Здесь была и его жена. Это объясняло одну из загадок: Мосейн был турком, а не иранцем. А на самом деле, как я убедилась, не был ни тем, ни другим, потому что принадлежал к курдам и не признавал границы, которую мы пересекли ночью.
Возвращение Мосейна вызвало оживление. Он вручил мне небольшой пакет, завернутый в газету, и позвал нас в машину. Я быстро втолкнула пакет в сумку и поблагодарила мать Мосейна за гостеприимство, но она, к моему удивлению, забралась вслед за мной на заднее сиденье, подав знак отъезжать.
Один из контрабандистов сел за руль, а рядом с ним – молодой парень. Женщина практически закрыла Махтаб. Возможно, так все и было задумано. Мать Мосейна явно воспрянула духом за время этого бешеного спуска. Она беспрерывно курила турецкие папиросы.
У подножия горы водитель сбросил скорость. Перед нами выросло здание поста. Я обмерла. Турецкий солдат заглянул в машину. Поговорив с водителем, проверил его документы, но нас уже ни о чем не спрашивал. Мать Мосейна дохнула ему в лицо дымом папиросы. Часовой махнул рукой, разрешая нам свободный проезд.
Мы двинулись по двухполосному асфальтовому шоссе, бегущему по высокогорной равнине. Почти каждые двадцать минут мы должны были останавливаться на очередных постах. Всякий раз у меня замирало сердце, но нас без проблем пропускали дальше. Мать Мосейна чудесно прятала нас своим телом.
На одном из перекрестков парень молча вышел и направился в видневшуюся вдалеке деревню.
Я вспомнила, что в спешке не попрощалась с Мосейном и не поблагодарила его. Мне стало совестно.
И еще я вспомнила о пакете, который Мосейн вручил мне перед отъездом. Тогда я, не открывая, запихнула его в сумку. Сейчас я вынула его и развернула газету. Здесь было все: и наши паспорта, и деньги, и украшения. Были там все мои доллары; иранские риалы были обменены на толстую пачку турецких лир. Мосейн вернул все, за исключением золотой цепочки. Таким был конец нашего короткого и необычного знакомства. Я была бесконечно благодарна этому человеку за свою и Махтаб жизнь.
Мы снова остановились. Мать Мосейна прикурила следующую папиросу и вышла не простившись, а в машине остались только мы с Махтаб и водитель.
На безлюдной околице одной из деревень водитель обернулся и жестом показал нам снять национальные костюмы. Мы разделись, оставаясь только в американской одежде. Сейчас мы были американскими туристами, хотя и без соответствующих печатей в паспортах.
Я заметила, что деревни, через которые мы проезжали, становятся все более ухоженными. Вскоре мы оказались в предместье Вана.
– Аэропорт, – объясняла я водителю.
Махтаб перевела, и его лицо просветлело: он понял. Машина остановилась у бюро, окна которого были испещрены рекламами путешествий, а сам водитель вышел. Спустя минуту вернулся и с помощью Махтаб проинформировал меня, что ближайший самолет до Анкары вылетает через два дня.
Это слишком долго. Мы должны добраться до Анкары как можно быстрее, прежде чем кто-нибудь начнет нами интересоваться.
– Автобус? – спросила я с надеждой в голосе.
Он кивнул головой и, включив двигатель, помчался на автовокзал. Снова жестом показал нам оставаться на местах, а сам пошел в здание вокзала. Спустя минуту он вернулся и попросил лиры.
Я вытащила из сумочки пачку турецких денег. Он выбрал несколько банкнотов и исчез. Вскоре он уже был в машине и, широко улыбаясь, размахивал билетами до Анкары. Он разговаривал с Махтаб, с трудом подбирая персидские слова.
– Он говорит, что автобус уходит в шестнадцать часов, – объяснила она. – До Анкары доедем в полдень на следующий день.
Я посмотрела на часы. Был лишь первый час пополудни. Мне не хотелось томиться в ожидании на вокзале, поэтому я произнесла единственное слово, которое для меня и, я была уверена в этом, также для Махтаб было сейчас самым важным.
– Хаза, – сказала я.
С момента, когда мы покинули опасное убежище в Тегеране, мы ели только хлеб и семечки, запивая чаем.
Водитель проводил нас в ближайший ресторан. Усадив нас за стол, он сказал:
– Тамум, тамум, – и хлопнул в ладоши. Всё. Его задача была выполнена.
Мы могли только поблагодарить.
Заказывая незнакомые кушанья из меню в чужой стране, мы с Махтаб понятия не имели, что нам принесут. Мы были приятно удивлены изысканным блюдом: это был рис и цыпленок барбекью. Все это имело божественный вкус.
Мы ели медленно, наслаждаясь каждым кусочком, убивая время и возбужденно разговаривая об Америке.
Махтаб вдруг улыбнулась.
– Ой, мама, посмотри. Это тот дядя, который с нами приехал! – воскликнула она.
Оглянувшись, я увидела водителя, возвращающегося к нашему столику. Он сел и заказал еду и чай для себя. Ему явно было неловко, что он оставил нас одних до того, как мы сядем в автобус.
Покончив с едой, мы втроем пошли на вокзал. Там наш опекун нашел какого-то турка, возможно, директора вокзала, и поговорил с ним о нас. Мужчина тепло нас приветствовал. И снова хлопок в ладоши и слова:
– Тамум, тамум.
Турок пригласил нас присесть возле печки. Мальчик лет десяти подал чай. Мы продолжали ждать.
Когда стрелки часов приближались к четырем, турок подошел к нам.
– Паспорт? – спросил он.
Сердце у меня учащенно забилось. Я смотрела на него пустым взглядом, делая вид, что не понимаю.
– Паспорт! – повторил он.
Я открыла сумку и рылась внутри, пытаясь тянуть время. Мне не хотелось показывать ему наши паспорта.
И тут он остановил меня жестом. Я старалась понять, что ему было нужно. Видимо, его обязанностью было проверить, у всех ли есть документы. Он догадался, что у нас есть паспорта, и больше его ничего не интересовало. Как бы я хотела знать, что ему сказал наш водитель.
Служащий сообщил какую-то информацию, из которой я поняла только слово «Анкара». Мы с Махтаб встали и пошли за пассажирами, садящимися в современный дальнего следования автобус.
Мы нашли два свободных места. Несколько пассажиров уже сидели, и вскоре почти все места были заняты. Двигатель работал, внутри было тепло и уютно.
Двадцатичасовое путешествие до Анкары – это последний этап в цепи наших страданий. Потом будет уже безопаснее.
Вскоре мы уже были за городом, двигаясь по узкой горной дороге. Водитель часто балансировал на краю пропасти, автобус опасно наклонялся на крутых поворотах.
«О Боже, – думала я, – неужели мы преодолели столько опасностей, чтобы сейчас свалиться в бездну?»
Нервное истощение давало о себе знать. Измученное тело болело, но боль не могла отогнать сон. Я погрузилась в тяжелую дремоту.
Проснулась я среди ночи от толчка. Водитель автобуса резко нажал на тормоза, и мы какое-то время двигались по инерции, а потом машина остановилась. За окнами бушевала метель. Впереди стояли другие автобусы. Я заметила на повороте дороги огромный сугроб. Несколько автомобилей увязли в снегу, блокируя дорогу.
Вблизи находилось какое-то здание – гостиница или ресторан. Увидев, что придется долго ждать, многие пассажиры покинули салон.
Была почти полночь. Махтаб крепко спала рядом со мной, а я, точно в тумане, наблюдала этот зимний спектакль и незаметно опять заснула.
Почти рассвело, когда в очередной раз меня разбудил шум снегоочистителя. Махтаб дрожала во сне.
Наконец после шестичасового опоздания мы двинулись по заснеженной дороге.
Махтаб зашевелилась возле меня, протерла глаза, с минуту смотрела в окно, прежде чем вспомнила, где мы находимся, и задала вечный вопрос ребенка в дороге:
– Мамочка, когда мы приедем?
– Мы приедем в Анкару очень поздно, – объяснила я.
Автобус мчался с бешеной скоростью среди слепящей метели. Я стала беспокоиться. На каждом повороте обледеневшей горной дороги я была уверена, что это уже конец. Казалось невероятным, что автобус еще удерживается на колесах. Страшно глупо было бы погибнуть таким образом.
Около полудня автобус внезапно затормозил: впереди перед нами перевернулись шесть автобусов. Вокруг на снегу лежали раненые стонущие люди. Другие помогали им.
Трудно поверить, но, когда мы выбрались из пробки, наш водитель опять выжал газ до отказа. Я все время молилась, чтобы мы благополучно доехали до Анкары.
Снова сгустился мрак – вторая ночь путешествия, которое должно было уже давно закончиться. Сейчас я сама себе задавала вопрос Махтаб: когда же мы наконец доедем до Анкары?
Мы погружались в неспокойный, не приносящий облегчения сон и снова пробуждались. Тело мое превратилось в сплошную рану, оно болело при каждом движении и без него. Каждый мускул сводило от боли. Я вертелась на сиденье: любое положение казалось мне неудобным.
Был второй час ночи, когда мы наконец въехали на великолепный современный автовокзал в центре Анкары.
Была среда, 5 февраля, неделя после нашего отчаянного побега из западни, в которую загнал нас Муди. Я подумала, что вот сейчас мы уже действительно спасены.
Удобно расположившись в салоне такси, я попросила отвезти нас в гостиницу «Шератон», хотя понятия не имела, есть ли такая в Анкаре.
– На.
– Гостиница «Хият».
– На.
– Хорошая гостиница, – нашлась я.
Кажется, он понял. Спустя несколько секунд он притормозил, указывая на погруженный в темноту дом.
– Амрика, – сказал он.
Остановил машину перед элегантным фасадом здания, на котором было написано по-английски «Гостиница «Анкара».
Сделав нам знак подождать, таксист вошел внутрь, через минуту вернулся с администратором, говорящим по-английски.
– Да, у нас есть свободные номера. Ваши паспорта при себе? – спросил он.
– Да.
– Входите, пожалуйста.
Я вручила таксисту щедрые чаевые. Мы с Махтаб вошли за администратором в прекрасно оборудованный холл. Там я заполнила бланки прибытия, вписав адрес родителей в Мичигане.
– Ваши паспорта, – попросил администратор.
– Пожалуйста.
Я рылась с минуту в сумке, затем решила воспользоваться советом Амаля. Подавая паспорта, я вложила в них сто пятьдесят долларов.
– Это за комнату, – сказала я.
Администратор скорее заинтересовался деньгами, а не паспортами. Он одарил меня улыбкой и вместе с гостиничным мальчиком сопровождал нас до нашего номера, – как нам показалось, самого прекрасного номера в мире. Там были две двуспальные кровати с плюшевыми покрывалами, раскладывающиеся кресла, большая современная ванная. В комнате был телевизор.
Мы с Махтаб бросились друг другу в объятия от счастья.
– Можешь ли ты поверить в это? – спрашивала я. – Почистим наконец зубы, примем ванну и… спать.
Махтаб сразу же отправилась в ванную, чтобы навсегда смыть с тела грязь Тегерана.
Вдруг раздался громкий стук в дверь. Я поняла: дело в паспортах.
Я открыла дверь и увидела администратора с нашими паспортами в руке.
– Где вам выдали эти паспорта? – спросил он строго. – Здесь нет ни виз, ни печати, позволяющей вам въезд в Турцию.
– Я согласна, – ответила я. – Но утром я все улажу. Я сразу же утром пойду в посольство.
– К сожалению, вы не можете остаться здесь. Эти паспорта недействительны. Я должен сообщить в полицию.
О Боже! Только не это! После того, что мы пережили!
– Прошу вас, – умоляла я. – Мой ребенок в ванне. Мы страшно измучены, голодны и замерзли. Разрешите нам остаться здесь только на одну ночь, а утром мы сразу же пойдем в посольство.
– Мне очень жаль, но я обязан вызвать полицию, – повторил он. – Вы должны покинуть номер.
Он держался вежливо, но не оставалось никаких сомнений в его намерениях. Хотя ему и было нас жаль, он не мог рисковать своей работой. Он ждал, пока мы собирали свой жалкий багаж, а затем сопроводил нас в холл первого этажа.
«Мы были в безопасности аж целые две минуты», – с горечью подумала я.
Спускаясь по лестнице, я снова пыталась его убедить:
– Я дам вам еще денег. Прошу вас, позвольте нам остаться здесь только на ночь.
– К сожалению, не могу. Наша обязанность сообщать полиции обо всех иностранцах, которые у нас останавливаются. Я не могу разрешить вам остаться здесь.
– Позвольте нам остаться хотя бы в холле до утра. Я не получила ответа.
И вдруг мне пришла в голову мысль!
– А вы не могли бы позвонить в посольство? Возможно, нам удастся поговорить с кем-нибудь, кто урегулирует наши проблемы?
Он согласился. Спустя минуту он уже с кем-то разговаривал, а потом подал мне трубку.
– В чем дело? – голос дежурного звучал недоверчиво.
– Мне не разрешают остаться здесь, поскольку наши паспорта не проштампованы. Нам нужно где-то остановиться. Мы не могли бы приехать к вам?
– Исключено! – отрезал он. – Сюда вы не можете приехать.
– Так что же нам делать? – простонала я в отчаянии.
Голос профессионального стража стал ледяным:
– Каким образом вы попали в Турцию без печатей в паспортах?
– Я не хочу об этом говорить по телефону, поймите меня.
– Как вы добрались до Турции? – повторил он вопрос.
– На лошади. Дежурный рассмеялся.
– Послушайте, сейчас три часа ночи. Я не настроен на шутки. Ваши проблемы не касаются посольства. Это вопрос полиции. Обратитесь туда.
– Как вы можете говорить подобное?! – кричала я. – Я уже целую неделю избегаю полиции, а вы мне советуете обратиться в полицию. Вы должны мне помочь!
– Ничего мы не должны.
В отчаянии, в шаге от свободы, я положила телефонную трубку. Я снова умоляла администратора, чтобы он разрешил нам переночевать в холле.
– Я не могу позволить вам остаться здесь, – сказал он.
Говорил он решительно, но тон его смягчился. Возможно, у него тоже есть маленькая дочурка. Его поведение подсказало мне еще один маневр:
– А вы не смогли бы заказать разговор с Америкой за счет абонента?
– Да, конечно.
Когда мы ждали связь с Банистером, администратор дал кому-то распоряжение, и спустя несколько минут нам принесли небольшой чайник чаю, стаканы и настоящие салфетки. Мы медленно пили горячий напиток, наслаждаясь минутным покоем и надеясь, что нам не придется выходить в эту морозную черную ночь.
В Анкаре была среда, а в штате Мичиган еще вторник, когда я сказала маме:
– Мы с Махтаб в Турции!
– Слава Богу! – воскликнула она.
Плача от радости, мама рассказала, что вчера вечером моя сестра Каролин позвонила в Тегеран, и Муди со злостью сообщил, что мы пропали и он не имеет понятия, что с нами случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47