- остановил я на нем тяжелый взгляд.
И он задумался.
- Ты "Матрицу" смотрел? - поинтересовался я.
- Угу, - кивнул он.
- Ты там Нео видел?
- Видел.
- Так вот я - Нео, - провозгласил я. Не знаю, почему это мне в голову пришло.
- Та не дури! - не поверили мне, - сказки это.
- Может, про Нео и сказки, - согласился я, - а я покруче буду.
Кто-то из омоновцев засмеялся и пробурчал вполголоса:
- Совсем шизики с катушек съехали.
- А ты выстрели, - равнодушно сказал я, - убедись, а потом дальше разговаривать будем.
Они умолкли. Стало тихо и пусто, как в моей душе. Я помолчал, подождал, что они делать дальше будут. Тишина.
И тогда я резко поднялся из-за столика, провоцируя их на стрельбу. Повелись не все, но три пули я получил. Отлетел к стене и заодно сшиб с ног Фэриена. Омоновцы рванулись к нам, но я хрипло рассмеялся и стал подыматься, спихивая Фэриена в сторону. Он возмутился, что я его кровью испачкаю. Ребята застыли на полдороге, ошарашено вытаращившись на меня. А я поднялся, провел ладонью по простреленной груди и показал им свою кровь.
- Теперь верите? - спросил я.
- Фокус, - прозвучало слабо. И вдогонку - несколько мудреных матов. Не в мой адрес, а так, в космос.
- Ты сдурел, Люцифер, - добавил Фэриен.
- Мне плохо, - ответил я ему.
- Понятное дело, - сказал кто-то из омоновцев.
- Еще доказательства нужны? - спросил я.
- Хоть это и дурдом, но - нужны, - заявил главный, - я тебе не верю.
- Ну, тогда нож давай, - предложил я, - твой, настоящий, чтоб ты видел.
Омоновцы в это время стояли небольшой плотной кучкой в середине зала, они ведь бросились меня вязать, да так и застыли на местах. Море волнуется, три, любая фигура, замри.
- Серега, он больной, ты ему нож дашь - а он в тебя и метнет, - негромко сказали сзади, и едва слышным шепотом, - и непохоже, чтоб он заминированный был.
- Не подходите! - я повысил голос до ненормально громкого, - вам же хуже будет!
Они замерли на местах.
- А если мы тебя хорошенько очередью? - спросил Серега.
- Бесполезно, - покачал головой я.
- Ну, хорошо, вот дам я тебе нож - чего ты делать будешь?
- А что скажешь. Куда ты скажешь - туда я его себе и воткну, - я понимал, что это детская бравада, я много тысячелетий назад ее перерос, но вот почему-то опять захотелось. Фэриен пробурчал что-то невразумительное, но недовольное, поднял перевернутый стул и уселся на него. Потом спросил громче:
- Ты долго еще психовать собираешься?
- Нет, - ответил я, - еще чуть-чуть.
- Держи нож, - Серега отстегнул тяжелый армейский нож с пояса, кинул мне. Я легко поймал его за рукоять. Ребята разом отступили немного назад, кто-то выставил черный щит. Но я не делал никаких резких движений, просто стоял и держал нож в руке. Покачал на ладони, взял удобнее.
- Ну, Серега, говори - куда.
- В живот.
- Разумно, - согласился я, - если я псих - сейчас сам себя завалю. Правда?
Я задрал подол рубашки, демонстрируя ребятам голый живот, дождался концентрации их внимания и коротким движением вогнал в него лезвие. Мужики ахнули, Фэриен сплюнул. Я переждал первую боль и отпустил рукоять, а нож, погруженный в мою плоть, остался торчать из меня. Потекла кровь, побежала по ногам. Неприятно, конечно, но что сделать - сам предложил им выбирать место поражения.
- Вытащи, - замогильным голосом попросил Серега, - верни все, как было.
- Я, конечно, не японец, - начал я, - но могу и сеппуку (яп. самоубийство, харакири) вам показать. Вот так это делается, - я обхватил рукоять ножа и дернул его вправо. На секунду живот раскрылся, продемонстрировав мужикам мои нашинкованные внутренности, и потом рана быстро затянулась, тоже у всех на глазах. А в моей руке остался окровавленный нож. Я поднял его повыше:
- Кому еще нужны доказательства? Говорите, куда.
Честно говоря, я надеялся, что им уже хватило. Но мужики, видимо, и правда попались крепкие, потому что кто-то все же сказал:
- В шею!
Я кивнул и всадил нож в свою шею, чуть не перерезав ее совсем. Нож-то здоровенный был. Пришлось левой рукой придержать голову за затылок, чтоб не отвалилась к черту. Тут уже была не просто боль, а хороший шок. Меня даже чуть тряхнуло. Я заметил, что Фэриен даже не смотрит на меня. Наверно, он понимал, что все эти показательные выступления имеют целью не произвести впечатление на несчастных парней, а скорее - причинить боль самому себе. Пусть лучше физическая боль, чем отчаяние.
Нож из шеи я вынимал осторожно, чтобы все-таки не перерезать себе глотку окончательно. Иначе пришлось бы забирать тело кого-нибудь из этих парней. А их дома жены и дети ждут. Кстати, да. Хватит уже баловаться, они ж месяц отходить от увиденного будут. Или год. Я протянул нож Сереге и устало опустился на стул.
- По телику такое показывали когда-то, - неживым голосом пробормотал кто-то из бравых вояк.
- Так то - по телику, - возразил я.
Серега опустил автомат и присел к моему столику. Налил рюмку коньяка и хлопнул ее без звука. Остальные парни поступили тоже примерно таким же образом, только некоторые свалились прямо на пол. Кому-то даже нехорошо стало.
- Ты кто? - спросил Серега.
Прааавильные вопросы задаешь, мальчик.
- Дьявол, - признался я.
- Не может быть! - ахнул кто-то из них.
- Может. Или еще доказательства нужны?
- С-спа-асибо! Не надо, - начал заикаться Серега.
- Да вы не бойтесь, - сказал я, - я не за вами пришел. Это вы сюда пришли.
- А он кто? - Серега ткнул пальцем в Фэриена.
- Пришелец, - хохотнул я. Представил просто, каково это обычному человеку - мало того, что увериться в существовании дьявола, так еще и узнать, что он распивает коньяки в ресторанах в компаниях пришельцев, - только он не в духе, не трогайте его.
- А что ты тут делаешь? - Серега выпил очередную рюмку.
- Проблемы у меня, Серега. Большие проблемы. Но тебе о них знать не надо. Меньше знаешь - крепче спишь. Давай лучше выпьем.
Он с готовностью наполнил мою рюмку.
Мы долго говорили, очень долго. Парни поснимали свою каски и бронежилеты, развесили на стульях автоматы, сдвинули два стола вместе и пинками выгнали официантку и бармена на работу по обслуживанию нашей компании. Мы напивались просто с катастрофической скоростью. Я ничего не рассказал им об угрозе, нависшей над миром. Хотел, чтобы они дожили остатки своих жизней в неведении. Они задавали мне массу вопросов о Боге, о мировом устройстве, обо мне - и я рассказывал почти честно. Они же в ответ делились своими бедами, их тоже оказалось немало. Я и так знал их проблемы, но выслушивал. Они были мне близки в тот момент, эти ребята, я их понимал и даже завидовал им. Их простым жизням, где все ясно, где ты рождаешься, женишься, воспитываешь детей и умираешь. А не терзаешься тысячелетиями в забвении и одиночестве. Где-то в уголке сидел Фэриен и тоже пил, не так много, как я, но от души. Хотя я не знаю, есть ли у него душа.
Ребята напились просто свински. Я тоже. Мы с Фэриеном погрузили их в машину и попрощались с ними. Потом честно расплатились в ресторане за переломанную мебель и выпитое спиртное. После чего мне стало совсем тоскливо и я позволил Фэриену себя увести. Он тащил меня за руку, я нес чепуху, громко высказывал на весь Крещатик свое мнение о славных ребятах - омоновцах и о том, как здорово они умеют пить, стрелять и жить вообще, а Фэриен почти плакал и умолял меня заткнуться. Он опасался, что по наши души явится новый наряд милиции, и я опять начну чудить.
А когда он дотащил меня до гостиницы, я пристал к тому самому портье, рассказывая ему, как здорово Ио трахается. Как она умеет классно целоваться и какая у нее бархатная кожа. И предложил ее ему. На пробу. Кажется, он согласился. Вдвоем с Фэриеном они поднимали меня по лестнице, а я в это время вроде бы рассказывал, что лифт был оборван как раз из-за меня. Надеюсь, парень принял мои откровения за пьяный бред. Сразу за дверью номера я вообще упал на пол, зацепившись ногой за складку ковра. От шума проснулась Ио и распорядилась отвести меня в ванную. Меня туда не то что отвели, а скорее отнесли. И поставили под холодный душ прямо в одежде. Вода начала вымывать с рубашки кровь, и чужаки быстро выдворили портье из номера. Я попытался выбраться из душа, чтобы дать ему на чай, но меня не выпустили. Держали там целых полчаса, от холода даже у меня стучали зубы. Но я начал трезветь. Только тогда меня из душа выпустили, раздели и вытерли. И напоили горячим чаем.
Я сидел в гостиной, закутанный в махровый халат, с мокрыми волосами, сжимал обеими руками горячую чашку с чаем, отхлебывал его - и меня попускало. Во всех смыслах. На опьянение было наплевать, а также на то, что меня еще трясло от холода, главное - меня отпускало отчаяние.
Фэриен смотрел на меня потерянными глазами. Не знаю, о чем он думал, то ли сокрушался, что я такой невменяемый, то ли ему было меня жаль.
Отчаяние и апатия совершенно опустошили мою душу, и моя потаенная любовь забилась куда-то в дальний уголок, чтобы не быть потревоженной. Или я ее туда спрятал, чтобы сохранить еще ненадолго.
Оставалась еще надежда. Я не знаю, на что... не на что-то конкретное, а просто неосознанная до конца надежда на чудо... должно же быть место маленькому чуду в проклятой жизни дьявола? Я не настаиваю, пусть не сбудется, надеждой пусть и останется. Пусть умрет вместе со мной. Хоть что-то умрет вместе со мной.
Я допил чай, надел джинсы Фэриена и его рубашку и ушел. Сказал им какую-то грязь, вроде того, что от их вида меня воротит, и ушел. Ио дернулась было меня наказывать и, может быть, даже убивать, но Фэриен удержал ее, я уж не знаю, каким образом. У двери я честно сказал им, что мне нужно побыть одному и они, кажется, меня поняли.
У гостиницы опять дежурил инквизитор. Ему повезло, что мы с Фэриеном возвращались слишком пьяные, чтобы его заметить, ибо тогда инквизитор рисковал бы попасть в плен к пришельцам. Дурак потому что.
Я обрадовался ему, по-хорошему обрадовался, он знал, кто я, и с ним можно было поговорить. Видите ли... больше поговорить было не с кем... Да, еще был Гавриил, и я мог бы вызвать его, но с ним у меня более сложные отношения, и ему на глаза я не хочу показываться в таком состоянии. Встречая его каждый раз, я видел, чувствовал его несогласие со мной, он до сих пор не простил меня за те давние события, за то, что я посмел спорить с Богом. Он любил Всевышнего не меньше меня, и, наверняка, видел, что ОН был моим поведением разочарован. Таким образом, я причинил боль им обоим.
Инквизитор был немало удивлен, что я подошел к нему, поздоровался, даже пожал ему руку. Потому что понимал его сложности. И снова предложил ему выпить.
Нет-нет, сам я почти не пил, уже перебрал сегодня. Я слушал его сетования на то, что у него возникли сомнения в правильности его действий. Он рассказывал мне, что не понимает, почему теперь дьяволов - двое, и за кем теперь охотиться и следить. И, тем более, убедившись, что все его действия безрезультатны - не понимает их цель. Он спрашивал меня, что происходит, зачем я размножаюсь, и чем это закончится, а я не стал ему ничего говорить, не стал его пугать. Посоветовал ему бросить служение, жениться и растить детей. И быть счастливым. Завтра же. Сегодня же. Немедленно! Потом пожал ему руку еще раз, на прощание, и ушел.
Я бродил по ночному городу, слонялся бесцельно, терялся в переулках и парках, курил сигареты одну за другой, когда натыкался на церкви и соборы - молился. Впрочем, не подходя близко, так, на всякий случай. Когда встречал людей - говорил с ними. Я много встретил людей этой ночью. И спрашивал их всех об одном и том же - для чего они живут?
Я услышал массу ответов. Разных, даже смешных. Когда меня посылали - не обижался, но чаще - отвечали. Задумывались и отвечали. Кто-то говорил - для карьеры, для самовыражения, для того, чтобы оставить после себя память в своем творчестве, кто-то говорил - чтобы сдохнуть, чтобы пить, чтобы трахаться. Один серьезный мальчик в очках сказал - для мамы. Мне даже говорили - живут, чтобы любить... а я понял главное - каждый живет будущим. Не настоящим моментом, когда они по тем или иным причинам идут по улицам, а - будущим. Мечтами своими, ожидаемым счастьем. Уверены, что оно обязательно придет. Разве я могу лишить их надежд? Я... я ведь ангел света... был им когда-то... моей обязанностью было как раз - освещать их души...
Потом улицы опустели, и я бродил в одиночестве. Заплутал где-то в спальных районах. Потом снова вышел к Днепру и вернулся в центр. Сидел под памятником Родины-матери... и плакал.
Я не стыжусь об этом говорить. Как вы уже поняли, не привык скрывать свои промахи и слабости. Вот он я, какой есть, с моими срывами и истериками. Любуйтесь на здоровье и сравнивайте, насколько вы уравновешеннее и умнее меня.
В гостиницу вернулся с рассветом. И с удивлением обнаружил, что мои мучители и любовники тоже, оказывается, всю ночь не спали. Они сидели в гостиной в креслах, завернувшись в одеяла, между ними на столике стояла пустая бутылка из-под коньяка, а пепельница была набита окурками.
Пустую бутылку я убрал под стол и пояснил им, что такова традиция.
Фэриен порывисто поднялся навстречу, говоря покаянным голосом, что они не могут меня освободить. Не могут, потому что погибнут сами, если провалят задание. У них там ошибок не прощают. Они видят, как мне тяжело, они искренне сожалеют, и все в этом роде, бла-бла-бла.
- Понимаю, - ответил я, - но не прощу.
К тому же - не верю даже в этот твой порыв. И запишись на курсы актерского мастерства, Фэриен, может, тогда толк будет. Там, кстати, педиков наверняка много.
Что теперь?
Не будучи способным сделать выбор - позволить обстоятельствам самим предопределить дальнейшее развитие событий? Ждать, как повернется?
Я вытряс свою душу, как котенка из корзинки. Напуганная черная душа моя цеплялась коготками за плетеное корзинкино дно и, растопырив лапки, упиралась из последних силенок, а я был жесток с собой и все равно это сделал. А когда моя когтистая, взъерошенная кошачья душа явилась на божий свет, я не дал ей даже оглядеться - вывернул ее наизнанку, препарировал безо всякого наркоза, наживую.
И что получил? Комочек шерсти, лужицу крови и горсточку внутренностей. Да, совсем забыл - еще пару неопасных затупившихся клыков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29