– В этом нет необходимости, – сказала я.
– Это деловой разговор. Вот и ведите его как дело и, если хотите, я велю моему юристу его изучить.
– Я сказал, вы здесь больше не нужны! – голос Клода стал еще резче. Лаверн поднялся.
– Если вы приказываете мне покинуть эту комнату, то тем самым вы приказываете уйти из этого дома и из вашей жизни, Клод.
– Я прошу вас уйти, Лаверн. Мне безразлично, как вы это воспринимаете и что сделаете.
Лаверн повернулся ко мне.
– Я предложил помощь. У меня достаточно средств, чтобы обеспечить деятельность Французской оперы такой же суммой, какую ежегодно предоставляет Клод. Дэвид не нуждается в помощи Клода.
У меня на мгновение высоко подпрыгнуло сердце.
– Вы… – начала я, но голос Клода перекрыл мой.
– Слушайте меня, – предупредил он. – Если вы пойдете поперек меня, я вас разорю. Для меня продолжение моего имени куда более важно, чем ваша дружба, сколь бы ценна она ни была. Не вмешивайтесь, Лаверн.
Я знала – то не была пустая угроза. Не доверяя своему голосу, я покачала Лаверну головой.
– Предложение по-прежнему в силе, – сказал мне Лаверн. – Загляните ко мне как-нибудь. Я могу это устроить и хотел бы. Наконец-то хотел бы порадоваться, глядя, как Клоду не удается задуманное.
– Убирайтесь отсюда, – Клод приподнялся, словно намереваясь подкрепить свой приказ силой.
На Лаверна это, казалось, не произвело впечатления.
– Сейчас я могу сообщить вам это, – сказал он мне, – не рискуя дружбой с этим монстром за письменным столом. Она должна была кончиться в ту минуту, когда я узнал, что он нанял двоих напасть на Дэвида и бить до тех пор, пока он с радостью не отречется от Нового Орлеана, от Французской оперы и от семьи Дунканов. Удивляюсь, что Клод не приказал этим людям убить Дэвида.
– Это правда? – спросила я Клода.
– Да. Я считал это лучшим способом поломать все, что было между вами двоими.
– Теперь я знаю, что он за человек, – сказал Лаверн. – Все время знал, и это делает меня почти таким же скверным, как он. Я умываю руки.
Он яростно рванул дверь и захлопнул ее за собой. Я видела смятение на лице Клода. Разрыв этой дружбы взволновал его.
– По крайней мере эта загадка разгадана, – сказала я. Я говорила спокойно, ибо дай я волю сдерживаемым эмоциям, для меня все было бы потеряно. – Возможно также, что вы причастны к ветви дерева у каменной стенки для прыжков, чтобы меня выбросило из седла? Возможно, вы или кто-то, кому вы заплатили, шел за мной к берегу реки, сбросил меня в воду и пытался забить до смерти камнями.
– Клянусь, я не имею с этим ничего общего, – с самым серьезным видом сказал Клод.
– Мозг, изобретший безумный план избавиться от Дэвида, едва не убив его, способен придумать и другие покушения и не постесняться их осуществить.
– Зачем бы я желал вам зла? Я уже говорил вам раньше, я хочу для моего внука как можно более здоровую мать. Женщину со здоровым разумом и телом. Вредя вам, я разрушал бы собственные замыслы.
Я чуть-чуть наклонила голову.
– Должна согласиться, мистер Дункан. Из всех, кого я могла бы подозревать, у вас меньше всего поводов желать мне зла и самое большое основание обеспечить мою безопасность. Я заговорила об этом, поскольку Лаверн открыл правду относительно нападения на Дэвида.
– Лаверну лучше знать. – Он минуту изучал мое лицо. – Джена, вы можете быть со мной совершенно откровенны. Лаверн действительно любит вас?
– Возможно. Я не уверена.
– Не знаю, что с ним. В последнее время он ведет себя странно. Никогда не видел его таким взвинченным, но он, наверно, принимает это слишком близко к сердцу. Он явно показал это только что. Итак, моя дорогая, я рад, что вы изменили свое мнение и что вы станете членом моей семьи. Очень горжусь и счастлив этим.
– Хотела бы сказать то же самое о себе, – сказала я. – Как определил Лаверн, это деловое соглашение, а не любовная история.
– А, так вы хотите письменный договор?
– Конечно, нет. Как бы то ни было, он не является необходимым, потому что я не хочу выходить за Уолтера, пока не будет гарантирован успех Дэвида.
– Тогда, пожалуй, на договоре следовало настаивать мне.
– Если вам так угодно, – сказала я.
Он поднялся, обошел письменный стол и взял меня за руки, чтобы поднять со стула.
– Джена, дорогая моя. Мне действительно никто никогда не нравился так, как вы. Если вы станете матерью моих внуков, они непременно будут такими, как вы. А не как мой сын. В нем недостаточно хорошей крови. Вы снова улучшите ее. Мое восхищение вами беспредельно. Нет ничего такого, чего бы вы пожелали, а я бы не дал вам.
– Единственное, что вы могли бы дать мне, вы не дадите, – сказала я. – Все остальное не имеет значения. Могу ли я сейчас уйти?
– Разумеется. Не сердитесь. Поймите и вы меня.
– Всего хорошего, – коротко сказала я и оставила его. Я еще не прошла и половины гостиной, как он вышел из библиотеки и окликнул меня.
– Мари через неделю будет официально объявлена умершей. Вы выйдете за Уолтера через час после объявления суда. Какой быть церемонии бракосочетания, решать вам.
Сейчас мне было не до мыслей о том, какую я хотела церемонию бракосочетания. Прижав ладони к глазам, чтобы сдержать слезы, я бросилась наверх в свои комнаты.
Дело было сделано. Я согласилась. У Дэвида разорвется сердце, когда я сообщу ему об этом. Но так надо. Бывают случаи, когда сердцу нельзя позволять думать за голову, и этот один из них.
Я упала поперек кровати и дала волю слезам, которые уже невозможно было сдержать.
XIV
Я как-то прожила день. Уолтер за ужином был мрачен и неразговорчив. Селина была по обыкновению невозмутима, Аугуста несколько раз улыбнулась мне сочувственно, а Клод, пребывавший в наилучшем расположении духа, рассказал о делах на полях и несколько историй из дней своей молодости. Ко мне он был особенно внимателен.
После ужина я прошла прямо в свои комнаты, сославшись на головную боль, которая вскоре перестала быть только предлогом. Селина, постучав в дверь, вошла со снотворным в розовой облатке.
– Я подумала, что вам хорошо бы это принять, Джена. Клод рассказал мне о своих планах относительно вас и Уолтера. Не стану обижать вас пожеланиями счастья. Знаю, от чего вы отказались, и восхищаюсь вами за это. Клод никогда не изменится. Если уж он чего-то захотел, то добьется, и ни разу не знал неудачи. Порой мне хочется, чтобы это случилось.
– Я стараюсь извлечь из этого как можно больше, – сказала я. – Вам известно, что Уолтер не любит меня?
– Он никогда не переставал любить эту ужасную женщину, которая его бросила.
– Бедный Уолтер. Я было возненавидела его за опасные выходки, но теперь знаю, почему он это делал. Я больше не могу его ненавидеть.
– Уолтера надо понять, – признала Селина. – Сознаюсь, я иногда не понимаю, как с ним быть. Обычно он добрый. Не совсем честен, должна сказать, но не ищет случая кому-либо навредить. А если сильно возбужден, способен, как мне порой кажется, убить нас всех.
– Однажды, – сказала я, – загадка исчезновения Мари разрешится. Возможно, тогда он успокоится.
– Более вероятно, что вы как жена угомоните его. Ему нужна твердая рука, и что-то подсказывает мне, что вы ею обладаете. Он по крайней мере будет вас уважать. Но знаю, что вы устали, и пожелаю вам доброй ночи.
– Спасибо за снотворное, – сказала я. – Мне нужен здоровый отдых.
Она поцеловала меня в щеку, и вдруг я поняла, что эта сердечная, ласковая женщина скрывает свои истинные чувства под суровой маской, ибо Клод хотел, чтобы она была такой.
Я приготовила снотворное, задула последнюю лампу, улеглась в постель и размышляла о дне, который перевернет всю мою жизнь. Я многократно говорила себе, что мое решение правильно. Нельзя допустить, чтобы талант Дэвида пропал попусту. Это был единственный способ, каким я могла помочь ему, и молилась за то, чтобы он понял. Минута сообщения ему о моем решении станет ужаснейшей в моей жизни.
Я приняла снотворное, как бы защищаясь от собственных сомнений, которые усиливались в ночные часы. Скоро я провалилась в глубокий сон.
Мои последние мысли, слегка спутанные возраставшим действием снотворного, были о моей полной незащищенности, пока я нахожусь под влиянием лекарств.
Это, должно быть, произвело на мой ум такое сильное впечатление, что когда я проснулась при ярком свете дня, я прямо-таки удивилась, что жива. Я чувствовала себя отдохнувшей, и головная боль исчезла. Я постояла у окна, глядя на ясный солнечный день. Я обозревала просторы усадьбы и плантации и покачала головой при мысли о том, что буду совладелицей всего этого богатства.
Я спустилась к завтраку, который съела в одиночестве. Одетта прислуживала мне без улыбки и молча. Ее темные глаза изучали мое лицо с тем же выражением, с каким она обычно рассматривала пылинки – нечто подлежавшее устранению.
Мне нужно было как-то подкрепить свой дух, и я отважилась выйти на прогулку. Это противоречило моим здравым суждениям и советам Дэвида, но хотелось ощутить солнце и подышать свежим воздухом, благоухающим цветочным ароматом.
Медленно идя по дорожкам между цветниками, я с удивлением увидела Аугусту, которая подобрала юбку, чтобы идти за мной. Я подождала ее.
– Доброе утро, – сказала я. – Мне следовало бы спросить вас, не хотите ли подышать вместе со мной.
– О нет. Я, кажется, редко это делаю. Хотела поговорить с вами – так, чтобы никто не услышал. Я их боюсь. Не хочу доставлять им повода для действий против меня.
– Но, Аугуста, какой же повод они могли бы найти? Вы не способны причинить кому бы то ни было вред.
– О, не знаю. У меня бывают недобрые мысли. Я даже… злилась на вас.
– Не верю, – сказала я.
– О, это так! Вы явились сюда – вмешались в чужие дела, скажу вам. Пока вы не приехали, я знала, что Селина и я в один прекрасный день получим долю в управлении этим имением. Уверена, что Клод не передал бы управление им бедному Уолтеру, который во многих случаях выказал, насколько он к этому неспособен. Ну и, видите ли, я чувствовала, что вы лишаете меня моей доли в имении. Но теперь я так не считаю.
– Аугуста, если при каких-то обстоятельствах мне пришлось бы высказывать свое мнение по делам этого владения, клянусь, что у меня бы и мысли не возникло не включать вас во все, что было здесь сделано. Подумать только! Тревожиться о том, как бы вас не вынудили уехать!
– Я сказала вам лишь затем, чтобы вы знали: я не тихая робкая старая дева, какой кажусь. Я тоже могу разозлиться. Зла я и теперь, потому что ненавижу совершенный Клодом поступок.
– Уж таков он, – сказала я. – Постараюсь с этим смириться.
– Вы хотите большую свадьбу? – спросила она со всем простодушием. – Мари настояла на самой богатой.
– Сомневаюсь. Уверена, что Уолтер предпочел бы, чтобы она была тихой и в семейном кругу.
– Да, я тоже так думаю. Хотя вроде бы и неприлично загубить такое событие. Сестра сказала мне, что вчера вечером беседовала с вами. Это был, как она выразилась, в высшей степени добрый разговор. Знаете, она и я можем управлять Клодом. О да. Мы легко можем им управлять, поэтому приходите к нам, когда захотите помощи в каком – то деле, а он будет против. При условии, что вопрос будет не очень важным. Если бы вы нам не нравились, мы никогда бы этого не предложили, но вот предлагаем.
– Спасибо вам, Аугуста. – Что за создание, сообщившее мне, что оно способно на дурные и зловещие мысли. Это очень позабавило бы меня, если бы я не думала о ней столь хорошо.
– Давайте ненадолго позабудем обо всех наших заботах, – предложила она, – и насладимся цветами и солнцем. Здесь мне нравится. Мое сердце было бы разбито, если бы мне пришлось уехать. Больше того, я бы просто умерла. Да, я в самом деле так думаю.
Мне было приятно ее общество. Оно делало светлее этот тревожный день. За обедом все шло хорошо, может быть, из-за отсутствия Клода. Потом я отправилась в свои комнаты, надеясь отдохнуть и попытаться придумать, как именно сообщить Дэвиду о сути своего решения. Я надеялась, что он меня поймет. Дело было ближе к вечеру, когда Колин постучала в мою комнату и вошла с письмом в руке.
– Это пришло вам, мэм. Я сразу принесла его сюда.
Я видела, что это был обычный конверт, должным образом проштемпелеванный и отправленный из города в северной части штата, где взорвался пакетбот и погибли папа и мама. Сначала я подумала, что письмо от Дэвида, но почерк был явно женский.
– Я пришла предложить вам помощь, мэм, – Колин прервала мои мысли. – Мне пришло в голову, что вам и Уолтеру придется пожениться, как бы это ни было против вашего желания. Вот, если хотите, я могу поговорить с несколькими моими братьями и многими кузенами и устрою так, что парни с Ирландского канала немножко потолкуют с женихом и поубавят у него охоты к женитьбе.
– Не делай этого, пожалуйста, – с мольбой сказала я. – Знаю, что тобой движут лучшие побуждения, но не хочу неприятностей, да и Уолтер на самом-то деле ни в чем не повинен.
– Я сделаю, как вы скажете, мэм. Но не позволяйте Уолтеру надуть вас. Он делается дурным, когда ему этого захочется.
– Боюсь, Колин, что мы все такие. Ты была в этом доме, когда пропала Мари?
– Да, мэм. Думаю, я знаю, что с ней стряслось.
– С Мари? Ты знаешь, почему она пропала?
– Да, мэм. Я знаю, почему, но не совсем уверена, как. Мари не была верна Уолтеру. И ее не заботило, знает ли он про это. Она все время над ним насмехалась. Он бесился из-за нее, но не мог тронуть, потому что, как говорили, слишком сильно любил. Но мужчина не может вечно выносить такое с собой обращение.
– Что ты под этим имеешь в виду? – спросила я.
– Она постоянно с кем-то встречалась, да. Выскакивала и возвращалась, как вор.
– С кем она встречалась?
– Вот этого я не знаю. Наверно, никто не знает, кроме самого того мужчины.
– И Мари. – Я мягко, чтобы не смутить, побуждала ее продолжать.
– Не Мари. Думаю, ее нет в живых.
– Колин, для такого утверждения нужно быть уверенным.
– Я это понимаю, но вот Уолтер… У него дурной нрав, да. Он ее любил. Если бы она с кем-то убежала, он убил бы ее. Да и ведь никто не может ответить, куда она пропала. Может быть, это так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22