Так что, может быть, он уже не первый вечер находил там для себя работу в надежде на встречу с ней.
Эта мысль ее тронула, ей было интересно узнать, правильно ли ее предположение. Но если она и права, он, конечно, никогда этого не признает.
Доната положила сумку на книжную полку рядом со стереоустановкой, повесила свое коричневое шелковое пальто на один из свободных изгибов стоячей вешалки, туда же и парик, сегодня рыжевато-белокурый. Всеми десятью пальцами она прошлась по своим коротко остриженным светлым волосам, чтобы немного их растрепать. Потом зашла в крошечную кухню квартиры и поставила на плиту чайник с водой.
Тобиас ворвался в квартиру, бросил взгляд в комнаты и крикнул:
– Ты где, Кисуля?
Доната, улыбаясь, вышла из кухни ему навстречу. Тобиас за последние недели очень переменился. Он отпустил бороду, оказавшуюся гораздо светлее волос на голове, которые он уже не смазывал бриолином, так что они свободно рассыпались по сторонам. Бородка, коротко остриженная и очень ухоженная, делала его старше, в чем, собственно, и состояла цель. Но его темно-синие глаза излучали, особенно в этот момент, юношескую жизнерадостность.
– Нерадивая ты баба! – закричал он. – Муж приходит домой с работы усталый и грязный, а ты еще и воду в ванну не напустила?
– А надо было?
– Обязательно.
– Что ж, ладно. Тогда я гашу плиту. А я-то хотела нам чаю заварить.
– Во-первых, у меня это лучше получается, а, во-вторых, ванна важнее.
Она послушно заткнула сливное отверстие ванны железной пробкой и открыла оба крана.
Он, подойдя сзади, наклонился над ней и произнес:
– Не хочешь ли ты почувствовать себя по-домашнему?
– Что ты имеешь в виду?
– Когда ты будешь тереть мне спину мочалкой, твое красивое платье может промокнуть до нитки.
Она знала, к чему идет дело, поэтому сразу же выполнила его просьбу: сняла платье, туфли, чулки и бюстгальтер и осталась в одних трусиках. Сидя в ванне, он попытался затянуть ее туда же. Какое-то время она сопротивлялась, но потом все же уступила ему победу. Они предались страсти в ванне, которая вообще-то отнюдь не была рассчитана на двоих.
Потом они сидели друг против друга за чаем, он – в пижаме и домашнем халате, она – в его мохнатом купальном халате, который, конечно, был ей очень велик. У Донаты накопилось бесконечно много такого, о чем хотелось ему рассказать, а он слушал внимательно, заинтересованно, чуть-чуть улыбаясь уголками губ от охватившего его радостного чувства.
– Знаешь, чего мне больше всего не хватало? – спросила она наконец.
– О да! Знаю! – Его улыбка стала еще шире.
– Не того, о чем ты думаешь! Разговоров с тобой. Ты – единственный человек, с которым я могу говорить столь увлеченно. Я могла бы проболтать сейчас с тобой всю ночь.
– Пусть так оно и будет!
– Ты же знаешь, что это не получится. Мне надо домой, сменить платье и белье.
– А если ты это сделаешь завтра утром пораньше? А этой твоей живодерке-сестре можешь позвонить.
– Мы скоро от нее избавимся.
– Очень рад это слышать. Мне она, правда, никогда не мешала, но зато уж очень явно давала почувствовать, что я ей мешаю.
– А ведь места для трех человек в доме было более чем достаточно.
– Ты и правда собираешься его продать?
– Посмотрим, как пойдут дела. Во всяком случае, я чувствую, что уже не цепляюсь за него, как раньше, понимаешь? Теперь мне не столь важны владения…
– А что важнее?
– Важнее теперь ты, если тебе обязательно хочется это услышать. Работа и ты, вот что для меня самое главное в этом мире.
– Именно в таком порядке? Это все же не самый лестный вариант.
– Но это так и есть, и тебе вообще-то следовало бы именно поэтому считать себя счастливым. Работа будет мне опорой, когда… – Она замолчала.
Но он уже понял.
– Я никогда тебя не оставлю.
– Верю, что сейчас ты думаешь именно так, и это уже чудесно. Но кто может поручиться за будущее?
Следующие недели стали для Донаты счастливыми. Лишь теперь, когда они снова нашли друг друга, она осознала, как сильно страдала от разлуки с Тобиасом. Она теперь больше, чем когда-либо наслаждалась совместно проведенными часами. Уик-энды они проводили в ее доме, а когда Сильвия наконец выехала, то, не стесняясь, отпраздновали это событие.
Доната полагала, что нашла форму существования, позволяющую ей быть рядом с Тобиасом, или, точнее говоря, она решила, что это возможно без выполнения всяких формальностей. Ей, правда, бросилось в глаза, что он уже не так беззаботен, как прежде, но она об этом не раздумывала, объясняя себе происшедшую с ним перемену тем, что он рядом с ней быстро взрослеет.
Этой весной ей снова удалось подхватить один заказ. Обязана она была этим Антону Миттермайеру, и знала, что тот пожелал не столько оказать ей поддержку, сколько бросить вызов. Она никогда не скрывала своего негодования, если простых квартиросъемщиков выгоняли из старых домов, чтобы превратить дешевые жилые помещения в дорогие, роскошные квартиры. Именно такой объект находился в мюнхенском городском районе Гайдхаузен, и Миттермайер, предложив ей разработать проект его перестройки, ничуть не скрывал своего злорадства, видя, что она вынуждена отказаться от своих принципов и принять этот заказ. Она поступилась гордостью, сознавая свою ответственность за сотрудников и прекрасно понимая, что если не проявит готовности к выполнению реконструкции зданий, то Миттермайер, конечно же, от самой идеи не откажется, а просто поручит ее осуществление другому архитектору.
Но, узнав, что осмотр старого дома должен состояться вместе с подрядчиком Блюме, она попросила Тобиаса съездить туда вместо нее. Он ее понял. Не разделяя, правда, ее отвращения к предстоящему делу и к Блюме, он, однако, наслаждался сознанием того, что сможет, будучи мужчиной, проявить больше твердости. «Только когда из дома выедут последние теперешние жильцы, – думала Доната, – новый объект будет доставлять мне радость творчества». А пока этого не произошло, ей казалось невыносимым, что на нее будут бросать косые или даже ненавидящие взгляды.
Она работала над проектом детского сада, когда госпожа Сфорци доложила, что Донату хочет видеть некая посетительница.
– С вами желает переговорить госпожа Хельм. Она, правда, заранее не записывалась, но говорит, что дело важное.
– Заказчица?
– Возможно.
– Пропустите, пожалуйста.
Доната подошла к двери, чтобы встретить посетительницу. Если это потенциальная заказчица, то никакая предупредительность не может быть чрезмерной, если же какая-то пустомеля, то, встретив ее у двери, удастся поскорее от нее избавиться.
Молодая дама оказалась ни той, ни другой. Это была та самая Сибилла, которая в «Пиноккио» сообщала Тобиасу свой адрес.
– Тобиас знает, что вы здесь? – спросила Доната вместо приветствия.
– Нет.
– Ваше счастье, что его сейчас нет на месте. А то бы он сразу же вас увидел. Он работает обычно здесь. – Она указала на одну из чертежных досок.
– Я представляла это себе иначе.
– Видимо, в реальной жизни существует кое-что, не соответствующее вашим представлениям. Входите! – Она закрыла за посетительницей дверь кабинета.
Сибилла Хельм была, несомненно, девушкой красивой. Ее золотая грива ниспадала, пышно блестя, на плечи; приталенный сиреневого цвета костюм подчеркивал фигуру и оттенял синеву ее удивительно красивых глаз. Даже в туфлях без каблуков она была выше Донаты на целую голову.
Поэтому госпожа архитектор предпочла быстро занять место за своим письменным столом, чтобы придать своей внешности больший вес.
– Садитесь! – приветливо пригласила она посетительницу. – Надеюсь, разговор будет не слишком долгим?
Доната откинулась на спинку кресла и внутренне вооружилась против возможного нападения. Сибилла откинула волосы назад.
– Дело в том, что Тобиас и я любим друг друга.
Доната сразу же подсчитала, что за последние недели они особенно часто видеться никак не могли.
– Так, – только и сказала она.
– Теперь я ожидаю от него ребенка.
– Поздравляю.
– Ваш цинизм вам ничуть не поможет.
– Я говорю серьезно. Разве не изумительно стать матерью, да еще и при таком отце, как Тобиас.
– Ну да, конечно. Но тут есть проблемы.
– Которые меня-то уж никак не касаются.
– Нет, они касаются именно вас, госпожа Бек. Он утверждает, что имеет обязательства перед вами. Если речь идет о деньгах…
– Нет, – сказала Доната.
– Я готова оплатить его долги.
«Подумать только, – пронеслось в голове у Донаты, – у нее еще и отец богатый».
– Нет, – повторила она.
– Вы должны его освободить.
– Он свободен.
– Но он утверждает…
Доната вдруг потеряла охоту отступать с поля боя без сражения.
– Дело в том, что мы помолвлены, – произнесла она. Сибиллу это выбило из колеи.
– Да, – пролепетала она, – но вы ведь намного старше, чем он?
– Так оно и есть, – без обиняков признала Доната.
– Но вы же не собираетесь на самом деле выходить за него замуж?
– Почему бы и нет? У нас масса общих интересов.
– Но у меня будет от него ребенок!
– Полагаю, что это ему известно?
– Да, конечно.
– Если хотите знать мое откровенное мнение, то это дело касается только вас, Тобиаса и ребенка. Я же решительно ничего общего с этим не имею и вовсе не желаю себя этим обременять.
– Но вы же должны признать: как можно желать выйти за него замуж, если он уже сейчас вас обманывает?
– Аналогичный вопрос вам следовало бы поставить перед собой.
– Я вынуждена на это идти. Ради ребенка.
– Чепуха. Вы вполне можете воспитать ребенка и без Тобиаса. Я уверена, что он признает свое отцовство и будет выплачивать алименты. Нет причин делать несчастными его и себя из-за ребенка, – если, конечно, вам действительно предстоят роды.
– Вы хотите сказать, что я лгу?
– Нет, но вы можете ошибаться. По моим расчетам, вы еще даже не на третьем месяце.
– Этого вы знать не можете!
«Еще как могу, – подумала Доната, – я знаю это совершенно точно: это случилось скорее всего в те дни, когда я ему намылила шею в присутствии всей команды из-за прорыва водопровода. Наверное, тогда-то он и бросился к ней, чтобы облегчить себе душу и позволить ей им восхищаться; или встретил ее совсем случайно; но это ведь не имеет значения. Только почему я должна все это рассказывать девчонке?»
– Достаточно на вас взглянуть, – сказала она.
– Вы хотите сказать, что можно еще успеть сделать аборт?
– Нет, вовсе не это. Я бы считала такой шаг отвратительным. Вы здоровы, молоды и, очевидно, не лишены денежных средств. Так что рожайте ребенка. Только не используйте его как заложника для давления на Тобиаса.
Сибилла тяжело глотнула воздух, издав гортанный звук.
– Откровенно говоря, – продолжала Доната, – ведь вы вовсе не глупое дитя, попавшее впросак из-за незнания возможностей предохранения. Уж насчет этого-то вы меня в заблуждение не введете. Если вы действительно беременны, то только потому, что сами этого хотели. Потому что считали это единственной возможностью заполучить Тобиаса. В этом состоит неопровержимое доказательство того, что вы с ним друг другу не подходите. Так, во всяком случае, смотрю на это я. Больше тут сказать нечего. А теперь, пожалуйста, уходите.
Щеки Сибиллы пылали.
– Так просто вы от меня не отделаетесь!
– О, это уже наше дело, дорогуша. А сейчас Тобиас может появиться здесь в любой момент, и я не думаю, что вам хотелось бы продолжать разбираться с ним в этом кабинете.
– Вы еще обо мне услышите, – пригрозила Сибилла, но повернулась к двери.
– Надеюсь, что нет, – ответила Доната. – Надеюсь, вы осознаете, что я для вас собеседница неподходящая.
Потом она осталась одна, и самоуверенность слетела с нее, как плохо закрепленная маска. Можно ли представить себе, что она действительно в состоянии конкурировать с этой красивой молодой девчонкой? Со всеми молодыми женщинами этого мира? Что она может им противопоставить? Зрелость и успех, это несомненно. Но достаточно ли этого?
Тобиас вернулся с инспектирования сдававшегося внаем обветшавшего дома полный впечатлений и задумок. Доната слушала его подробный отчет и попросила набросать на бумаге первый эскиз. Правда, она сгорала от нетерпения поговорить с ним о Сибилле, но считала, что момент для этого еще не наступил. Кроме того, она была еще не совсем уверена в том, что найдет правильный тон разговора. Никакими упреками она его задевать ни в коем случае не должна.
Лишь после конца рабочего дня, когда остальные сотрудники ушли, она решилась начать разговор на личную тему. Тобиаса она нашла в компьютерной, где он как раз вводил в ЭВМ план разработанной ею модели детского сада.
Доната смотрела через его плечо на мерцающее изображение.
– Ну как, недурно? – самодовольно спросила она. Он вскочил.
– Что значит «недурно»? Распределение помещений просто гениальное. Подожди, сейчас отпечатаем.
Словно зачарованные, оба в который уже раз наблюдали за деловитой и целенаправленной работой прибора, величиною всего с кулак, казавшегося почти живым. Вот он взялся за один из вложенных Тобиасом карандашей – более широкий, предназначенный для относительно грубой работы, – и начал проводить первые линии. Действовал он по некоей удивительной схеме, не отвечающей обычным представлениям человеческого разума и недоступной для понимания даже двух наблюдавших процесс архитекторов. Но они знали, что компьютер представит введенный в него план с абсолютной точностью.
Доната все еще не знала, как начать предстоящее объяснение, и решила, так сказать, ринуться головой прямо в холодную воду.
– Тобиас, – спросила она, – ты еще не передумал на мне жениться?
Он посмотрел на нее ошеломленно.
– Что за вопрос?!
– Мне кажется, он никаким двусмысленным толкованиям не поддается.
– Ты что, правда… вот так вдруг… – залепетал он. Потом сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Да, Доната, тысячу раз – да!
Он попытался рывком обнять ее, но она ускользнула.
– Мне было бы достаточно и одного-единственного решительного «да».
– Да, Доната, я хочу на тебе жениться.
– Тогда нам бы следовало поскорее разослать оглашение о браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29