Он был настолько
огромен, что казался чуть ли не чудом, люди с любопытством глазели на
него, когда он проходил по улице. Бугры мышц округляли его руки, плечи и
ноги, но живот его был распущен, слегка свисал - результат слишком
большого количества пакетов с глазированными пончиками, съеденными в
одиночных номерах мотелей. Но даже неся лишний жир, похожий на
автомобильный баллон Джош Хатчинс двигался с силой и изяществом,
создавалось впечатление туго скрученной пружины, готовой мгновенно
распрямиться. Это все, что осталось от той взрывной энергии, которой он
обладал, когда играл защитником у Нью-Орлеанских "Светлых" так много лет
назад.
Джош принял душ и смыл пот. Завтра вечером ему предстояло бороться в
Гарден-Сити, штат Канзас, куда нужно будет добираться через весь штат
долгой пыльной дорогой. И жаркой дорогой, потому что кондиционер в его
автомобиле сломался несколько дней назад, а он не мог себе позволить
отремонтировать его. Ближайший платеж ему поступит лишь в конце недели в
Канзас-Сити, где он должен участвовать в борьбе против произвольных семи
соперников. Он вышел из душа, обтерся и оделся. Когда он собирался уже
уходить, пришел организатор матча и сказал ему, что Джонни Ли Ричвайна
увезли в больницу, он будет в порядке, но Джошу нужно быть поосторожнее на
выходе из гимнастического зала, потому что местные могут устроить
небольшую потасовку. Джош поблагодарил его спокойным голосом, затянул
молнию на своей сумке и попрощался.
Его разбитый, купленный шесть лет назад "Понтиак" был припаркован на
стоянке круглосуточного супермаркета "Продуктовый Гигант". По опыту,
который обошелся ему в множество проколотых шин, он знал, что нельзя
парковаться близко к борцовским залам. Дойдя до универсама, он вошел в
него и через несколько минут вышел с пакетом глазированных пончиков,
несколькими пирожными и пакетом молока. Он выехал, направляясь на юг по
шоссе номер 81 к мотелю "Хороший Отдых".
Его комната выходила окнами на шоссе, и грохот проезжающих грузовиков
напоминал рычание зверей в темноте. Он включил по телевизору "Вечернее
шоу" и намазал плечи спортивной растиркой "Бен Гэй". Он давно уже не
тренировался в гимнастических залах, хотя не переставал твердить себе, что
собирается начать снова ежеутренний бег трусцой.
Пресс у него был слабоват: он знал, что его могут здорово избить,
если бить по животу и не затягивать удары. Но он решил, что займется этим
завтра - всегда есть в запасе завтра, - надел свои ярко-красные рейтузы и
лег на кровать, чтобы съесть свой ужин и поглядеть телик.
Он уже наполовину съел свои булочки, когда праздную болтовню прервал
выпуск новостей "Эн-Би-Си". Появился мрачный диктор, сзади которого была
надпись "Белый Дом", и начал говорить что-то насчет "встречи
первостепенной важности", которую имел Президент с Министром Обороны,
Председателем КНШ, Вице-президентом и всякими советниками, и о том, что из
близких к правительственным кругам источников поступило подтверждение, что
встреча эта касалась САК и НОРАД. Американские базы ВВС, с серьезностью в
голосе сказал диктор, могут перейти в состояние повышенной боевой
готовности. По мере поступления новостей будут сделаны дополнительные
сообщения.
- Не взрывайте мир хотя бы до воскресенья, - пробурчал Джош,
прожевывая булочку. - Сначала дайте мне получить чек.
Каждый вечер выпуски новостей были полны фактами или слухами про
войну. Джош смотрел новости и читал газеты, где бы они ему ни попадались,
и понимал, что нации стали страшно самолюбивыми, до паранойи и безумства,
но не мог вникнуть, почему трезвые лидеры не поднимут телефонные трубки и
не поговорят друг с другом. Что трудного в таких разговорах?
Джош начинал верить, что все это подобно профессиональной борьбе:
сверхдержавы натянули на себя маски и грузно ступают, извергая угрозы и
дико замахиваясь друг на друга, но все это лишь игра мужчин,
надувательство с серьезным видом. Он не мог вообразить, во что превратится
мир после того как упадут ядерные бомбы, но знал достаточно хорошо, что в
пепле ему не найти глазированных булочек, тогда ему уж точно не видать их.
Он начал есть пирожные, когда взглянул на телефон возле кровати и
подумал о Рози и мальчиках. Жена его развелась с ним, когда он покинул
профессиональный футбол и стал борцом, и под ее опекой остались их двое
сыновей. Она все еще жила в Мобиле, Джош навещал их, когда бы его бег по
кругу ни приводил его туда. У Рози была хорошая работа секретаря юриста, а
в последнюю встречу с ним она сказала, что помолвлена с поверенным, и
свадьба их в конце августа. Джош редко видел сыновей, и иногда в толпе
вокруг арены он мельком видел лица парней, напоминавших их, но лица эти
всегда орали и глумились над ним. Не стоит слишком много думать о тех,
кого любишь, нет смысла слишком углублять свои обиды. Он желал Рози добра
и иногда испытывал желание позвонить ей, но боялся, что ответит мужчина.
Ну, что ж, подумал он, начиная еще одно пирожное и стараясь сперва
добраться до крема, мне не судьба быть семейным человеком, как ни крути.
Нет, сэр! Я слишком люблю свободу и, клянусь Богом, имею то, чего хочу!
Он устал. Тело его болело, а завтра будет долгий день. Может, стоит
зайти в больницу, прежде чем уехать, и узнать насчет Джонни Ли Ричвайна?
Парень показался ему симпатичнее после сегодняшнего.
Джош оставил телевизор включенным, ему нравились звуки человеческих
голосов, и медленно уснул с пакетом пирожных, мерно вздымавшемся на его
животе. Завтра большой день, думал он сквозь дремоту. Нужно быть снова
здоровым и сильным. Потом он уснул, слегка похрапывая, сны его были полны
шума толпы, орущей против него.
Затем наступило благочестие. Министр выступал за то, чтобы перековать
мечи на орала. Потом звездно-полосатый флаг трепетал над видами
величественных, покрытых снегом гор, необъятных волнующихся полей пшеницы
и кукурузы, бегущих речек, зеленых лесов и огромных городов; окончилось
все это изображением американского флага, развернутого и неподвижного, на
штоке, погруженном в поверхность Луны.
Картинка замерла, несколько секунд продержалась, а потом экран забил
серый "снег", местная телестанция закончила передачу.

4. ДИТЯ-ПРИВИДЕНИЕ
11 часов 48 минут (центральное дневное время).
Близ Вичиты, штат Канзас
Они опять ругались.
Маленькая девочка зажмурила глаза и закрыла голову подушкой, но
голоса все-таки проникали, приглушенные и искаженные, почти
нечеловеческие.
- Меня тошнит и мне надоело это дерьмо, женщина! Отвяжись от меня!
- А что я должна делать? Улыбаться, когда ты напиваешься и
проигрываешь деньги, которые заработала я? Деньги, которые должны
покрывать стоимость проката этого паршивого трейлера и на которые можно
купить какой-то еды, и, клянусь Богом, ты идешь и выбрасываешь их, просто
выбрасываешь...
- Отвяжись от меня, я сказал! Посмотри на себя! Выглядишь хуже старой
потаскушки! Мне до смерти надоело, что ты вечно торчишь здесь и кормишь
меня все время только каким-то дерьмом!
- А что мне делать? Может, просто сложить вещички и убрать свою
задницу подальше отсюда?
- Давай! Убирайся, и прихвати с собой свою девчонку, которая как
привидение!
- И уберусь! Думаешь, нет?!
Ругань продолжалась, голоса становились все громче и пакостнее.
Девочке нужно бы выйти на воздух, но она продолжала держать глаза плотно
закрытыми и воображала свой садик снаружи, прямо перед ее крошечной
спальней. Люди отовсюду приходили к стоянке трейлера, чтобы посмотреть ее
садик и похвалить, как хорошо растут цветы. Миссис Игер, соседка по
стоянке, говорила, что фиалки прекрасны, но она никогда не знала, что они
цветут так поздно и в такую жару. Нарциссы, львиный зев, колокольчики тоже
выросли крепкими, но в какой-то момент девочка решила, что они гибнут. Она
поливала их и рыхлила землю пальчиком, сидела посреди своего садика на
утреннем солнце и глазами, голубыми, как яички малиновки, любовалась
цветами, и наконец всякие признаки их гибели исчезали из ее головы. Сейчас
садик представлял собой картину веселых расцветок, и даже трава вокруг
трейлера была роскошного темно-зеленого цвета. Трава у миссис Игер была
побуревшей, хотя та и поливала ее из шланга ежедневно; девочка давно
слышала, что трава увядает, но не хотела говорить ей об этом, чтобы не
огорчать ее. Может быть, трава еще позеленеет, когда пойдет дождь.
Горшки с растениями в изобилии заполняли спальню, размещаясь на
полках и вокруг кровати. В спальне держался здоровый аромат жизни, и даже
маленький кактус в красном керамическом горшочке выбросил белый цветок.
Маленькой девочке нравилось думать про свой садик и растения, когда Томми
и ее мать ругались; она могла видеть свой садик в уме, могла вообразить
каждый цветок и лепесточек и запах земли между пальчиками, и это помогало
ей уйти от голосов.
- Не прикасайся ко мне! - кричала ее мать. - Скотина, попробуй только
еще раз ударить меня!
- Да я выдерну тебе ноги из задницы, если захочу!
Последовали звуки борьбы, еще ругань, и, наконец, звук пощечины.
Девочка вздрогнула, слезы потекли по ее сомкнутым белым ресницам.
"Перестаньте драться!" - истерично думала она. - "Пожалуйста,
пожалуйста, пожалуйста, прекратите драться!"
- Уйди от меня!
Что-то ударилось о стену и разбилось. Девочка закрыла уши ладонями и,
сжавшись, лежала в кровати, готовая закричать.
Показался свет. Мягкий свет, мерцающий через веки. Она открыла глаза
и села.
На оконной занавеске напротив бился пульсирующий свет, слабое желтое
мерцание, похожее на тысячу маленьких свечек на именинном пироге. Свет
двигался как вихрь по раскаленной пустыне, и ребенок уставился на него
зачарованный, звуки ссоры затихали и совсем пропали. Свет отражался в ее
широко раскрытых глазах, двигался по ее личику в форме сердца и танцевал
на ее белокурых волосах до плеч. Вся комната была празднично освещена
мерцанием светящихся существ, приникших к оконной занавеске.
Светлячки, догадалась она. Сотни светлячков, осевших на оконной
занавеске. Она и раньше видела их на окне, но никогда их не было так много
и никогда они не светились одновременно. Они мерцали как звездочки,
стараясь прожечь себе путь через занавеску, и пока она смотрела на них,
она не слышала ужасных голосов своей матери и "дяди" Томми. Мерцающие
светлячки захватили все ее внимание, их вспышки зачаровали ее.
Форма света изменилась, мерцание приняло другой, ускоренный ритм.
Девочка вспомнила зеркальный зал на ярмарке, как огни ослепительно
отражались на стеклах, сейчас же она чувствовала себя словно бы стоящей в
свете тысячи ламп, а когда ритм еще ускорился, они, казалось, закружили
вокруг нее с головокружительной быстротой.
Они разговаривают, думала она. Разговаривают на своем языке.
Разговаривают о чем-то очень, очень важном...
- Свон! Ласточка! Проснись!
"...разговаривают о чем-то, что должно случиться..."
- Ты слышишь меня?
"...что-то плохое должно случиться... очень скоро..."
- СВОН!
Кто-то тряс ее. Несколько секунд она еще пребывала в зеркальном зале
и была ослеплена вспышками огоньков. Потом вспомнила, где она, и увидела,
как светлячки покидают занавеску, поднимаясь в ночь.
- Проклятые мошки облепили все окно, - услышала она голос.
Свон с усилием отвела от них свой взгляд, так, что заломило шею. Ее
мать стояла над ней, и при свете из открытой двери Свон увидела багровый
синяк, вздувшийся на правом глазу матери. Женщина была худа и всклокочена,
среди ее спутанных белокурых волос проступали их темные корни, она бросала
взгляды то на дочь, то на улетающих с занавески мошек.
- Что с тобой?
- Она балдеет, - сказал Томми, перекрывая дверной проем своим
широкоплечим телом. Он был грузен и неухожен, темная неровно растущая
бородка закрывала острый подбородок, лицо - щекастое и мясистое. На голове
красная кепочка, одет в рубашку с короткими рукавами и штаны. - Совсем
шизанутая девчонка. - Затем грубо выругался и отхлебнул из бутылки.
- Мама? - ребенок все еще грезил, перед глазами мерцали огоньки.
- Ласточка, я хочу, чтобы ты встала и оделась. Мы уезжаем из этого
чертова хламовника прямо сейчас, ты слышишь?
- Да, мам!
- Никуда вы не поедете! - ухмыльнулся Томми. - Куда вам ехать-то?
- Чем дальше, тем лучше! Дура я была, переселившись сюда, а ты еще
дурнее! Ну, вставай же, ласточка. Оденься. Мы должны уехать отсюда как
можно скорее.
- Ты собираешься вернуться к Рику Доусону? Давай-давай! Это же он
вышвырнул тебя тогда, когда я тебя подобрал? Давай, иди к нему, чтобы он
вышвырнул тебя еще раз!
Она обернулась к нему и холодно произнесла:
- Уйди с моего пути или, Боже, помоги мне, я убью тебя!
Глаза Томми опасно сузились. Он еще раз отхлебнул из бутылки, облизал
губы и вдруг расхохотался.
- Ну, как же!
Он отступил назад и сделал рукой резкий выметающий жест.
- Выкатывайся! Строишь из себя чертову королеву?! Выкатывайся!
Она посмотрела на девочку взглядом, полным неприязни, и вышла из
спальни мимо него.
Свон вскочила с кровати и, неловкая в своей ночной рубашке на
девятилетнего, поспешила к окну и свесилась наружу. Свет в окнах трейлера
миссис Игер горел, и Свон решила, что их шум наверное разбудил ее. Свон
глянула наверх и уставилась на небо с открытым от восхищения ртом.
Небо было заполнено волнами движущихся мерцающих звезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19