Там такие звезды огромные и близко-близко над песками! – Алена тараторит без умолку, не отпуская Алешиной руки.
– Я видела звезды в Негеве... – Не удержавшись от нахлынувшей волны тепла, провожу ладонью по шелковистым смоляным волосам Алены. – Правда, мне никто не рассказывал, как они называются и где живут.
– Ну вот видите, а мы расскажем. Нужно лечь на землю и смотреть в небо долго-долго.
– И рассказов хватит на всю ночь?
– На много ночей! На всю жизнь...
Тяжелая, невыносимая грусть пыльным облаком опускается на мои веки.
Выходим из здания в залитое солнцем пространство интерната. Голубая вода бассейна искрится в радужных лучах. Из глубины деревьев доносятся звуки электрогитары и неровные юношеские голоса:
Моя любимая девочка ,
Ты еще будешь счастлива.
Моя любимая девочка ,
Единственная , прекрасная...
Господи! Умоляю тебя! Дай мне когда-нибудь возможность показать Гере пустыню Herев и эти звезды – огромные, как мерцающие блюдца! Звезды, которые валяются прямо на песчаных барханах и словно смеются над тобой, что они так близко, а ты не можешь к ним прикоснуться. Господи! Дай мне случай подарить Гере пустыню Негев, чтобы он ощутил ее колоссальную силу, ее бесконечную мудрость. Дай мне шанс познакомить его с теми, кто влюбился в эту пустыню и не может с ней расстаться, как я не могу расстаться с Герой. Я давно уже далеко от него – – за четыре тысячи километров, но постоянно возвращаюсь к нему, как эти полусумасшедшие, которые приезжают в Негев и до изнеможения занимаются там медитацией, сливаясь с великой силой пустыни. Это невозможно понять, если не побывать там и не почувствовать самому, как невозможно понять, в чем сила Геры.
Я хочу лежать на плече у Геры и рассказывать ему о звездах над пустыней Негев! Или слушать ее бездонную тишину и его густой бас, утопающий в холодных песках.
Так появляются несчастные люди.
– Что? – Алена смотрит на меня. Кажется, последние слова я произнесла вслух.
– Есть такая еврейская книжка «Заветы отцов». Там написано: кто счастлив, кто герой, кто мудрый.
– И кто же? – интересуется Алеша.
– А кто для тебя важнее?
– Герой...
– Герой – это тот, кто способен победить себя, свою плоть, свою сущность, свои желания, свое естество.
– А кто счастливый? – торопится Алена.
– Счастливый тот, кто удовлетворен своей долей. Следовательно, если человек желает чего-то несбыточного, он становится несчастным.
– А кто мудрый?
– Мудрый тот, кто способен учиться на ошибках других.
– Леха! – кто-то зовет парня из соседнего корпуса.
– Я должен помочь ребятам. Новые столы в школу привезли – надо разгрузить. Вам Алена дальше все расскажет, а мы еще в машине поговорим, когда поедем в Технион.
– Хорошо.
Он убегает. Алена смотрит ему вслед.
– Любишь его?
– Очень! Больше всех на свете!
– А он тебя?
– Не знаю...
– Я видела, как вы занимались любовью.
– Когда?!
– Когда вошла в интернат. Брела по аллее, услышала голоса... свернула. А если бы Йоси увидел?
Алена опускает глаза, но тут же справляется с собой. Смотрит на меня жестко, вызывающе:
– Хотите написать про разврат в интернате для новых репатриантов? Сенсацию ищете? Молодая журналистка. Прославиться спешите?
– Откуда такое представление о молодых журналистках?
– Была тут одна... ивритоязычная. Ходила, выспрашивала, сколько изнасилований в год, сколько абортов, сколько наркоманов. Не дама, а счетная машина.
– И написала что-то?
– Написала. Йоси из-за этой дуры чуть не уволили. Мы письмо в его защиту писали. Триста сорок девять подписей. Потом суд был. Опровержение в газете.
– Слава Богу, правда восторжествовала?
– Да. Статья про интернат на первой странице. Заголовок аршинными буквами, а опровержение – на последней. Три строчки мелким шрифтом.
– Значит, оклеветала вас журналистка?
– Да. Они с Йоси в одном классе учились. Она его десять лет любила. А он ее не любил.
– Отверг?
– Наверное, это так называется. И женился на Ципи. Он с Ципи в армии познакомился. У них любовь с первого взгляда и на всю жизнь.
– Как у вас с Алешей?
– У нас больше похоже, как у Йоси с этой журналисткой.
– Почему?
– Потому что я его люблю больше всех на свете, а он... Он мне ни разу не сказал, что любит.
– И ты думаешь, что есть другая девушка?
– Нет никого, но есть этот дурацкий спутник, о котором вы будете писать во второй статье... Есть звезды и много-много книг, которые он без конца читает.
– Алена, честное слово, это вещи несопоставимые. Ты и спутник. У каждого мужчины должно быть в жизни важное дело. Работа, которая его увлекает. Это стержень мужчины. Кстати, у женщины тоже должно быть что-то важное, помимо любви.
– Нет ничего важнее любви. Во всяком случае для женщины...
Она смотрит на меня упрямо, черноглазый ребенок, сполна хлебнувший разного в свои семнадцать лет.
Она, наверное, права. Нет ничего важнее любви. И все же я продолжаю упорно спорить с ней, словно с самой собой.
– У женщины должна быть своя жизнь, независимая от жизни мужчины, которого она любит, иначе, если мужчина исчезает даже на небольшое время, наступает опустошение. Невыносимое опустошение. Такое, что не хочется жить...
– Интересно получается – женщине нужна работа, чтобы бороться с любовью?
– Нет, не так. Не совсем так. Чтобы чувствовать себя на равных с мужчиной, чтобы не стать рабыней его желаний.
– А я мечтаю стать рабыней Алешиных желаний. Даже звучит красиво. Не зря вы журналистка.
– Звучит, может, и красиво, но быть такой отвратительно. Женщина должна быть сильной.
– Властной, железной и всепобеждающей, как новый вид танка, который недавно придумали и сделали израильтяне. Мы с Алешей ездили на День открытых дверей в танковые войска. Я видела эту чудо-машину. Зверь! А внутри хорошо. Прохладно. Компьютер, кондиционер, приборы ночного видения. Он в танкисты хочет, если в университет не поступит.
– А ты?
– Я? Девушек не берут в танкисты... Мне еще восемь месяцев до восемнадцати. Я боюсь, что Алеша полакомится в армии с какой-нибудь девушкой и полюбит ее с первого взгляда на всю жизнь, как Йоси свою Ципи.
– Откуда ты знаешь эту историю?
– Йоси рассказал... Он ходил как потерянный после публикации. Ужас. Нет у нас никаких изнасилований.
Аборт всего один был за пять лет. К нам раз в месяц врач-гинеколог приходит. Читает лекцию о противозачаточных средствах и вообще обо всем... Анашу ребята местные приносили продавать раньше, но Йоси это прекратил. Не запретил, нет! Разговаривал с нами несколько недель. Со всеми и с каждым, чтобы не покупали... Я его очень люблю. Он у меня на втором месте после Алеши.
– А маму?
– Маму... Мама – на третьем.
– Почему?
Замечаю маленькую деревянную скамейку под миндалевыми деревьями. Садимся. Достаю сигареты.
– Хочешь?
– Да.
Моя собеседница прикуривает сигарету, с наслаждением затягивается.
– Хорошие?
– Легкие. Приятные. Зачем я вам все это рассказываю?
– Тебе Йоси поручил.
– Про маму не поручал.
– Не говори, если не хочешь.
– Хочу...
Ее глаза наполняются грустью. Мне хочется обнять эту девочку-ребенка, которую ласкает мужчина, но не заботливая женская рука.
– Так что же с мамой?
– У мамы есть другой муж, которого я ненавижу.
– Где они живут?
– В Хабаровске. Когда он переехал к нам, мне было четырнадцать лет. Он врал маме, что любит ее, а сам трахался с другими девушками, всего на четыре года старше меня.
– Но ведь мама верила ему?
– Верила ему, а не мне. А мне врала, что он хороший человек. А он – сволочь. Мама его содержала. Он ей копейки не давал. Мама у меня умная и сильная. Как вы говорите, у женщины должно быть дело. Вот у нее и было дело. То есть и сейчас есть дело. Она – главный бухгалтер совместной российско-японской фирмы. А этот на корабле поваром работает. Шеф-повар на одном из кораблей, которые принадлежат маминой фирме. Такие рыболовецкие суда, которые ловят крабов и продают японцам... Короче, он с мамой из-за денег живет.
– Но, может быть, это устраивает твою маму?
– Глупости. Нет такой женщины на земле, которую бы устраивало, чтобы с ней жили из-за денег.
– Все не так просто. Возможно, он любит ее по-своему.
– И трахается со всеми буфетчицами.
– Это другое.
– Это то же самое. Над ней все на фирме смеются, а теперь уже и мои бывшие одноклассницы, которых он тоже успел поиметь.
– Алена, ты не можешь решать за маму, что ей делать, тем более – вмешиваться в ее жизнь.
– Теперь я это хорошо понимаю. Йоси мне уже давно все объяснил, а тогда, полтора года назад, я просто Ходила с ума от ненависти к ним обоим. И тут случайно прочитала объявление о наборе в летний еврейский лагерь.
– Мама твоя еврейка?
– Да.
– А папа где?
– Папа погиб. Авария произошла на корабле. Он в торговом флоте работал. Погиб, когда мне было семь лет. Я его помню... Побыла в лагере две недели. Потом прошла отборочные собеседования для поездки в Израиль по программе «Наале». Меня сразу взяли. А через месяц после приезда в интернат я получила письмо от одноклассницы Киры – она писала о своей любви к моему новому папе и его взаимности, просила, чтобы я помогла ей уговорить маму отпустить Сережу к ней.
– И что ты сделала?
– Помчалась в аэропорт. Хотела убить Сережу.
– У тебя хоть деньги были на билет?
– Денег мне мама с собой дала. Тысячу долларов.
– Значит, Йоси спас тебя от убийства?
– Да. Выходит, так...
– И что теперь с мамой?
– Ничего. Живет с Сережей. Холит его, лелеет... – Глаза девочки опять наполняются слезами. – Ненавижу их...
Обнимаю Алену за плечи, глажу шелковистые волосы.
– Ведь Йоси научил тебя быть терпимей. Стараться понять человека, прежде чем его осуждать?
– Да.
– Жизнь – не черная и не белая. Жизнь разная, Я думаю, что Алеша любит тебя. Он не решается сказать эти важные слова, потому что для мужчины это, как правило, очень сложно, тем более когда они наполнены глубоким смыслом и обязательствами. Но он действительно любит тебя. А ты все же должна найти для себя дело. Решить, чем будешь заниматься в жизни. Ты ведь отличница?
– Да.
– Значит, способная, талантливая. Поверь мне, Аленушка, ты должна жить своей жизнью, а не жизнью твоей мамы, ее возлюбленного или Алеши.
– Алеша будет великим ученым, но, чтобы им стать, ему нужна опора. Я читала однажды про жену Набокова. Там было написано: «За каждым знаменитым мужчиной стоит интеллигентная, умная еврейская женщина». Алеша будет разрабатывать свои спутники, а я буду о нем заботиться, поддерживать его во всем.
А может, она права, эта полуженщина, полуребенок? Разве я не мечтаю о том же, думая о Гере? Нет, я не смогу ради него оставить Израиль.
– Как вы сказали: кто счастливый?..
– Называй меня на «ты», я тебя старше на двадцать лет, но это неважно.
– Честно сказать, я не чувствую разницы в возрасте.
– Спасибо.
– Ты сказала: счастливый – тот, кто счастлив своей долей.
– Да.
– А ты несчастна.
– Почему?
– У тебя глаза грустные, даже когда смеешься... Значит, есть что-то, чего ты не можешь достигнуть. Ты мечтаешь о несбыточном.
– А ты, Аленушка, настоящая цыганка.
– Я настоящая еврейка. Моя душа других людей хорошо чувствует. – Она берет мою руку, поворачивает ладонь. Внимательно рассматривает линии, потом заключает: – Евреям нельзя гадать.
– Да, Аленушка, не стоит. Хотя ты права – я мечтаю о несбыточном. Запрещаю себе думать об этом. Не всегда получается.
– Но есть важное дело, которое помогает забывать о любви.
– Дело действительно помогает.
– Я не скажу тебе, что будет...
Она отпускает мою руку. Сосредоточенно смотрит в глаза. Несколько секунд кажутся вечностью. Очень хочется спросить, что же ждет меня, но я не позволяю себе задать этот вопрос, а она словно проверяет мою стойкость.
– Евреям действительно нельзя любопытствовать о будущей судьбе. Так написано в Торе, но если ты очень хочешь...
– Я очень хочу, но все же не надо говорить, что ты увидела. Лучше запиши мой сотовый – будем с тобой дружить, если ты, конечно, не против...
Живописная гора Кармиэль становится все выше и выше. Домики Зихрон Якова, словно вереницы опят, тянутся по ее склонам. Алеша задумчиво смотрит на синюю полоску моря.
– О чем ты думаешь?
– О бароне Ротшильде. Якове Ротшильде, в память о котором назван этот городок.
– – Почему ты о нем думаешь?
– Странно... Этот самый богатый человек своего времени умер от голода.
– Не может быть! Расскажи, я ничего об этом не знаю.
– Один человек сказал ему однажды, что он умрет от голода. Так и произошло. Ротшильд должен был уехать из дома на две недели за границу, попрощался со всеми и напоследок зашел в специальную комнату, где хранился его сейф с деньгами. Дверь неожиданно захлопнулась, и он не смог ее открыть. Так была устроена эта дверь. Через две недели комнату с сейфом открыли. Ротшильд был мертв...
– Страшная история.
– Мистическая. Он ведь спас столько евреев от голодной смерти. Жертвовал огромные суммы на покупку земель для будущего государства Израиль...
– Любишь Израиль?
– Очень.
– – Больше, чем Киев?
– Не знаю... Больше. У меня появилось здесь необыкновенное чувство дома, словно я родился и вырос в этих горах. Или жил когда-то... тысячу лет назад. Мистика...
– У меня та же мистика. Может, мы действительно жили здесь раньше? В предыдущих жизнях.
– Ненавижу врагов Израиля. Не понимаю: что людям от нас нужно? За пятьдесят лет превратили пустыню в цветущий сад. Живем себе, никого не трогаем. Знаете, почему Израиль называется «Зеленой чертой»? Часто в новостях в СНГ говорили: «за Зеленой чертой». Помните?
– Помню. Но не знаю почему.
– Так Израиль выглядит из космоса и из иллюминатора самолета на большой высоте. Зеленая черта, а вокруг– серое, безжизненное пространство... В армию я хочу, в боевые войска. Не наберу достаточно баллов для аэродинамики, пойду служить.
– Специально не наберешь?
– Нет. Завтра буду честно стараться на контрольной. Космос тоже полезно осваивать.
– Родители твои собираются в Израиль?
– Да. Квартиру продадут в Киеве и приедут. В сентябре, думаю. Как раз к Новому году.
– К пять тысяч семьсот пятьдесят второму со Дня сотворения мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32