гении Баха, и чудесным звучанием не­большого ансамбля. В этой преимущественно медленной музыке выделяется более оживленная средняя часть, дышащая поистине штраусовской жизненной силой; а финал снова полон трагической печали.
Приближался конец войны. По выражению Штрауса, «надувшаяся лягушка Пруссия, называемая также Ве­ликой Германией, лопнула». В апреле 1945 года в Гармиш вступили американские войска. К вилле Штрауса подошел отряд. Композитор вышел навстречу и сказал по-английски: «Я - Рихард Штраус, автор "Кавалера розы"». Отряд удалился. Прошло несколько месяцев. Осенью 1945 года друзья помогли чете Штраусов пере­ехать из разгромленной Германии в Швейцарию. Три с половиной года Штраус с женой прожили в маленьких живописных городах горной страны - Бадене, Уши, Монтрё. И все время он не переставал сочинять: сона­тины для ансамбля духовых инструментов, Концерт для гобоя с оркестром, фантазии на темы собственных сце­нических произведений («Женщина без тени», «Каприч­чио», «Легенда об Иосифе»). В 1946 году 82-летний ком­позитор подвергся операции (аппендицит). Но это не помешало ему в следующем году отправиться в Лондон и дирижировать там двумя симфоническими концертами.
В 1948 году, еще во всеоружии способностей и ма­стерства, Штраус пишет 4 песни для голоса с оркестром на слова Эйхендорфа и Гессе. Овеянные светлой гру­стью угасания, полные возвышенной одухотворенности, они принадлежат к вершинам немецкой вокальной ли­рики, в ряду таких сокровищ, как «Лебединая песнь» Шуберта или «Строгие напевы» Брамса. Одна из луч­ших песен «На вечерней заре» заканчивается словами: «О, как мы устали от странствий. Может быть, это смерть?» И, как далекое воспоминание, в оркестровом аккомпанементе возникает тема из поэмы «Смерть и просветление». В том же году Штраус снова подвергся операции, и снова его крепкая натура выдержала. Нако­нец, в 1949 году, накануне своего 85-летия, он вместе с женой вернулся в Гармиш. Юбилей великого музыкан­та отметили спектаклями, концертами, присвоением по­четных званий. Он дирижировал на репетиции «Кавале­ра розы» в Мюнхене на радио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14