Но что особенно ценно и привле­кает к Вам сердца читателей - это полная свобода твор­чества, полная отрешенность от каких то бы ни было условных форм и предвзятых теорий, замечательная скром­ность, отсутствие всего кричащего, резкого и рассчитанно­го на эффект - черты, составляющие особенность немногих «истинных» дарований. Эта редкая свобода мысли, свобода духа, позволяющая Вам подниматься на ту высоту объек­тивного созерцания жизни, где художник и мудрец, писа­тель и человек сливаются воединое нераздельное целое, придает Вашим произведениям особенно воспитывающее значение.
Если к этому прибавить еще чувство симпатии и без­граничного снисхождения к ближнему, ту редкую чут­кость и отзывчивость ко всему человеческому, то благород­ство души, которое лежит в основе всех Ваших отношений к людям, то мы получим дорогой образ высокоталантливо­го писателя и глубокоуважаемого человека Антона Павло­вича Чехова.
Да сохранит Вас небо таким же свободным, бодрым, талантливым и укрепит Ваши силы на многие, многие го­ды для служения дорогому Вам искусству и родине, на вы­сокое поучение и наслаждение искренно любящих Вас чи­тателей».
(Следует 185 подписей, среди них - А. М. Горький, Л. В. Средин, А. М. Васнецов, С. В. Рахманинов, А. В. Ярцев, С. Я. Елпатьевский и другие.)
На другой день после прощального спектакля Художе­ственный театр уехал в Москву, оставив Чехову на память качели и деревянную скамейку из спектакля «Дядя Ваня». До конца жизни писателя они стояли в саду его ялтин­ской дачи, напоминая о днях встречи с театром, ставшим для него с тех пор самым близким и дорогим.
Позднее Чехов сделал всем артистам и артисткам теат­ра, принимавшим участие в его пьесах, оригинальные па­мятные подарки: маленькие золотые брелоки в форме кни­жечки, на которой была выгравирована надпись: «Ан. Че­хов. Пьесы. Чайка. Дядя Ваня». На обороте брелока стоя­ла фамилия артиста, которому он дарился. Книжка-брелок раскрывалась, и там на левой половине были названия ро­лей, исполненные этим артистом в чеховских пьесах, на правой же стороне - крошечная фотография группы арти­стов Художественного театра вместе с А. П. Чеховым. На брелоке Вл. И. Немировича-Данченко на том месте, где у всех были перечислены исполненные ими роли, Чехов сде­лал надпись: «Ты дал моей «Чайке» жизнь. Спасибо!»
Приезд Художественного театра к Чехову в Ялту бес­спорно имел большое значение для дальнейшего сближения с ним писателя. Чехов убедился в высокой культуре всей труппы, способной под руководством таких выдающихся режиссеров-новаторов, как Станиславский и Немирович-Данченко, создавать глубоко волнующие спектакли.
Вместе с тем Чехов теперь хорошо познакомился со всеми артистами, узнал индивидуальные особенности и возможности каждого из них. И когда в дальнейшем он писал для Художественного театра пьесы «Три сестры» и «Вишневый сад», то создавал те или иные роли для опре­деленных актеров театра. Немирович-Данченко писал в своих воспоминаниях по поводу «Трех сестер»: «Чехов в этой пьесе сделал то, что обыкновенно чересчур умными критиками порицалось: он писал роли для определенно намеченных исполнителей. Он, как великолепный, если можно так назвать, театральный психолог, хорошо уловил артистические особенности нашей молодой труппы и для пьесы выбрал из своего литературного багажа образы, бо­лее или менее близкие к их артистическим качествам».
На пьесах Чехова воспиталась замечательная плеяда русских актеров, своим мастерством завоевавших в даль­нейшем мировое признание. Через сорок лет после смерти Чехова один из величайших актеров Художественного те­атра И. М. Москвин говорил о значении Чехова: «Кто и что для нас, для Художественного театра, Антон Павло­вич Чехов? Это - сердцевина нашего театра, его духов­ный фундамент, его творческая основа... Это - первое глу­бокое познание родной страны, российских просторов» захолустных уездов, деревень и имений, познание целой эпо­хи... Таким мы впервые узнали его на заре нашей жизни, таким восприняли в свои души, таким пронесли его сквозь десятилетия творчества Художественного театра... Он учил нас видеть и понимать мир, видеть и любить Россию, верить в могучие силы народные и связывать с ними не­разрывно свое искусство. Белая «Чайка» на занавесе Художественного театра - это символ глубочайшей, неуми­рающей нашей духовной связи с гениальным писателем, которому мы столько обязаны в прошлом и в настоящем». Творческое содружество между автором и театром име­ло большое значение для будущего. Историческая встреча Чехова с Художественным театром сыграла свою роль не только в судьбе этого театра, но и определила пути разви­тия и обновления всего русского театра, и больше того - всего мирового театрального искусства. Вызванное Чехо­вым новое реалистическое искусство Художественного те­атра было преддверием будущего социалистического реа­лизма в искусстве. Именно чеховские идейно-эстетические и художественные заветы, совпавшие с программой Худо­жественного театра, помогли ему овладеть в будущем и драматургией А. М. Горького, творчество которого повли­яло на дальнейшее становление МХТ.
В своих воспоминаниях «Из прошлого» Немирович-Данченко говорит о трех «началах», которые сыграли большую роль в истории Художественного театра, - «че­ховском», «толстовском», «горьковском». Станиславский тоже свидетельствует, что «Чехов представляет из себя од­ну из вех на пути нашего искусства».
Немирович-Данченко в дальнейшем с полным основа­нием отмечал, что «Чехов является... соучастником в соз­дании искусства Художественного театра... Эмблема «Чайки» на нашем занавесе символизирует для нас наше творческое начало, нашу влюбленность в Чехова, его гро­мадную роль в МХТ».
А. П. Чехов с самого начала понял прогрессивное зна­чение Художественного театра для всего театрального искусства. Еще на заре жизни театра он написал такие про­роческие слова в одном из ялтинских писем к Немирови­чу-Данченко: «Художественный театр - это лучшие стра­ницы той книги, какая будет когда-либо написана о сов­ременном русском театре».
ОБЩЕСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Где бы ни жил Чехов, он всюду принимал самое актив­ное участие в общественной жизни. Достаточно вспомнить, как в Мелихове он «ловил холеру за хвост» (по его соб­ственному шутливому выражению в одном из писем), когда в Серпуховском уезде появилась угроза эпидемии. Чехов-врач заведовал тогда противохолерным участком, строил бараки, лечил, проводил профилактические мероприятия, читал крестьянам лекции. В течение шести лет он изо дня в день вел в своем мелиховском доме бесплатный прием обращавшихся к нему за медицинской помощью больных крестьян.
В Мелихове и близлежащих селах писатель на свои средства построил для крестьян три школы, материаль­но помогал им. В некоторых школах был попечителем. Во время Всероссийской народной переписи он руководил пе­реписным участком, в который входило 16 деревень, и сам ходил по избам счетчиком. Еще раньше, в Москве, Че­хов помогал голодающим крестьянам Нижегородской и Воронежской губерний. Ездил туда, организовывал сбор пожертвований, открывал на местах бесплатные чайные.
Наконец, поездка Чехова на остров Сахалин с целью обследовать положение ссыльных и каторжных, написать об этом книгу и «воевать, главным образом, против пожиз­ненности наказаний» «против законов о ссыльных», за улучшение положения детей ссыльных и т. д.
С первых же дней пребывания в Ялте Чехов включает­ся в общественную деятельность. И прежде всего по линии «Ялтинского попечительства о приезжих больных», членом которого он сразу же был избран.
«Если бы Вы знали, - писал Чехов 26 ноября 1899 го­да таганрогскому журналисту А. Б. Тараховскому, - как живут здесь чахоточные бедняки, которых сюда выбрасы­вает Россия, чтобы отделаться от них, если бы Вы знали - это один ужас...» Многие приезжали без гроша в кармане, особенно учащаяся молодежь, студенты, учителя. Обра­титься им в Ялте было некуда, и они часто шли к изве­стному писателю Чехову за советом, за помощью. Он стремился облегчить участь больных всеми способами: и деньгами, и советами, и хлопотами об устройстве на лече­ние, на работу.
Но помочь всем писатель, никогда не имевший больших денег, конечно, не мог. Не могло обеспечить всю массу об­ращавшихся за помощью и «Попечительство о приезжих больных». Чехов приходит к мысли о необходимости соз­дать в Ялте общественными силами такой санаторий, в ко­тором малоимущие туберкулезные больные могли бы ле­читься за небольшую плату. Он решил организовать сбор пожертвований и таким путем собрать необходимую сум­му денег.
В письме к Тараховскому Чехов писал: «Одолевают приезжие чахоточные; обращаются ко мне, я теряюсь, не знаю, что делать. Придумал воззвание, собираем деньги, и если ничего не соберем, то придется бежать вон из Ялты».
В этом воззвании Чехов говорил:
«Положение легочных больных, проживающих в Ялте, бывает часто весьма тяжелым: приезжающим сюда с весь­ма ограниченными средствами одиноким людям приходится жить в крайней нужде, не поддающейся описанию. Значи­тельное число этих обездоленных принадлежат к учащей и учащейся молодежи; есть между ними бывшие военные, ар­тисты, чиновники, техники; в большинстве же это люди, истратившие на лечение своего недуга все, что имели, лю­ди, оторванные от семьи, от родных мест, от дела, уже из­немогшие в тяжелой борьбе за существование, но все же еще полные душевных сил, жаждущие жить, работать и быть полезными своей родине.
В 1896 году Ялтинское благотворительное общество организовало специальное попечительство для приезжих больных. Но местных сил слишком недостаточно для реше­ния задачи даже в скромных размерах, так как на местные средства в Ялте уже содержатся обществом два детских приюта, ночлежный и родильный приюты и приют для ра­бочих-хроников.
Конечною своей целью мы имеем устройство собствен­ного пансионата или санатория, где бы нуждающиеся ле­гочные больные получили квартиру, содержание и лечение; но все это в будущем, а пока все наличные поступления идут на текущие потребности, т. е. на безотлагательную по­мощь нуждающимся, число которых в последнее время, с удешевлением проезда по железным дорогам, особенно возро­сло.
Наступило холодное время, и в Ялту начали съезжать­ся для зимнего лечения тяжело больные. Многие приезжа­ют в надежде на тот или иной заработок, в надежде прожить здесь честным трудом, найти уроки, переводы, переписку, но где найти все это в городе, население которого не превышает 14 тысяч! И вот, едва наступила осень, как уже дует север­ный ветер, в дешевых нетопленных квартирах сыро, мрачно, согреться нечем, обеда нет, и это, когда больного лихора­дит, мучает кашель и когда медицина прописывает чистый воздух, покой, тепло, хорошее питание!
Мы обращаемся к вам с просьбой пожертвовать в поль­зу неимущих больных, что можете; всякое малейшее пожер­твование, хотя бы в копейках, будет принято с глубокой благодарностью. Попечение приезжих больных составляет задачу не одних лишь местных благотворительных сил, борь6а с туберкулезом, который вырывает из нашей среды столько близких, полезных, столько молодых, талантливых, есть общее дело всех истинно добрых русских людей, где бы они ни проживали.
Отчет попечительства будет своевременно высылаться жертвователям и печататься в газетах.
Пожертвование деньгами, вещами и почтовыми мар­ками просим высылать по адресу: Ялта, правление Ял­тинского благотворительного общества.
Председатель В. РЫБИЦКИЙ
Уполномоченный правления
АНТОН ЧЕХОВ».
Антон Павлович рассылает свое воззвание друзьям, знакомым, редакциям газет и просит их принять участие в сборе средств. Это же воззвание он посылает А. М. Горь­кому, жившему тогда в Нижнем Новгороде, с просьбой распространить его через нижегородские и самарские газе­ты. Горький тотчас же опубликовал воззвание в газете «Нижегородский листок» (1 декабря 1899 года, № 330) и присоединил к нему свое послесловие:
«В дополнение к этой красноречивой просьбе о помощи позволяем себе привести следующий трагически простой и глубоко трогательный факт из письма Антона Павловича:
«Третьего дня, - пишет он, - здесь в приюте для хро­ников, в одиночестве, в забросе умер поэт «Развлечения» Епифанов, который за два дня до смерти попросил яблочной пастилы и, когда я принес ему, то он вдруг оживился и за­шипел своим больным горлом радостно; «Вот она самая! Она!» Точно землячку увидел...»
Так «в одиночестве, в забросе» умирают люди, развле­кавшие и развлекающие вас, читатель, умирают, не имея своего двугривенного на «пастилу» - на последнее свое жела­ние в жизни, предсмертный каприз. Также полуголодные и одинокие умирают и столь ценные слуги общества, как учи­теля, учительницы и молодежь, студенты «надежда России». Мы не умеем помочь жить этим славным людям и нужным стойким работникам, создающим родине нашей новых лю­дей, мы не ценим их заслуг при жизни, поможем же им, замученным работой, одиноко и безмолвно, без жалоб, умираю­щим, хоть умереть спокойно! Вы, читатель, есть некая бездон­ная пропасть, равнодушно и без отклика поглощающая и всякий печатный хлам, вроде рассказов Гейнце, и вкусные пита­тельные яства, изготовляемые для вас Толстыми и Тургене­выми, вы, читатель, должны дать на «пастилу» человеку, до смерти заработавшемуся для вашего развлечения! Вы должны облегчить последние минуты жизни учителям ваших детей и всем другим ценным людям, уезжающим умирать далеко от вас в край, где солнце, море и все краски ласковой нежной природы разжигают у человека страстное желание жить, - туда, где люди относятся к больным, как к сред­ству наживы, где все дорого, все сухи и черствы и где больной человек найдет удобства лишь тогда, когда он богат...
М. ГОРЬКИЙ».
Помимо редакций, знакомых и друзей, Чехов, как рас­сказывают его современники, рассылал свое воззвание и другим путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17