У нее всегда была горчица.
А кроме того, у нее был паспорт, по которому она могла вернуться домой!
– Не рассказывай Шамси, что произошло с тобой в Иране, – предупредил меня Муди. – Элис тоже не должна об этом знать. Если ты поступишь иначе, больше никогда их не увидишь.
Я пообещала, что ничего не расскажу.
Этого ему было достаточно. Он верил в то, во что ему хотелось верить. Надеялся, что тема возвращения в Америку уже никогда больше не будет обсуждаться. Был убежден, что победил и сделал из меня то, что Хормоз из Элен.
Несмотря на то что отношения Муди с родственниками претерпели глубокие изменения, мы все-таки должны были исполнять наши обязанности по отношению к ним. Муди не хотелось приглашать Баба Наджи и Амми Бозорг на ужин, но он не мог не оказать им уважения. Мы уже и так слишком долго тянули с приглашением.
– Махтаб ходит в школу. В восемь часов она должна быть уже в постели, поэтому приходите в шесть часов, – сказал Муди своим родственникам по телефону.
Амми Бозорг намекнула, что они всегда ужинают в девятом часу вечера.
– Меня это не интересует, – ответил Муди. – Поужинаете в шесть или вообще можете не приходить.
Амми Бозорг была вынуждена согласиться.
Чтобы нейтрализовать ее неприятное общество, мы пригласили также Хакимов.
Я приготовила пышный ужин, основным блюдом которого были крокеты из цыпленка. Для них я очень старательно выбрала мясо. Визиты в магазины на этот раз оказались успешными. Мне впервые удалось найти в Иране брюссельскую капусту. Кроме того, я приготовила еще тушеный лук-порей с морковью.
Хакимы были точны. А Баба Наджи и Амми Бозорг вместе с Маджидом и Ферест появились в восемь вместо шести. Мы все расположились в столовой.
Хакимы чувствовали себя совершенно свободно, а Баба Наджи и Амми Бозорг, хотя и старались выглядеть наилучшим образом, были явно стеснены. Баба Наджи посматривал на серебряные приборы: он не знал, как ими пользоваться. Наверное, ему приходилось думать, что делать с салфеткой, а отдельный стакан, поданный каждому из гостей, он скорее всего принимал за смешную экстравагантность.
Амми Бозорг вертелась на стуле: никак не могла найти удобную для себя позу. Наконец она взяла свою тарелку и села на пол, восторженно кудахтая над блюдом брюссельской капусты, которую называла «капустка Бетти».
Спустя несколько минут в моей столовой уже царил кавардак. На столе и на полу были разбросаны остатки еды, потому что гости брали пищу руками, лишь изредка пользуясь ложками. Муди, Махтаб и я ели молча, пользуясь необходимыми приборами.
Ужин вскоре подошел к концу, и, когда гости перешли в гостиную, Муди сказал мне вполголоса:
– Посмотри на место, где сидела Махтаб. Ни возле тарелки, ни на полу не найдешь даже зернышка риса. А сейчас посмотри, что творится там, где ели взрослые.
У меня не было желания смотреть на это. Я знала, что мне придется за полночь собирать остатки еды со стен и ковра.
Я подала чай в гостиную. Амми Бозорг добралась до сахарницы и стала сыпать в стакан сахар одну ложку за другой, оставляя на ковре сладкую дорожку.
Как-то я навестила Акрам Хаким, мать Джамала, «племянника» Муди. Была там также очень взволнованная племянница Акрам Хаким. Я поинтересовалась причиной ее тревоги. Оказалось, утром того дня она убирала в доме и ей вдруг захотелось покурить. Она надела манто и русари и отправилась на другую сторону улицы, оставив дома девочек (десяти и семи лет). Купив папиросы, она возвращалась домой, когда была задержана пасдарами. Несколько пасдарок втащили ее в машину и ацетоном смыли ей лак с ногтей и помаду с губ. Они кричали на нее, а потом сказали, что отвезут в тюрьму.
Она умоляла, чтобы ей позволили забрать девочек, но пасдарки не вняли ее просьбам и почти два часа продержали в машине, заставляя выслушивать свои нравоучения. Они пригрозили, что не выпустят ее до тех пор, пока она не пообещает никогда больше не красить ногти и не пользоваться косметикой. Спросив, молится ли она, и получив отрицательный ответ, они потребовали, чтобы она пообещала, что будет прилежно молиться.
– Я ненавижу пасдаров, – сказала я.
– Я боюсь их. Они очень опасны, – поддержала женщина.
Она рассказала, что на пасдаров возложены также обязанности тайной полиции. Они преследуют врагов республики или просто беззащитных. Если в руках пасдаров оказывается девушка, которой вынесен смертный приговор, то мужчины прежде должны надругаться над ней из принципа: «женщина не может умереть девушкой!».
Мысль о побеге не оставляла меня ни на один день. Я не предпринимала конкретных шагов, однако изо всех сил старалась сохранить любые контакты, способные мне помочь. Очень часто я навещала Хелен в посольстве, ежедневно звонила Амалю.
Повседневная жизнь была подчинена одной цели. Я решила, что мне необходимо быть такой хорошей женой и матерью, какой только я сумею. Во-первых, я стремилась укрепить видимость семейного счастья. Во-вторых, это давало возможность создать для Махтаб благоприятную атмосферу в доме и не дать ей почувствовать, что мы – узницы.
– Мамочка, мы не можем уже поехать в Америку? – время от времени спрашивала она.
– Не сейчас, – отвечала я. – Может, когда-нибудь папа поменяет свое решение, и мы все вернемся домой.
Мечты несколько смягчали ее боль, мою – нет. В-третьих, создавая «счастливый дом», я берегла свои нервы.
Желая сделать для меня что-нибудь приятное, Муди предложил мне посетить салон красоты. Это выглядело абсурдным в стране, где никто не имел права видеть мое лицо и волосы, но, несмотря на это, я пошла. Когда мастер спросила, нужно ли мне поправить брови и убрать лишние волоски с лица, я согласилась.
Вместо воска или пинцета мастер воспользовалась длинным пучком хлопчатобумажных нитей. Сильно натянув, она продвигала его по моему лицу в одну и в другую сторону. Было очень больно, и через час мое лицо напоминало сплошную рану.
Вечером я заметила на лице сыпь. Вскоре она покрыла и шею.
– Эти нитки, вероятно, были грязные, – прокомментировал Муди.
Вернувшись однажды в полдень домой из супермаркета, я заметила, что приемная Муди переполнена.
– Пригласи несколько пациентов в гостиную, – распорядился он.
Мне очень не хотелось впускать чужих людей в свое королевство, но делать было нечего.
Подавая пациентам чай, я злилась, ожидая, что скоро гостиная будет забрызгана чаем и засыпана сахаром.
Когда я возвращалась с подносом на кухню, одна из женщин в гостиной спросила:
– Вы американка?
– Да, – ответила я. – Вы говорите по-английски?
– Говорю. Я училась в Америке.
Я присела рядом с ней. Настроение мое несколько улучшилось.
– Где вы учились? – спросила я.
– В Мичигане.
– А я родилась в Мичигане. А в каком городе?
– В Каламазу.
Ее звали Ферест Навруз. Это была молодая женщина привлекательной внешности. Ее мучили боли в затылке и спине, и она считала, что процедуры Муди могут помочь. Мы разговаривали с ней более получаса, пока не подошла ее очередь.
Ферест часто приходила на процедуры, и я всегда приглашала ее сразу в гостиную, где мы могли поговорить. Однажды она сказала мне:
– Я знаю причину этих болей.
– Правда? И что же это такое?
– Стресс.
Она разрыдалась. Более года назад ее муж поехал на заправку и не вернулся. Ферест и ее родители долго и безуспешно искали его по больницам.
– Через двадцать пять дней позвонили из полиции: «Можете забрать его машину». Но о нем не сказали ни слова.
Ферест с годовалой дочуркой переехала к родителям. Прошло еще четыре страшных месяца, прежде чем полиция сообщила ей, что ее муж находится в тюрьме и что она может его навестить.
– Его схватили прямо на улице и посадили в тюрьму, – всхлипывая, говорила она. – Прошло уже более года, а они так и не предъявили ему обвинения.
– Как это возможно? И почему? – спрашивала я.
– У него диплом экономиста, – объяснила она. – У меня тоже. Мы вместе учились в Америке. Именно таких людей власти боятся.
Ферест просила, чтобы я никому не говорила о ее муже. Она опасалась, что и ее могут арестовать. Вечером после приема Муди сказал:
– Мне нравится Ферест. Чем занимается ее муж?
– Он экономист, – ответила я.
– Прошу вас, как можно быстрее приезжайте.
В голосе Амаля слышалось требование. Сердце мое вырывалось из груди.
– Я могу приехать только во вторник, когда Муди пойдет в клинику, – объяснила я.
– Позвоните мне, пожалуйста, предварительно, чтобы я был готов, – попросил он.
Что это значит? Я надеялась скорее на добрые вести и чувствовала, как бесконечно тянется время. Махтаб пошла в школу в семь. Муди отправился на работу без четверти восемь. Я наблюдала за ним через окно и, убедившись, что он сел в такси, позвонила Амалю, чтобы подтвердить визит. Через час я уже сидела в кабинете Амаля.
– Чай, кофе?
– Кофе, пожалуйста.
Я с нетерпением ждала, пока он наполнял чашки. Он, однако, явно старался потянуть время. Наконец, подав мне чашку кофе, он сел за стол и сказал:
– Ну что ж, я думаю, вам нужно связаться с родными.
– Что-нибудь случилось?!
– Вы можете сообщить им, чтобы в День Благодарения они поставили на стол два дополнительных прибора.
Я вздохнула с глубоким облегчением. Я знала: на этот раз удастся, мы с Махтаб вернемся в Америку.
– Как?
Он изложил мне план. Мы с Махтаб полетим самолетом до Бендер-Аббаса, города на южной окраине Ирана. Оттуда нас на моторной лодке переправят через Персидский залив в Арабские Эмираты.
– В Эмиратах потребуется решить вопрос с документами, но вы уже будете вне территории Ирана, и оттуда вас не вернут обратно. Вы сможете получить в посольстве паспорта и отправиться домой.
Мысль о путешествии по морю в моторной лодке несколько пугала, но, если это могло открыть дорогу к свободе для меня и моей дочурки, мы предпримем эту попытку.
– Нужны ли будут деньги? – спросила я.
– Я заплачу за все, – опять заверил он меня. – Когда вы вернетесь домой, передадите мне деньги.
– Возьмите это, пожалуйста, – я подала ему пачку купюр. – Спрячьте для меня эти деньги. Лучше, чтобы Муди их не нашел.
Там было около девяноста долларов. Амаль согласился сохранить их для меня.
– Вам необходим документ, удостоверяющий личность. Без него вас не пустят в самолет, – сказал он.
– В посольстве лежат мои водительские права, метрика, а также кредитные карточки.
– А иранское свидетельство о рождении?
– Нет. У них есть только мое американское свидетельство о рождении, то, которое я привезла с собой. Мое иранское свидетельство о рождении Муди куда-то спрятал.
– Можно, конечно, попытаться купить билет на основании американского свидетельства о рождении, – рассуждал Амаль, – но лучше было бы, если бы вам удалось добыть иранское. Заберите, пожалуйста, документы из посольства и постарайтесь вернуть свое иранское свидетельство.
– Хорошо. Когда летим?
– Мой человек в Бендер-Аббасе сейчас занимается этим. Я надеюсь, что он приедет в Тегеран через несколько дней. Не волнуйтесь, пожалуйста. На День Благодарения вы с дочерью будете дома.
Из кабинета Амаля я позвонила Хелен.
– Я должна сейчас же встретиться с вами, – сказала я.
Часы приема в посольстве уже закончились, но она ответила:
– Сейчас я спущусь вниз и предупрежу охранника, чтобы вас впустили.
После моего разговора по телефону Амаль предупредил меня:
– Ни о чем в посольстве не рассказывайте. Однако я была так взволнована, что, увидев меня, Хелен сразу же спросила:
– О Боже! Что с вами происходит? Вы выглядите счастливой, совершенно обновленной.
– Я возвращаюсь домой!
– Я не могу в это поверить.
– Я правда возвращаюсь домой, и мне необходимы мои документы и кредитные карточки.
Хелен искренне радовалась за нас. Она сердечно меня обнимала, и мы обе плакали от счастья. Она не спрашивала, как, когда и кто поможет мне, понимая, что я все равно не скажу, а в сущности, она и не хотела этого знать.
Хелен отдала мне документы. Затем мы вместе пошли к господину Винкопу. Он тоже был доволен, услышав новость, но подошел к этому более сдержанно.
– Наша обязанность – предостеречь вас от попытки бежать. Вы не должны рисковать жизнью Махтаб, – сказал он. – Я очень беспокоюсь за вас. Вы так счастливы, что каждый на это обратит внимание. Ваш муж быстро догадается, что с вами что-то произошло, – предупредил он.
– Я постараюсь скрыть свою радость.
Было уже поздно, поэтому, извинившись, я поспешила в обратный путь.
Когда я добралась домой, я увидела у закрытых ворот заплаканную Махтаб.
– Я думала, что ты уехала в Америку без меня! – всхлипывала она.
– Я никогда не уеду в Америку без тебя, – заверила я Махтаб. И тут же попросила: – Не говори папе, что я пришла домой после тебя.
Махтаб утвердительно кивнула головой. Слезы ее быстро высохли, и она пошла гулять. А тем временем я прятала документы в закрывающемся на молнию покрывале дивана в гостиной и старалась подавить переполнявшие меня чувства.
Подумав, я позвонила Элис.
– Мне бы хотелось отметить у нас День Благодарения. Мы вместе приготовим ужин, пригласим Шамси и Зари. Я познакомлю тебя с Ферест.
Элис сразу согласилась.
Замечательно! Меня в этот день уже здесь не будет, но никто об этом не догадается.
Муди застал меня в превосходном настроении.
– Мы с Элис хотим отпраздновать День Благодарения! – сообщила я.
– Прекрасно! – обрадовался он, ведь индейка на ужин ему нравилась всегда.
– Надо купить индейку.
– Справитесь?
– Конечно.
– Вот и хорошо, – ответил Муди, довольный, что жена строит планы на будущее.
На протяжении нескольких последующих недель в те часы, когда Махтаб была в школе, а Муди на работе, я бегала по Тегерану с энергией и жизнеспособностью школьницы. Вместе с Элис мы искали необходимые продукты.
Элис поражалась моей способности передвигаться по городу. Она тоже любила ходить в центр, но никогда не отваживалась отправиться одна далеко от дома. Она с радостью сопровождала меня. Мы добирались на базар более часа.
– Здесь можно достать любое мясо, птицу, рыбу, овощи и фрукты, – сказала я Элис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47