Упаковали на совесть, тут
Компьютер – инструмент для профессионалов, нельзя было давать его в руки детям и людям с детским мышлением, счастье еще, что никому не пришло в голову снабдить каждый дом и каждую контору маленьким ядерным реактором.
«Как быстро они перестраиваются, – подумал Штельвельд, – небось не так давно читал лекции о благах всеобщей компьютеризации…». А Ира спросила:
– А компьютеры тут при чем?
– Компьютеры создали опасную иллюзию всемогущества, в мире стали задавать тон недоучки, и мы получили в итоге то, что сейчас имеем, – ответил профессор, а Ира опять спросила:
– Так вы луддит?
– Был бы помоложе, обязательно присоединился бы к ним, – кокетливо сказал профессор, очевидно, рассчитывая на комплимент.
Но Ира не смогла бы сказать профессору о том, как молодо он выглядит, даже если бы и захотела – «мерседес» сполз с шоссе на проселок и взревел, как реактивный самолет на взлете. Несмотря на дизельный двигатель, русский проселок оказался сложной задачей для немецкого «короля дорог». Разговаривать стало невозможно, и пока не кончилась проселочная дорога, все молчали.
Наконец, взревев особенно оглушительно, «мерседес» опять вскарабкался на шоссе, профессор остановил машину и выключил двигатель. Какое-то время все сидели молча, оглушенные ревом профессорского «вседорожника». Наступал вечер, и пустое шоссе тускло отсвечивало в косых лучах низкого четвертого солнца; вокруг не было ни души, и только ветер изредка негромко шелестел ветками придорожного леса. Впереди из-за поворота доносился какой-то странный шаркающий звук – так дворники шаркают метлой по утрам. Штельвельда насторожил этот звук, и он собрался уже спросить у остальных, слышат ли они, но тут профессор Щетинин очнулся и заговорил, продолжая свою обличительную речь против компьютеров:
– Да я, безусловно, сочувствую луддитам, мне чужды их методы, но я их понимаю – они опять оказались обманутыми наукой, – начал он и вдруг замолчал.
Из-за поворота шоссе появилась странная процессия. Первой пружинистым спортивным шагом шла темноволосая женщина в комбинезоне из блестящей ткани, а за ней из-за поворота, шаркая ногами по асфальту, выходили люди, закутанные в какие-то немыслимые отрепья, грязные, с опухшими лицами, некоторые опирались на самодельные костыли, показался безногий с грохотом передвигавшийся на доске с подшипниками, за ним плелись двое одноруких оборванцев. По сторонам этой жуткой колонны таким же спортивным шагом, как и первая, шли другие 'женщины в блестящих комбинезонах. На дороге появлялись все новые и новые оборванцы, и так же по сторонам колонны шли женщины-конвоиры в комбинезонах. Колонна двигалась молча, только слышалось громкое шарканье множества ног.
«Как пленные в старом кино о войне. А эти бабы кто же, Аборигенки? И куда они их?» – успел подумать Штельвельд, когда колонна уже поравнялась с машиной, и тут одна из женщин-конвоиров посмотрела через стекло прямо ему в глаза…
Маленький Вольф сидел на свежераспиленных досках и, затаив дыхание, целился из рогатки в сойку, нагло цокающую на нижней ветке высокого кедра. Поляну, усыпанную опилками и щепками, заливали луни жаркого полуденного солнца, пахло смолой и дымом от костра. Сойка, наклонив голову, смотрела с ветки на Вольфа…
А к Ире пришел кот. Урна, он прыгнул ей на колени и стал тереться щекой о ее руку.
– Люс, Люс, зайчик мой, – сказала Ира и погладила кота по теплой шерстке…
– Эх, Щетинин, Щетинин, – говорил начальник, покачивая головой, – что ж ты, Щетинин, наделал?
Щетинин был молодой, румяный и страшно перепуганный…
Первым пришел в себя Штельвельд. Он толкнул Иру в бок, она встрепенулась, посмотрела вокруг и спросила:
– А где Люс?
– Какой Люс? – удивился Штельвельд. – Ты что?
– А где эти? – спросила Ира.
Штельвельд посмотрел назад – дорога была пуста, никого не было и впереди.
– Кто это были? – опять спросила Ира.
Штельвельд не ответил. Очнулся профессор, обалдело посмотрел вокруг и спросил:
– Кто это были? Аборигены? А кого они вели?
Ему никто не ответил.
ХРОНИКА КАТАСТРОФЫ
ЯВЛЕНИЕ АБОРИГЕНОК
Осенью третьего года от начала вселенских катаклизмов в городе появились так называемые Аборигенки. Они явились неожиданно и ниоткуда на главной улице города – Крещатике. Это были существа, внешне похожие на женщин. Сразу после появления они были совершенно голые, но уже через несколько часов на них появилась одежда из блестящей ткани, напоминающая комбинезоны. Вначале они как будто не замечали людей и никак не реагировали на попытки властей вытеснить их из города. Отряд гусар из Печерского майората, пытаясь прогнать их с Крещатика, открыл по ним огонь боевыми патронами, но пули их не задевали и они никак не отвечали на стрельбу. Через некоторое время они покинули Крещатик и рассеялись по всему городу маленькими отрядами. После этого началась фаза их активного вмешательства в жизнь города. Одной из первых таких акций стала ликвидация так называемого Королевства нищих на территории бывшей Выставки…
Всю дорогу до Выставки Штельвельды молчали. Замолчал вскоре и профессор, произнеся перед этим гневный монолог, направленный неизвестно на кого:
– Эти, – возмущался профессор, – эти что хотят с нами, то и делают, и нет на них управы!
– Что хотят, то и делают! – время от времени бормотал он и часто оглядывался.
Оглядывались и Штельвельды, но дорога была пуста и уже казалось, что жуткое шествие им просто привиделось.
У входа на Выставку они простились с профессором Щетининым. Профессор уехал, продолжая сердито бормотать: «Что хотят, то и делают!», а Штельвельды пошли через территорию Выставки к Голосеевскому лесу. Они дошли до центрального павильона с бездействующим фонтаном, и тут лопнула в небе басовая струна и село четвертое солнце. Стемнело, и на небе тут же высыпали крупные южные звезды, но под ногами был асфальт, по нему идти было легко и при свете звезд, и Ира уже прикидывала, что они доберутся до озера где-то через час, если не придется отбиваться от одичавших собак, расплодившихся в этих местах, как вдруг Штельвельд сказал:
– А ну постой, мне тут надо посмотреть кое-что, – и исчез в павильоне, мимо которого они проходили.
– Стой, ты куда? Подожди, я с тобой! – закричала Ира и бросилась за ним.
В павильоне было темнее, чем на улице, но свет звезд все же попадал и сюда и можно было передвигаться довольно свободно. Скоро глаза привыкли к полутьме и стали видны экспонаты – многочисленные железяки непонятного назначения, развешанные по стенам и стоявшие на полу в витринах.
– Кронштейн мне надо, самое, кронштейн, – бормотал Штельвельд, переходя от стенда к стенду, – маленький кронштейн, самое, без него никуда.
– Ты сумасшедший, – тоскливо сказала Ира, по опыту зная, что протестовать бесполезно и Штельвельд не уйдет без кронштейна.
Кронштейн, однако, нашелся скорее, чем ожидала Ира. Штельвельд довольно быстро извлек его из витрины, и они пошли к выходу.
У выхода они наткнулись на Аборигенов. То ли они их просто не заметили, когда вошли, то ли те появились позже, но сейчас Аборигены расположились почти у самого выхода, усевшись, как обычно, в кружок. В этот момент в павильоне вдруг вспыхнул электрический свет, показавшийся особенно ярким после полумрака. Такое в период конца света случалось часто: то вдруг по непонятной причине включалось уличное освещение, то давали горячую воду, отсутствующую месяцами. Кто это делал и зачем – не знал никто: принимали как данность, как принимали многое, что происходило в это абсурдное время.
Аборигены повернули головы на свет, и Штельвельды, к своему ужасу, увидели, что один из них похож на профессора Щетинина, с которым они недавно расстались. Более того, это скорее всего и был профессор: в ярком свете отливала серебром его благородная седина и одет он был в ту же куртку и джинсы, в которых только что ехал в машине. Рядом с ним сидел Абориген, похожий на известного в свое время телевизионного ведущего.
– Профессор! – окликнул его Штельвельд. – Профессор!
Щетинин не ответил – отвернувшись от света, он опять уставился в одну точку перед собой.
– Пошли, – почему-то шепотом сказала Ира. – Пошли, не он это, – и потянула Штельвельда за рукав.
– Ты думаешь, он умер? – спросил Штельвельд, когда они оказались на улице. – Мы же недавно с ним разговаривали.
– Не знаю, – ответила Ира по-прежнему шепотом, – не знаю, пошли отсюда скорей, – и потянула Штельвельда за рукав.
Территория Выставки была ярко освещена неожиданно включившимися фонарями, и они быстро ее прошли, не встретив никого по дороге. Но в лесу было темно.
Сначала тропинка еще была заметна в отсветах фонарей с территории Выставки, но вскоре стало совсем темно и идти приходилось почти вслепую. Они брели, спотыкаясь. Ира несколько раз чуть не упала – Штельвельд еле успел ее подхватить. Они не прошли еще и километра, но уже устали.
– Давай постоим, отдохнем немного, – тяжело дыша, сказала Ира.
Штельвельд ничего не ответил, но остановился, снял с плеч рюкзак и положил его у ног на землю. Ира подтащила его рюкзак к дереву и села на него, прислонившись к стволу.
– Ты уверен, что мы идем правильно? – спросила она.
– В общем да, – ответил Штельвельд, – вроде в этом направлении надо.
Уверенности в его голосе было мало.
– Ты хоть знаешь, куда надо идти? Где вы договорились? – опять робко спросила Ира.
– На озере мы договорились, там озеро должно быть. Аврам костер должен развести в качестве ориентира. Идем, направление вроде правильное.
Штельвельд подал Ире руку, надел свой рюкзак и они побрели дальше, нащупывая ногами тропинку. Вскоре перед ними открылась широкая поляна на склоне и стало светлее.
– Ну и куда теперь? – спросила Ира.
– Вроде туда. Вниз надо идти по склону, озеро внизу должно быть, – ответил Штельвельд опять довольно неуверенно.
– Прямо Сусанин, – фыркнула Ира и шагнула вперед, но тут же вернулась, схватила Штельвельда за руку и показала куда-то влево, на низкие кусты у края поляны. – Ой! Смотри там, кто это, волк?!
Штельвельд посмотрел в ту сторону, куда показывала Ира, и увидел, что возле кустов сидит довольно крупная черная собака. Кусты зашевелились, и оттуда вышел еще один пес, крупнее первого, за ним показались еще два помельче.
– Собаки! – прошептал Штельвельд. – Дикие собаки, уходим медленно – нельзя показывать, что мы их боимся.
Они стали медленно пятиться, а когда поляна скрылась из вида, пошли, побежали назад, в сторону Выставки.
ХРОНИКА КАТАСТРОФЫ
ДИКИЕ СОБАКИ
Вскоре после появления в небе четырех солнц город потрясли погромы. Началось с магазинов, а потом громили и грабили все, кроме домов, в которых были созданы группы самообороны. Правительство бежало из города. В этот период город покинули и многие жители. Уезжали, кто куда мог. Чаще в Россию или в село к родственникам. Город постепенно обезлюдел, и тогда на улицах появились стаи одичавших голодных собак, которые нападали на людей даже днем. Положение стало настолько серьезным, что оставшееся население боялось выходить на улицу. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не вмешательство армии Печерского майората. Солдаты Гувернер-Майора начали отстрел одичавших собак, а уцелевшие стаи перебрались за город в окрестные парки и леса.
– Стой, не могу больше, – Ира остановилась, тяжело дыша, и прислонилась к дереву. – А где собаки? Ты слышишь что-нибудь?
– Да нет, вроде, – Штельвельд тоже остановился и огляделся, – зато вижу.
– Что? Где? – испуганно спросила Ира, озираясь вокруг.
– Да вот оно, озеро, и костер, даже два, – ответил Штельвельд.
Перед ними была черная, холодная даже на вид поверхность одного из Голосеевских озер. Вдоль берега тянулись заросли камышей и редкий кустарник, а чуть в отдалении горели два костра и видны были сидящие возле них люди.
– Ты уверен, что это Аврам с Ивановым? Что-то людей там много, – спросила Ира.
– Пошли посмотрим, что за компания, – ответил Штельвельд и пошел к кострам.
Скоро стало видно, что у одного костра сидят Рудаки с Ивановым, а у второго, судя по их позам, Аборигены. Штель-вельды подошли ближе.
– Всем салют. Что пьете? Чем закусываете? – бодро сказал Вольф Штельвельд.
6. В ожидании Годо
– Ну, как говорится, нашего полку прибыло, и за это надо выпить, – сказал Рудаки, протягивая кружку Ирине Штельвельд, – да и ночь холодная, вон звезды как высыпали – заморозки, наверное, будут.
Штельвельд и Иванов тоже взяли кружки с выпивкой и держали их на весу, ожидая пока Рудаки соорудит себе импровизированный бутерброд из печеной картошки и тушенки. Картошка была горячая, и Рудаки возился довольно долго. Наконец и он был готов, и все застыли в ожидании «команды».
Компания была живописная: Аврам Рудаки, подняв воротник плаща, возлежал, опершись на локоть, на спальнике, который положила ему в рюкзак заботливая Ива. Рядом на бревне с кружкой в одной руке и ножом с насажанной на него картошкой в другой сидел мрачный Иванов в широкополой шляпе слегка набекрень. Картину дополнял Вольф Штельвельд, усевшийся на бревне рядом с Ирой, – кудрявая голова, военная куртка и нашлепки пластыря на лице создавали образ бандитский и слегка опереточный.
– Прямо охотники на привале, – взглянув на них, засмеялась Ира.
– Вздрогнули, – откликнулся Штельвельд, и все, чокнувшись кружками, выпили.
«Хорошо, – думал Штельвельд, – хорошо вот так выпить в компании после всех этих ужасов: Аборигенок этих жутких, воскресших мертвецов, диких собак.
– А ты чего на семинаре не был? – прожевав бутерброд, спросил он Иванова.
– Надоели мне академики, – ответил Иванов и спросил:
– А ты был?
– Был, – сказал Штельвельд, – Лекаря немного послушал и Панченко воскресшего видел.
– И что скажешь?
– Да есть у меня теория.
– Слышал? – спросил Иванов Рудаки. – Слышал, уже теория? Я же тебе говорил, великий теоретик эпохи конца света. И что за теория?
Штельвельд рассказывал долго и очень эмоционально: жестикулировал и даже пытался начертить на земле палкой схему перехода в иное измерение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
«Как быстро они перестраиваются, – подумал Штельвельд, – небось не так давно читал лекции о благах всеобщей компьютеризации…». А Ира спросила:
– А компьютеры тут при чем?
– Компьютеры создали опасную иллюзию всемогущества, в мире стали задавать тон недоучки, и мы получили в итоге то, что сейчас имеем, – ответил профессор, а Ира опять спросила:
– Так вы луддит?
– Был бы помоложе, обязательно присоединился бы к ним, – кокетливо сказал профессор, очевидно, рассчитывая на комплимент.
Но Ира не смогла бы сказать профессору о том, как молодо он выглядит, даже если бы и захотела – «мерседес» сполз с шоссе на проселок и взревел, как реактивный самолет на взлете. Несмотря на дизельный двигатель, русский проселок оказался сложной задачей для немецкого «короля дорог». Разговаривать стало невозможно, и пока не кончилась проселочная дорога, все молчали.
Наконец, взревев особенно оглушительно, «мерседес» опять вскарабкался на шоссе, профессор остановил машину и выключил двигатель. Какое-то время все сидели молча, оглушенные ревом профессорского «вседорожника». Наступал вечер, и пустое шоссе тускло отсвечивало в косых лучах низкого четвертого солнца; вокруг не было ни души, и только ветер изредка негромко шелестел ветками придорожного леса. Впереди из-за поворота доносился какой-то странный шаркающий звук – так дворники шаркают метлой по утрам. Штельвельда насторожил этот звук, и он собрался уже спросить у остальных, слышат ли они, но тут профессор Щетинин очнулся и заговорил, продолжая свою обличительную речь против компьютеров:
– Да я, безусловно, сочувствую луддитам, мне чужды их методы, но я их понимаю – они опять оказались обманутыми наукой, – начал он и вдруг замолчал.
Из-за поворота шоссе появилась странная процессия. Первой пружинистым спортивным шагом шла темноволосая женщина в комбинезоне из блестящей ткани, а за ней из-за поворота, шаркая ногами по асфальту, выходили люди, закутанные в какие-то немыслимые отрепья, грязные, с опухшими лицами, некоторые опирались на самодельные костыли, показался безногий с грохотом передвигавшийся на доске с подшипниками, за ним плелись двое одноруких оборванцев. По сторонам этой жуткой колонны таким же спортивным шагом, как и первая, шли другие 'женщины в блестящих комбинезонах. На дороге появлялись все новые и новые оборванцы, и так же по сторонам колонны шли женщины-конвоиры в комбинезонах. Колонна двигалась молча, только слышалось громкое шарканье множества ног.
«Как пленные в старом кино о войне. А эти бабы кто же, Аборигенки? И куда они их?» – успел подумать Штельвельд, когда колонна уже поравнялась с машиной, и тут одна из женщин-конвоиров посмотрела через стекло прямо ему в глаза…
Маленький Вольф сидел на свежераспиленных досках и, затаив дыхание, целился из рогатки в сойку, нагло цокающую на нижней ветке высокого кедра. Поляну, усыпанную опилками и щепками, заливали луни жаркого полуденного солнца, пахло смолой и дымом от костра. Сойка, наклонив голову, смотрела с ветки на Вольфа…
А к Ире пришел кот. Урна, он прыгнул ей на колени и стал тереться щекой о ее руку.
– Люс, Люс, зайчик мой, – сказала Ира и погладила кота по теплой шерстке…
– Эх, Щетинин, Щетинин, – говорил начальник, покачивая головой, – что ж ты, Щетинин, наделал?
Щетинин был молодой, румяный и страшно перепуганный…
Первым пришел в себя Штельвельд. Он толкнул Иру в бок, она встрепенулась, посмотрела вокруг и спросила:
– А где Люс?
– Какой Люс? – удивился Штельвельд. – Ты что?
– А где эти? – спросила Ира.
Штельвельд посмотрел назад – дорога была пуста, никого не было и впереди.
– Кто это были? – опять спросила Ира.
Штельвельд не ответил. Очнулся профессор, обалдело посмотрел вокруг и спросил:
– Кто это были? Аборигены? А кого они вели?
Ему никто не ответил.
ХРОНИКА КАТАСТРОФЫ
ЯВЛЕНИЕ АБОРИГЕНОК
Осенью третьего года от начала вселенских катаклизмов в городе появились так называемые Аборигенки. Они явились неожиданно и ниоткуда на главной улице города – Крещатике. Это были существа, внешне похожие на женщин. Сразу после появления они были совершенно голые, но уже через несколько часов на них появилась одежда из блестящей ткани, напоминающая комбинезоны. Вначале они как будто не замечали людей и никак не реагировали на попытки властей вытеснить их из города. Отряд гусар из Печерского майората, пытаясь прогнать их с Крещатика, открыл по ним огонь боевыми патронами, но пули их не задевали и они никак не отвечали на стрельбу. Через некоторое время они покинули Крещатик и рассеялись по всему городу маленькими отрядами. После этого началась фаза их активного вмешательства в жизнь города. Одной из первых таких акций стала ликвидация так называемого Королевства нищих на территории бывшей Выставки…
Всю дорогу до Выставки Штельвельды молчали. Замолчал вскоре и профессор, произнеся перед этим гневный монолог, направленный неизвестно на кого:
– Эти, – возмущался профессор, – эти что хотят с нами, то и делают, и нет на них управы!
– Что хотят, то и делают! – время от времени бормотал он и часто оглядывался.
Оглядывались и Штельвельды, но дорога была пуста и уже казалось, что жуткое шествие им просто привиделось.
У входа на Выставку они простились с профессором Щетининым. Профессор уехал, продолжая сердито бормотать: «Что хотят, то и делают!», а Штельвельды пошли через территорию Выставки к Голосеевскому лесу. Они дошли до центрального павильона с бездействующим фонтаном, и тут лопнула в небе басовая струна и село четвертое солнце. Стемнело, и на небе тут же высыпали крупные южные звезды, но под ногами был асфальт, по нему идти было легко и при свете звезд, и Ира уже прикидывала, что они доберутся до озера где-то через час, если не придется отбиваться от одичавших собак, расплодившихся в этих местах, как вдруг Штельвельд сказал:
– А ну постой, мне тут надо посмотреть кое-что, – и исчез в павильоне, мимо которого они проходили.
– Стой, ты куда? Подожди, я с тобой! – закричала Ира и бросилась за ним.
В павильоне было темнее, чем на улице, но свет звезд все же попадал и сюда и можно было передвигаться довольно свободно. Скоро глаза привыкли к полутьме и стали видны экспонаты – многочисленные железяки непонятного назначения, развешанные по стенам и стоявшие на полу в витринах.
– Кронштейн мне надо, самое, кронштейн, – бормотал Штельвельд, переходя от стенда к стенду, – маленький кронштейн, самое, без него никуда.
– Ты сумасшедший, – тоскливо сказала Ира, по опыту зная, что протестовать бесполезно и Штельвельд не уйдет без кронштейна.
Кронштейн, однако, нашелся скорее, чем ожидала Ира. Штельвельд довольно быстро извлек его из витрины, и они пошли к выходу.
У выхода они наткнулись на Аборигенов. То ли они их просто не заметили, когда вошли, то ли те появились позже, но сейчас Аборигены расположились почти у самого выхода, усевшись, как обычно, в кружок. В этот момент в павильоне вдруг вспыхнул электрический свет, показавшийся особенно ярким после полумрака. Такое в период конца света случалось часто: то вдруг по непонятной причине включалось уличное освещение, то давали горячую воду, отсутствующую месяцами. Кто это делал и зачем – не знал никто: принимали как данность, как принимали многое, что происходило в это абсурдное время.
Аборигены повернули головы на свет, и Штельвельды, к своему ужасу, увидели, что один из них похож на профессора Щетинина, с которым они недавно расстались. Более того, это скорее всего и был профессор: в ярком свете отливала серебром его благородная седина и одет он был в ту же куртку и джинсы, в которых только что ехал в машине. Рядом с ним сидел Абориген, похожий на известного в свое время телевизионного ведущего.
– Профессор! – окликнул его Штельвельд. – Профессор!
Щетинин не ответил – отвернувшись от света, он опять уставился в одну точку перед собой.
– Пошли, – почему-то шепотом сказала Ира. – Пошли, не он это, – и потянула Штельвельда за рукав.
– Ты думаешь, он умер? – спросил Штельвельд, когда они оказались на улице. – Мы же недавно с ним разговаривали.
– Не знаю, – ответила Ира по-прежнему шепотом, – не знаю, пошли отсюда скорей, – и потянула Штельвельда за рукав.
Территория Выставки была ярко освещена неожиданно включившимися фонарями, и они быстро ее прошли, не встретив никого по дороге. Но в лесу было темно.
Сначала тропинка еще была заметна в отсветах фонарей с территории Выставки, но вскоре стало совсем темно и идти приходилось почти вслепую. Они брели, спотыкаясь. Ира несколько раз чуть не упала – Штельвельд еле успел ее подхватить. Они не прошли еще и километра, но уже устали.
– Давай постоим, отдохнем немного, – тяжело дыша, сказала Ира.
Штельвельд ничего не ответил, но остановился, снял с плеч рюкзак и положил его у ног на землю. Ира подтащила его рюкзак к дереву и села на него, прислонившись к стволу.
– Ты уверен, что мы идем правильно? – спросила она.
– В общем да, – ответил Штельвельд, – вроде в этом направлении надо.
Уверенности в его голосе было мало.
– Ты хоть знаешь, куда надо идти? Где вы договорились? – опять робко спросила Ира.
– На озере мы договорились, там озеро должно быть. Аврам костер должен развести в качестве ориентира. Идем, направление вроде правильное.
Штельвельд подал Ире руку, надел свой рюкзак и они побрели дальше, нащупывая ногами тропинку. Вскоре перед ними открылась широкая поляна на склоне и стало светлее.
– Ну и куда теперь? – спросила Ира.
– Вроде туда. Вниз надо идти по склону, озеро внизу должно быть, – ответил Штельвельд опять довольно неуверенно.
– Прямо Сусанин, – фыркнула Ира и шагнула вперед, но тут же вернулась, схватила Штельвельда за руку и показала куда-то влево, на низкие кусты у края поляны. – Ой! Смотри там, кто это, волк?!
Штельвельд посмотрел в ту сторону, куда показывала Ира, и увидел, что возле кустов сидит довольно крупная черная собака. Кусты зашевелились, и оттуда вышел еще один пес, крупнее первого, за ним показались еще два помельче.
– Собаки! – прошептал Штельвельд. – Дикие собаки, уходим медленно – нельзя показывать, что мы их боимся.
Они стали медленно пятиться, а когда поляна скрылась из вида, пошли, побежали назад, в сторону Выставки.
ХРОНИКА КАТАСТРОФЫ
ДИКИЕ СОБАКИ
Вскоре после появления в небе четырех солнц город потрясли погромы. Началось с магазинов, а потом громили и грабили все, кроме домов, в которых были созданы группы самообороны. Правительство бежало из города. В этот период город покинули и многие жители. Уезжали, кто куда мог. Чаще в Россию или в село к родственникам. Город постепенно обезлюдел, и тогда на улицах появились стаи одичавших голодных собак, которые нападали на людей даже днем. Положение стало настолько серьезным, что оставшееся население боялось выходить на улицу. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не вмешательство армии Печерского майората. Солдаты Гувернер-Майора начали отстрел одичавших собак, а уцелевшие стаи перебрались за город в окрестные парки и леса.
– Стой, не могу больше, – Ира остановилась, тяжело дыша, и прислонилась к дереву. – А где собаки? Ты слышишь что-нибудь?
– Да нет, вроде, – Штельвельд тоже остановился и огляделся, – зато вижу.
– Что? Где? – испуганно спросила Ира, озираясь вокруг.
– Да вот оно, озеро, и костер, даже два, – ответил Штельвельд.
Перед ними была черная, холодная даже на вид поверхность одного из Голосеевских озер. Вдоль берега тянулись заросли камышей и редкий кустарник, а чуть в отдалении горели два костра и видны были сидящие возле них люди.
– Ты уверен, что это Аврам с Ивановым? Что-то людей там много, – спросила Ира.
– Пошли посмотрим, что за компания, – ответил Штельвельд и пошел к кострам.
Скоро стало видно, что у одного костра сидят Рудаки с Ивановым, а у второго, судя по их позам, Аборигены. Штель-вельды подошли ближе.
– Всем салют. Что пьете? Чем закусываете? – бодро сказал Вольф Штельвельд.
6. В ожидании Годо
– Ну, как говорится, нашего полку прибыло, и за это надо выпить, – сказал Рудаки, протягивая кружку Ирине Штельвельд, – да и ночь холодная, вон звезды как высыпали – заморозки, наверное, будут.
Штельвельд и Иванов тоже взяли кружки с выпивкой и держали их на весу, ожидая пока Рудаки соорудит себе импровизированный бутерброд из печеной картошки и тушенки. Картошка была горячая, и Рудаки возился довольно долго. Наконец и он был готов, и все застыли в ожидании «команды».
Компания была живописная: Аврам Рудаки, подняв воротник плаща, возлежал, опершись на локоть, на спальнике, который положила ему в рюкзак заботливая Ива. Рядом на бревне с кружкой в одной руке и ножом с насажанной на него картошкой в другой сидел мрачный Иванов в широкополой шляпе слегка набекрень. Картину дополнял Вольф Штельвельд, усевшийся на бревне рядом с Ирой, – кудрявая голова, военная куртка и нашлепки пластыря на лице создавали образ бандитский и слегка опереточный.
– Прямо охотники на привале, – взглянув на них, засмеялась Ира.
– Вздрогнули, – откликнулся Штельвельд, и все, чокнувшись кружками, выпили.
«Хорошо, – думал Штельвельд, – хорошо вот так выпить в компании после всех этих ужасов: Аборигенок этих жутких, воскресших мертвецов, диких собак.
– А ты чего на семинаре не был? – прожевав бутерброд, спросил он Иванова.
– Надоели мне академики, – ответил Иванов и спросил:
– А ты был?
– Был, – сказал Штельвельд, – Лекаря немного послушал и Панченко воскресшего видел.
– И что скажешь?
– Да есть у меня теория.
– Слышал? – спросил Иванов Рудаки. – Слышал, уже теория? Я же тебе говорил, великий теоретик эпохи конца света. И что за теория?
Штельвельд рассказывал долго и очень эмоционально: жестикулировал и даже пытался начертить на земле палкой схему перехода в иное измерение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29