Он повел меня прочь, и я слепо шла за ним, все еще уткнувшись лицом в его грудь. Наконец мы вышли на сухое место, и он усадил меня на траву. Он сел рядом.
– Я скорблю о ваших матери и отце, – тихо сказал он. – Вам нужно понять, что для них ничего нельзя было сделать. Вы вправе скорбеть о них, но не теперь. Вам нужно подумать о себе. Как и мне.
– Я знаю, – сумела я выговорить. – Я очень благодарна вам за то, что вы сделали. Уверена, что если бы не вы, меня бы не было в живых.
– Вы сделали это сами, – уверил он меня. – Теперь отдохните. Прислонитесь ко мне. Думаю, мы настолько друзья, чтобы поддерживать друг друга. Если вам хочется заплакать, я это тоже пойму.
– Потом, – сказала я. Я прислонилась к нему, как он предложил. – Еще раз спасибо вам. Я даже не знаю, кто вы.
– Меня зовут Дэвид Бреннан.
– Я никогда не забуду вас, мистер Бреннан. Я Джена Стюарт.
– Джена? Никогда раньше не слышал такого имени. Оно мне нравится. Да… Очень. Джена… Оно прелестно звучит. Как музыка. Я музыкант.
– Вы играете на каком-то инструменте? – спросила я. Он занимал меня такими прозаическими вопросами, и я на время забыла о происшествии.
– Я играю на нескольких инструментах, но вообще-то я дирижер. На следующей неделе я должен выступать в Новоорлеанском оперном театре, но теперь я не уверен даже в этом.
– Надеюсь, вы будете великолепны, – сказала я.
– Спасибо. Мне это обязательно нужно. Теперь я потерял все, что имел, кроме совсем маленькой суммы денег. Вот что бывает, когда возишь их с собой. Все мое состояние было в одном из чемоданов, а он теперь, скорее всего, сгорел дотла.
– Мне жаль, мистер Бреннан.
– О, я не пропаду. А как вы?
– Я не знаю. – Я чуть было не добавила, что все, что у нас было, тоже, вероятно, сгорело дотла, но не хотела, чтобы он тревожился за меня, и не желала, чтобы делился со мной своими скудными деньгами. Он сделал уже достаточно.
– У меня есть родственник… Я могу поехать к нему, – добавила я, – пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.
– Моя привилегия – беспокоиться о леди, которым я помог спастись, – с улыбкой сказал он. – А сейчас нам лучше позаботиться о своей одежде. Мы насквозь промокли, и счастье, что день теплый. Полагаю, нас на чем-нибудь подвезут до города. Поищем сейчас транспорт?
– Да, – сказала я. – Здесь нам… больше нечего делать.
– Я хотел бы, чтобы это было не так. Мне жаль, Джена. Мне очень, очень жаль.
Я не ответила, потому что боялась расплакаться. Вместо этого я позволила ему взять меня за руку и вести к пыльной дороге, вниз по которой мы шли, пока не подошли к группе потрясенных людей, оставшихся в живых. Мы были теперь на небольшом холме, возвышавшемся над рекой. Груда обломков – вот все, что осталось от гордого пакетбота, который пытался побить рекорд скорости. Пароход был разрушен.
Мистер Бреннан оставил меня с двумя женщинами, которые явно нуждались в поддержке. Я успокоила их и помогла выжать речную воду из разбухшей одежды. Занятие делом благотворно сказывалось на мне, и мистер Бреннан, кажется, знал это, так как, вернувшись, поручил моим заботам трех-четырехлетнюю девочку, которую пока никто не искал.
Я держала ее на руках, пока мистер Бреннан говорил мне, что нам на помощь отправлен другой пакетбот. Я бы предпочла никогда больше не ступать на пароход, но здравый смысл подсказывал, что до Нового Орлеана нет другого удобного пути.
К вечеру я смертельно устала, оказывая помощь раненым. Наконец пришел пакетбот, и была устроена временная сходня, вдвое длиннее средней, так что мы прошли прямо на судно.
Когда оно тронулось, раздвигая обломки затонувшего пакетбота, я почувствовала, что силы начинают покидать меня. Мистер Бреннан понял, что я уже не способна ничего более воспринять. Он добился, чтобы мне предоставили каюту, и отвел меня туда.
– Раздевайтесь, – сказал он, – и ложитесь в постель. Вам необходимы покой и тепло. Когда будете готовы, позовите меня. Я буду тут за дверью.
Я кивнула, опять не в силах говорить. Я стянула с себя промокшую одежду, закуталась в огромное полотенце и легла в постель. Прежде чем позвать мистера Бреннана, я пальцами расчесала волосы, приведя их в возможный порядок.
Он придвинул к кровати стул и устало сел.
– Начинаю разваливаться, – признался он. – Я в соседней каюте, значит, вам надо лишь легонько постучать в стену, и я тут же приду. Хотите поговорить или лучше постараетесь заснуть?
– Мне не заснуть, – сказала я. – Я бы охотно поговорила, если вы выдержите.
– Обо мне не беспокойтесь. Откуда вы приехали?
– Из Сент-Луиса. Мой отец был там коммерсантом. У него был большой магазин, и он планировал открыть еще один в Новом Орлеане. Теперь… его и мамы… нет. Это не укладывается в голове.
– Я знаю. Мне повезло – я никого не потерял на пароходе. Вы говорите, что у вас в Новом Орлеане есть родственник?
– Очень дальний, но я уверена, что он сможет мне помочь.
– Конечно, сможет, и скоро у вас все наладится. Вы останетесь в Новом Орлеане?
– Не знаю. У меня не было времени подумать.
– Забыл сказать вам… Скоро мы подойдем к пристани, где добрые люди собрали одежду, в которую мы могли бы переодеться. Я присмотрю, чтобы вы получили одежду и… другое.
– А как вы?
– Я сделал все возможное. Думаю, я могу спасти свою одежду, но ваше… Ботинки… Все остальное. Боюсь, что…
– Я знаю, – я осмотрела все несколько минут тому назад. Это уже не отстирать и не починить.
– По крайней мере скоро мы сможем поправить положение.
– Вам известно, скольким удалось выбраться? – спросила я.
Он покачал головой.
– Точной цифры нет, но полагают, что нас выжило около трети. Большинство утонули.
– И ни слова о?..
Он перебил меня.
– Нет. Все, кто был под палубами, утонули с остатками корабля. На глубине. Сомневаюсь, чтобы предприняли какую-либо попытку поднять корпус.
– Следовательно, мне ничего не остается, как постараться сделать все от меня зависящее в Новом Орлеане.
– Надеюсь, вы позволите мне как-нибудь поддержать вас, – сказал он.
– Вы спасли мне жизнь, – сказала я. – Я не могу быть больше в долгу у вас, мистер Бреннан. Вы сделали более, чем достаточно.
– Нет, не сделал и половины, – ответил он. – И крупицы того, что хотел бы сделать. Конечно, сейчас не время говорить об этом, но я много дней любовался вами.
Я кивнула и сумела улыбнуться.
– Я знаю.
– Надеюсь, я не обидел вас?
– Нет, ничуть.
– Думаю, теперь вам лучше бы отдохнуть. Помните, я в соседней каюте.
Он поднялся, склонился, чтобы дотронуться кончиками пальцев до моей щеки, и улыбнулся.
– Это нелегко, и завтра не будет легче. Но вы должны крепиться. Я загляну позже. Едва ли мы будем в городе раньше утра, так что времени еще много.
– Спасибо вам еще раз, – сказала я и закрыла глаза, когда огромная усталость навалилась на меня. Я слышала, как он закрывает дверь, и потом погрузилась в тяжелый сон – чрезмерная усталость и горе опустошили меня, сделав слабой и беспомощной.
II
Новый Орлеан по сравнению с Сент-Луисом был бедламом, исполненным неразберихи и шума, но куда более красочным. Даже в моем глубоком горе я осознавала, что здешние темп жизни и краски очень смягчают мою печаль.
Мистер Бреннан обеспечил меня вполне хорошим комплектом одежды. Она была впору, но видывала и лучшие дни, а потому у меня был не тот облик, какой я надеялась иметь при первой встрече с этим городом.
Улицы являли собой дикую суматоху телег, экипажей, величественных карет с величественными леди, кабриолетов, кативших с бешеной скоростью, мужчин верхом, влетавших в самую гущу движения и вылетавших из нее, а само движение казалось совершенно беспорядочным. Каждый ехал куда вздумается.
Посреди этой неразберихи медленно двигались тележки с товаром, а уличные торговцы выкрикивали названия своих товаров. На пристани уцелевших пассажиров приветствовала большая толпа, но она лишь стояла вокруг, пока бедняги с пакетбота высматривали друзей или родственников.
Мистер Бреннан привел меня на более спокойный участок пристани, и мы нашли для отдыха деревянную скамью.
– Полагаю, теперь вы найдете родственника, о котором говорили, – сказал он.
– Да, надо, ведь мне нужно устраивать свои дела и найти какое-то занятие.
– Без сомнения, вам помогут. У меня назначено несколько встреч, на которые я должен пойти. Я не хотел бы оставлять вас.
– Мистер Бреннан, вы уже столько сделали для меня, что я ни при каких обстоятельствах ни о чем больше не могла бы просить вас. Если я чего-то желаю, так того, чтобы вы, дирижируя вашим оркестром, имели шумный успех. А если я буду здесь, то скорее всего тоже буду в зале и стану аплодировать громче всех, я надеюсь.
– Мне никак не увидеться с вами снова, если я не буду знать, где вы.
– Правду сказать, я сама не уверена. Моего родственника зовут Клод Дункан. Понятия не имею, где он живет и чем занимается. Наверно, было бы лучше, если бы я нашла вас.
– Значит, вы хотите снова увидеть меня, Джена?
– Как же я могу не хотеть после всего, что вы для меня сделали? Конечно, я хочу снова вас увидеть.
– О, хорошо! Я стану хлопотать о месте дирижера в опере и буду во Французском Опера Хаус. Там вы сможете точно узнать, где я остановился.
Я поднялась и подала ему руку.
– Знаю, что у вас дела и вам надо идти. Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Уверена, что обо мне позаботятся, пока все не уладится.
Он взял мою руку своими обеими.
– Скорблю о ваших родителях, – сказал он. – Молюсь о том, чтобы вы скорее пережили эту утрату, хотя, знаю, это будет нелегко. Я буду очень ждать новой встречи с вами, и как можно скорее.
– Благодарю вас… Дэвид, – я назвала его по имени. – А теперь, пожалуйста, идите.
Улыбнувшись, он повернулся и ушел. Я подождала, пока он не скроется из виду, поглощенный толпой на пристани. Лишь тогда я направилась к группе людей, собравшихся под грубо выполненной надписью, указывающей, что здесь занимаются уцелевшими пассажирами без денег и родственников.
Дородный потный мужчина записал мое имя и сообщил, что, поскольку у меня нет ни денег, ни жилья, мне сразу следует обратиться к судье по наследственным делам и утверждению завещаний. Он дал мне несколько монет, каких-то странных, называвшихся пикаджунами. Он также объяснил, как пройти к зданию, где я найду судью.
Я отправилась по людным улицам, уворачиваясь от разнообразного движущегося транспорта и чувствуя себя слегка сбитой с толку всей этой суетой. Я пересекла площадь, по сторонам которой группами сидели женщины, маленькие негритята выплясывали джигу, выпрашивая монетки, торговцы продавали напиток из наколотого льда с отвратительно сладким сиропом. Я потратила несколько своих пикаджунов на чашку этого напитка, но он оказался совершенно безвкусным, хотя и освежил горло.
Я, которая никогда не знала, что значит быть одной и полагаться целиком на себя самое, нашла этот опыт совсем нерадостным. Мне было страшно, я не была уверена в себе в моем глубоком горе, притаившемся на задворках сознания, – горе, сосредоточиться на котором у меня не было ни времени, ни возможности. У меня даже не было времени осознать потерю родителей.
Я обнаружила, что моим пунктом назначения было красное кирпичное двухэтажное здание, в котором я должна была узнать, как пройти к судье Ламонту. Там я увидела других людей, находившихся в таком же положении и тоже пришедших сюда. Все они горевали или были смертельно напуганы, тем, что вынуждены просить у города средств к существованию.
Я терпеливо ждала. Мне не оставалось ничего иного. Я думала, что надо бы попробовать отыскать Клода Дункана, но, ничего не зная ни о нем, ни о его семье, мне не хотелось полагаться на его помощь.
Сначала лучше посмотреть, нельзя ли каким-то образом выжить здесь, сохранив независимость.
Наконец меня ввели в обшарпанную комнату. За длинным письменным столом сидел мужчина с тяжелым подбородком, редеющими волосами, расточая вокруг запах только что поглощенного виски.
– Имя, пожалуйста, – неприветливо сказал он.
Я назвала свое имя и изложила необходимые факты относительно моего положения. Он сделал на бумаге пометки, откинулся назад и тяжело нахмурился.
– С точки зрения этого суда, вы сирота, бездомная, без средств, работы и друзей. Верно, мисс Стюарт?
– Да, конечно, верно, сэр, – ответила я.
– Обучены ли вы какой-нибудь работе?
– Нет, сэр. Восемь месяцев тому назад я вышла из пансиона и с тех пор не работала.
– Ясно. Не ждите, что я найду вам работу, мисс. Не мое дело оказывать подобные услуги. Вы, однако, должны найти работу или будете объявлены несостоятельной. Вас отправят работать на ферму, чтобы выполнять любой труд, какой подвернется. Скорее всего, это будут полевые работы.
Я ничего не понимала, и это наверняка было написано на моем лице.
– Вы потеряли родителей, – продолжил он. – Они оставили вам что-нибудь?
– Папа в Сент-Луисе продал все, что у него было, и все деньги были при нем, когда судно взорвалось.
– В таком случае не надейтесь найти деньги, так как, когда пушечный порох рванул, все на этом судне разлетелось вдребезги. Где вы будете ночевать?
– Не знаю, сэр.
– На мой взгляд, мне следовало бы уже сейчас объявить вас несостоятельной. Думаю, вам надо бы провести ночь под замком. Нельзя же допустить, чтобы юная девушка бродила по нашим улицам.
– Вы имеете в виду, сэр, что меня надо арестовать? – спросила я, с трудом в это веря.
– Именно так. Законы Нового Орлеана запрещают быть без денег, друзей, работы, жилья либо… родственников.
– Минутку, – я попыталась его прервать.
– Ну-ну, юная леди, это не будет обсуждаться. Я уверен, что вас надо пожалеть, но этот суд не может руководствоваться жалостью и нет возможностей, чтобы позаботиться о таких, как вы. Следовательно, вы пойдете в тюрьму, пока мы не рассмотрим ваше дело.
– Родственник, – крикнула я, – сэр, у меня есть родственник. Или, точнее, был у моего отца. Кузен, с которым он хотел связаться, когда поселится здесь с мамой и мной. Вы наверняка позволите мне найти этого родственника.
– Кузен вашего отца. Дальний, что ни говорите, родственник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22