– Ты слышала про Винус? – спросил он. – Вероятно, мы возьмем ее назад.
Я очень обрадовалась.
– Правда? А что изменилось?
– У них в семье опять неприятности. Одного из старших арестовали за торговлю наркотиками. Похоже, он занимался этим дома, поэтому встал вопрос о том, были ли вовлечены ли в это другие дети. Вчера вечером мне позвонили из администрации и сообщили, что в Социальной службе полагают, что для Винус лучше не находиться дома круглый день. Их беспокоит этот парень, Дэнни, который живет вместе с ними, потому что именно он приглядывает за детьми. Тери по ночам работает, а он остается с Вандой, Винус и другими. В Социальной службе говорят, что хотя он ни в чем дурном не замечен, но все же будет лучше, если Винус часть времени будет проводить в школе.
– Что ж, я с удовольствием возьму ее назад. Но что нам делать с ее драками на игровой площадке?
– У нее будет сопровождающий на время большой перемены. Это дешевле, чем посылать учителя на дом. А в перерывах между уроками нужно придумать что-нибудь самим.
Итак, Винус появилась вновь так же стремительно, как исчезла. За две недели до Рождества Боб привел ее в класс.
– Психопатка вернулась! – воскликнул Билли.
Я быстренько вынула из кармана рубашки желтый круг и многозначительно помахала им в воздухе.
– Это нечестно! Занятия еще не начались! – завопил Билли.
– Тогда закрой рот, – сказала я.
Вид у Винус был еще более запущенный, чем прежде. К всклокоченным волосам, схваченным, как всегда, резинками, прилипли крошки хлеба и что-то похожее на джем. Потертая, вылинявшая одежда, черные брюки и клетчатая рубашка, на два-три размера больше, чем нужно, явно с чужого плеча. На ногах разные носки и розовые кроссовки с облупившимися пластиковыми носами.
– Привет, моя хорошая, я рада, что ты вернулась. Твоя парта тебя ждет. – Я повела ее на старое место, за Зейном.
Винус села и смотрела на меня, пока я вела урок математики. Она не открыла учебник. Даже не наклонила головы. Ничего не изменилось.
– А ей тоже дадут светофор? – спросил Билли. – Ей нужно повесить красный за то, что она ничего не делает. Мне за это дают красный.
Я подняла желтый кружок. Настала долгая пауза. Билли смотрел на меня.
– Это нечестно, – пробормотал он. – Даже слова нельзя сказать. Здесь установили диктатуру.
Я села рядом с Винус. Взяв коробку с цветными деревянными фигурками, я поставила на стол голубой цилиндр, красный куб и зеленый конус. Потом положила на стол три карточки с соответствующими рисунками.
– Можешь показать, какая фигура соответствует этому рисунку?
Молчание.
– Вот эта, верно? Видишь? Красный куб. – Я подняла куб и положила его на карточку. – Так какая фигура соответствует рисунку?
Задача была несложной, но Винус не собиралась отвечать.
Администрация наняла помощника для присмотра за Винус во время часового обеденного перерыва. Я сказала Бобу, что мы с Джули присмотрим за ней на двух двадцатиминутных переменах.
Джули отвечала за утреннюю перемену. Я – за дневную. Обычно проблем не возникало. Несколько раз Винус выходила из себя. Мы вмешивались, напоминали другим о необходимости соблюдать дистанцию, говорили ей о недопустимости подобного поведения и удалялись. Большую часть времени она, однако, проводила в стороне от других детей, стояла, опершись о свою стенку в конце площадки.
На третий день я нарушила заведенный порядок. Когда прозвенел звонок, я сказала:
– Давай останемся в классе.
Винус без всякого выражения посмотрела на меня.
Двадцать минут не так уж много, но я подумала, что вместо того, чтобы идти на прогулку, нам лучше почитать сказку. Я выбрала «Лягушонка и Жабенка».
– Давай-ка сядем, и я тебе почитаю. Винус смотрела на меня.
– Пошли. – Я положила руку ей на спину и легонько подтолкнула к уголку для чтения. Потом уселась сама. – Садись.
Она стояла.
– Ну же.
Я поднялась, взяла ее за плечи и усадила к себе на колени. Одной рукой я обняла ее, другой взяла книжку. И начала читать. До этого я никогда не пыталась сажать Винус к себе на колени, и это было испытанием. Она сидела, застыв, как манекен. У меня не создалось впечатления, что, как только я ее отпущу, она вскочит и убежит, но я также не была уверена, что ей это нравится. Мне пришло в голову, что, может быть, раньше никто не читал ей вслух.
Мы прочли сказку меньше чем за десять минут. Боясь потревожить ее, я не стала вставать, чтобы взять другую книжку, и начала читать другую сказку.
Прозвенел звонок с перемены.
– Сейчас вернутся мальчики. Но мы хорошо провели время, правда? – сказала я и поставила ее на ноги.
Молчание.
Так проходили наши дни. Перед каждым уроком я заставляла ее делать упражнения: касаться своих плеч, бедер, коленей, носков. Я предложила участвовать в этих занятиях мальчиков, которым нравилась пятиминутная разминка, нравилась ее предсказуемость и регулярность.
Я старалась как можно чаще к ней прикасаться. Я предварительно обговорила это с Бобом, главным образом потому, что наступили времена, когда совращению малолетних стало уделяться особо пристальное внимание, когда физический контакт между учителем и учениками стал предметом обсуждения. Но Боб одобрил мой подход, он понимал ценность тактильной коммуникации с такими детьми, как Винус.
Прикосновение было простым, но очень эффективным средством общения. Похлопывания по спине, легкие объятия гораздо красноречивее слов могли сказать о том, что я помню о ней и рада ее присутствию.
А еще я ей читала. Каждый день на дневной перемене. Перечитав все книжки о Лягушонке и Жабенке, мы перешли к рассказам о доброй маленькой девочке в обличии барсучка. Это были более длинные и сложные истории, поэтому я читала их медленно, перечитывая много раз.
Приблизительно в это же время в нашем классе зазвучала музыка.
Я не могу похвастать блестящими музыкальными способностями. Я способна повторить мелодию и улавливаю фальшь, но начисто лишена чувства ритма. Однако мне пришло в голову, что музыка, возможно, станет позитивным стимулом для Винус и к тому же поможет мальчикам избавиться от избытка энергии.
И вот в середине декабря, в разгар сезона рождественских песнопений, я решила, что музыка будет звучать у нас в классе каждый день. Мы начали с песен «Если ты счастлив и знаешь об этом» и «Б-И-Н-Г-О», которая нравилась мальчикам из-за того, что там надо кричать. Но я включила в репертуар и некоторые старые песни, они были веселыми, их можно было разыгрывать и исполнять с чувством. Но главное – я помнила слова.
Музыкальные занятия привились мгновенно. Мы стали петь всякий раз, когда кому-то удавалось продержаться при зеленом свете весь урок. Я обнаружила, что это очень хороший способ переходить от одного занятия к другому, поэтому мы часто начинали петь, когда наступало время обеденного перерыва или перемены. Это к тому же был надежный способ отвлечься, когда кто-нибудь начинал раздражать других. Когда я предлагала: «Давайте споем», почти все охотно откликались. Даже если виновник поначалу не присоединялся, остальные пели, и настроение менялась. Вскоре мы уже пели так часто, как будто это была не школа, а оперетта.
Сама Винус никогда не участвовала в пении, но и не сидела с безразличным видом. Я часто видела, как она внимательно наблюдает за поющими, пританцовывающими и жестикулирующими мальчиками.
Наконец-то мы почувствовали себя коллективом. Мальчишки полюбили петь. У них появлялось чувство групповой принадлежности. К сожалению, это обострило другую проблему – проблему постоянных разногласий между Джули и мной. В данном случае причиной стало ее упорное нежелание петь и дурачиться вместе с нами. Она сказала, что не умеет петь. В первые несколько раз я со смехом возражала, что я тоже не Мария Каллас, а Шейн и Зейн начисто лишены слуха. Джули сказала, что ненавидит пение, особенно хоровое. В детстве ее дразнили за неумение петь, и она до сих пор болезненно к этому относится.
Я ей посочувствовала, однако мальчики по-прежнему к ней приставали. Я говорила им: «Это не важно. Здесь каждый делает то, что хочет». Но это все-таки было важным. Пение стало для нас символом единения. Оно помогало нам сплотиться, и Джули, отказываясь петь вместе с нами, ставила себя в роль аутсайдера. Подтекст заключался в том, что я исключаю ее, специально выбрав пение, то есть то, что она не умеет делать.
Это глубоко меня огорчало. Мне не нравилось напряжение в классе, когда мы обе были там. Не нравилось, что я не могу положиться на Джули в трудный момент.
Чем это объяснить? Несходством характеров? Или причина лежала глубже? На этот вопрос я не могла ответить. Я наблюдала, пыталась проанализировать свои чувства. Хотя я успешно применяла анализ, когда речь шла о конкретных вещах, на более абстрактном уровне я больше доверяла интуиции. Я «чувствовала», если что-то шло не так, но сразу не могла определить, что именно. Поэтому мне трудно было пойти к Бобу и рассказать о сложившейся ситуации. Что я могла ему сказать? Что Джули ведет себя с ребятами слишком мягко?
Наши разногласия достигли критической стадии в последний день перед зимними каникулами.
В то утро Билли принес что-то, завернутое в яркую бумагу.
– Это для вас. Я сам покупал.
– Как это мило с твоей стороны, Билли, – сказала я. – Интересно, что там внутри.
– Откройте прямо сейчас, – сказал он.
– Мне не нужно ждать Рождества?
– Нет! Откройте. Я хочу, чтобы вы увидели, что там!
К нам стали подходить другие дети. Они столпились вокруг стола. Улыбаясь, я развязала ленточку. Внутри была статуэтка серой керамической кошки сантиметров тридцать высотой.
– Какая красивая кошка, Билли. Большое спасибо. Билли просто сиял.
– Я купил ее сам. На свои деньги. Знаете, сколько она стоит? Доллар девяносто девять центов.
– Спасибо, Билли. Я очень люблю кошек, и мне приятно иметь такую красивую статуэтку. Дома подыщу для нее специальное место.
– Я так и думал, – ответил Билли. Взяв в руки кошку, он ласково ее погладил. – Я подумал, что вам понравится.
Я наклонилась и обняла его:
– Ты очень внимательный мальчик, Билли.
Сияя от счастья, он улыбнулся и обнял меня в ответ.
Поставив статуэтку на стол, я начала урок.
Днем мы собирались отпраздновать Рождество, что было чревато неприятностями. В обеденный перерыв стало прибывать угощение. Бабушка Джесса принесла кексы. Мать Шейна с Зейном – поднос с рождественским печеньем.
Не успел прозвенеть звонок, как случилась первая неприятность.
– Смотрите, что сделал Шейн! – крикнул Джесс.
Я обернулась и увидела Шейна с красным фломастером в руках, которым он разрисовал себе левую руку.
– Ох, дорогой мой, – ласково сказала Джули, – разве ты забыл, что фломастерами рисуют на бумаге, а не на людях. Иди-ка сюда, Шейн. Давай это смоем.
Я продолжала накрывать на стол, пока Джули отмывала Шейна. Бумажные полотенца в туалете закончились, поэтому она направилась к шкафу за новыми. Шейн колотил ладошками по воде, расплескивая ее из раковины. Он поднял голову, лукаво посмотрел на меня, потому что знал, что я за ним наблюдаю, и, прижав палец к крану, разбрызгал воду вокруг. Джули повернула голову.
– Ой, – спокойно произнесла она, – вода. Кто-нибудь может поскользнуться. Давай возьмем полотенца и вытрем пол.
Она наклонилась и стала вытирать пол бумажным полотенцем. Шейн просто держал их в руках. Полотенца были сложены таким образом, что, вынув одно, вы вытаскивали конец другого. Шейн начал быстро вытаскивать одно полотенце за другим, и они разлетелись во все стороны.
Заметив это, Джули выпрямилась.
– Полотенца нужны, чтобы ими что-то вытирать, Шейн. Вот, держи. – Она протянула ему одно. – Помоги мне, пожалуйста. – Она наклонилась, чтобы закончить работу.
Шейн и не думал этого делать. Вместо этого он начал бить Джули полотенцем по голове.
– Полотенцами вытирают, Шейн. Поможешь мне? Шейн продолжал колотить ее бумажным полотенцем. Тогда Джули поднялась и взяла его за руку:
– Пойдем к твоему столу. Там лежат твои книжки. Давай посмотрим, есть ли там красивый рисунок Санта-Клауса. Ты мог бы его раскрасить.
Я наблюдала эту сцену, представляя во всех подробностях, как бы я действовала на ее месте. Я бы, несомненно, повысила голос. Я бы настояла на том, чтобы Шейн сам вытер пол, а если бы он не подчинился, посадила бы его на «тихий» стул и держала там до тех пор, пока он не согласился бы это сделать.
Но на этом неприятности не кончились. На этот раз система светофора не сработала. У всех постоянно горел красный свет, но никто не обращал на это внимания. Джесс, перевозбудившись, не мог справиться со своими тиками. Он издавал лающие звуки, дергался и гримасничал. А в перерывах дрался. Он и Билли провели два раунда на ковре в уголке для чтения, прежде чем мне удалось растащить их. Шейн и Зейн вели себя как безумные. Шейн пытался выбить окно, швыряя в него кубиком, а Зейн расстегнул штаны и написал на мой стул. Хлопот не причиняла одна Винус, и то потому, что в тот день отсутствовала.
Кульминацией получасового праздника стало прибытие Санта-Клауса, роль которого исполнял Боб. Он заходил в каждый класс с мешком подарков.
Пока я приветствовала Санта-Клауса, Шейн с Зейном сорвались со своих мест и принялись носиться по классу. С шумом промчавшись мимо моего стола, Шейн схватил статуэтку кошки.
– Поставь ее назад, ты, ублюдок! Она не твоя! – крикнул Билли, вскакивая с места.
Санта-Клаус опустил мешок на пол и схватил Билли за руку.
– «Динь-динь-динь, динь-динь-динь, бубенцы звенят…» – запела я.
Санта присоединился ко мне, старательно выводя мелодию и не выпуская руки Билли. Билли тоже запел, хотя по-прежнему свирепо смотрел на Шейна. Через секунду запел и Джесс. Джули взяла статуэтку и поставила на стол.
Я начала прихлопывать в такт пению. Приблизившись к Зейну, я весело захлопала перед ним в ладоши. Он присоединился ко мне, и наконец Шейн тоже захлопал.
Я шла впереди, громко распевая «динь-динь-динь», притопывая и прихлопывая, пока все, включая Санта-Клауса, не присоединились ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20