Она понимала, о какой глубине чувства свидетельствует подобное предложение. Понимала, что, оставляя Донуэлл, он в значительной мере поступается свободою распоряжаться собой, своим временем, своими действиями, что, переехав жить к ее отцу, в дом, где не он хозяин, он неизбежно должен будет со многим, очень многим мириться. Она обещала ему, что все обдумает, посоветовала и ему еще раз хорошенько подумать, но он изъявил полную уверенность, что, сколько бы ни размышлял на сей счет, его мнение и желание останутся неизменны. Он и так уже взвесил все самым тщательным образом, на целое утро сбежал от Уильяма Ларкинса, чтобы никто его не отрывал от размышлений.
— А, вот вам и непредвиденное затрудненье! — весело вскричала Эмма. — Убеждена, что Уильям Ларкинс будет против. Вам бы сначала надобно получить его согласие, а уж потом спрашивать меня.
Тем не менее она обещала подумать — и не просто подумать, а настроить себя при этом в пользу такового решенья.
Примечательно, что среди многих, очень многих соображений, связанных с Донуэллским аббатством, которые стали с недавних пор занимать собою Эмму, совершенно отсутствовало соображенье о том, какой урон понесет как предполагаемый наследник ее племянник Генри, интересы коего она еще недавно столь ревностно охраняла. Казалось, ей бы не мешало задуматься о том, чем угрожают бедному бутузику надвигающиеся перемены — а она, плутовато фыркнув, лишь отмахнулась от этой мысли и с хитрой улыбкой призналась себе, что вовсе не преданная сестра и тетка говорили в ней, когда она яростно восставала против женитьбы мистера Найтли на Джейн Фэрфакс — на ком угодно, — что истинная причина была другая…
Чем дольше размышляла она о предложении мистера Найтли — об этой его идее обосноваться после свадьбы в Хартфилде, — тем больше оно ей нравилось. Недостатки такового решения для него час от часу уменьшались в ее глазах, преимущества для себя — возрастали; обоюдный выигрыш представлялся все более весомым и значительным. Иметь рядом такого друга, когда настанет пора тревоги и тоски! Такую опору в отправленье обязанностей и попечений, которым суждено с течением времени становиться все печальней!..
Она была бы совершенно счастлива, когда бы не одно: мысли о несчастной Гарриет, ибо все, что сулило радости ей, только приумножало горести ее подружки, которую, ко всему прочему, ожидало теперь отлученье от Хартфилда. Ее, бедную, хотя бы из милосердия и предосторожности лучше будет держать на расстоянии от чудесного домашнего кружка, который образуется у Эммы. Ей станет хуже во всех отношениях. Для Эммы ее отсутствие в будущем не составит ощутимой потери. Наоборот, она бы оказалась теперь лишней среди них, но с нею, бедной, судьба обошлась жестоко, обрекая на незаслуженное наказанье.
Понятно, что со временем мистер Найтли будет забыт, вернее — замещен кем-нибудь другим, но едва ли это случится скоро. Он, в отличие от мистера Элтона, ничем не будет способствовать исцеленью. Мистер Найтли, неизменно добрый, чуткий, по-настоящему внимательный к другим, будет всегда достоин обожания, и, право, трудно было рассчитывать, чтоб даже такая, как Гарриет, способна была влюбиться больше трех раз за один год.
Глава 16
С большим облегчением узнала Эмма, что Гарриет тоже не жаждет встречаться с нею. Их объяснение, даже на бумаге, получилось мучительным. Устное оказалось бы еще в тысячу раз хуже!
Гарриет, как и следовало ожидать, приняла случившееся без обиды и прямых упреков — и все же Эмме почудился в тоне ее письма холодок, затаенная отчужденность, и от этого убеждение, что им лучше покамест побыть врозь, усилилось. Правда, может быть, это впечатление было ложным, подсказанным нечистою совестью, но и разум говорил, что один только ангел мог бы принять подобный удар без холода и отчужденья.
Заручиться приглашением от Изабеллы не составило труда; по счастью, для этого не пришлось даже придумывать предлога: он существовал. У Гарриет побаливал зуб. Она в самом деле хотела — и давно уже — побывать у зубного врача. Супруга Джона Найтли обрадовалась случаю ей помочь — для нее любое недомоганье служило лучшей рекомендацией, и, хотя зубной врач не мог сравниться в ее глазах с мистером Уингфилдом, она с охотою согласилась принять Гарриет под свое крылышко… Уладив дело с сестрою, Эмма передала подруге ее приглашенье, и та с готовностью приняла его… Итак, Гарриет ехала в Лондон — по крайней мере на две недели — и в карете мистера Вудхауса. Сказано — сделано; очень скоро Гарриет благополучно перебралась на Бранзуик-сквер. Теперь, когда приходил мистер Найтли, ничто не портило Эмме удовольствия — теперь можно было говорить и слушать, без оглядки отдаваясь своему счастью, не омрачаясь ощущением несправедливости, щемящей жалости, вины, которое охватывало ее при воспоминании, что неподалеку томится одинокое сердце — что, может быть, в этот самый миг оно, тут, рядом, терзается чувствами, не без ее участия введенными в обман.
Возможно, разница между пребыванием Гарриет у миссис Годдард и в Лондоне ощущалась Эммой преувеличенно, но там она мысленно видела Гарриет в обстановке, полной интересных занятий и впечатлений, которые отвлекают ее от прошлого и возвращают к жизни.
До поры до времени она не разрешала никакой другой заботе занять в душе своей место, которое освободилось от Гарриет. Ей предстояло трудное дело — и такое, которое никто, кроме нее самой, исполнить не мог — сообщить о своей помолвке мистеру Вудхаусу; но она с ним не торопилась. Решила повременить с этим сообщением до той поры, покуда не разрешится благополучно миссис Уэстон. Ранее этого она не станет прибавлять своим близким волнений и сама не станет изводить себя мыслями о предстоящей грозе… Позволит себе по крайней мере две недели понежиться и отдохнуть душою после восхитительных, но куда более бурных потрясений.
Вскоре ей, как из чувства долга, так и из желания сделать себе приятное, пришло в голову употребить полчаса этого праздника души на посещение мисс Фэрфакс. Сделать это ей и полагалось и очень хотелось, а от сходства в их нынешнем положении благое стремленье повидаться с нею возрастало еще больше. Она не разгласит своей тайны, но от сознания, что их виды на будущее так похожи, ей было особенно интересно послушать, что скажет Джейн.
И она отправилась — однажды она подъехала к этим дверям напрасно, — она не была в этом доме с того утра после прогулки на Бокс-хилл, когда застала бедную Джейн в таком ужасном виде и исполнилась к ней сочувствием, хотя и не подозревала об истинной причине ее страданий… Опасаясь, как бы не оказаться снова нежеланной гостьей, она, хоть и знала, что хозяйки дома, осталась в прихожей и велела доложить о себе. Слышно было, как Патти объявила о ее приходе, но того переполоха, как прежде — который столь удачно объяснила ей бедная мисс Бейтс, — не последовало. Нет — тотчас же донеслось: «Просите!» — и, как будто этого было мало, на площадку лестницы навстречу ей вышла сама Джейн. Никогда Эмма не видела ее такой прелестной, цветущей, очаровательной. Живость, одушевленье, теплота — все то, чего прежде недоставало, появилось теперь… Она приблизилась с протянутою рукой и сказала тихим, задушевным голосом:
— Мисс Вудхаус — как это мило! Сказать вам не могу… Поверьте, я… Нет, виновата — не нахожу слов.
Эмма, ободренная таким приемом, была готова доказать, что с нею самой обстоит иначе, когда бы ее не остановил голос миссис Элтон, долетевший из дверей гостиной; пришлось ограничиться очень крепким, искренним рукопожатием, в которое она постаралась вложить и свои дружеские чувства, и поздравленье.
В гостиной сидели миссис Бейтс и миссис Элтон. Мисс Бейтс отсутствовала, чем и объяснялось затишье несколько мгновений тому назад. Эмма предпочла бы обойтись без миссис Элтон, однако ее собственное размягченное душевное состояние и необычная любезность, с которой поздоровалась с нею миссис Элтон, вселяли надежду, что они как-нибудь переживут эту встречу.
Ей не составило большого труда уловить направление мыслей миссис Элтон и понять, отчего она, подобно ей самой, сегодня в таком счастливом расположенье духа — мисс Фэрфакс посвятила ее в свою тайну, и она воображала себя единственной, которой все известно. Эмма немедленно угадала это по выражению ее лица и — пока осведомлялась о здоровье миссис Бейтс, делая вид, будто слушает ответы доброй старушки, — заметила краем глаза, как миссис Элтон с загадочным и важным видом поспешила сложить письмо, которое, очевидно, читала вслух до ее прихода, и убрала его в лиловый, шитый золотом ридикюль, многозначительно кивая и приговаривая:
— Дочитаем как-нибудь в другой раз. Нам с вами недолго придется искать удобного случая. И потом, главное вы уже слышали. Я только хотела вас успокоить, что миссис С. принимает наши извинения и не сердится. Видите, как она прелестно написала! Очаровательная женщина! Вы бы души в ней не чаяли, если бы к ней попали… Впрочем — ни слова более… Тсс!.. Будем скромнехоньки, благонравны — пай-девочки. Помните эти строки — забыла, кто их написал:
"Коль в деле женщина, мой друг,
Все расступаются вокруг".
В нашем деле, прибавлю я, женщина зовется… но об этом молчок! Что-то меня сегодня разбирает… Да, так насчет миссис С. вы не беспокойтесь. В моем изложении отказ не вызвал неудовольствия. — И стоило Эмме отвернуться, чтобы рассмотреть получше вязание миссис Бейтс, как она громким шепотом заключила: — Заметьте — я не называю имен. У, я тонкий дипломат — впору хоть в министры. Так справилась, что никто и ничего!..
Сомнений не оставалось. Миссис Элтон слишком упорно вновь и вновь выставляла напоказ свою осведомленность. Когда все мирно потолковали о погоде, о здоровье миссис Уэстон, она вдруг ни с того ни с сего озадачила Эмму вопросом:
— Вы не находите, мисс Вудхаус, что наша маленькая проказница невероятно ожила? Не кажется ли вам, что мистер Перри прямо-таки чудеса творит? — Красноречивый взгляд искоса в сторону Джейн. — Право же, Перри поставил ее на ноги за небывало короткое время! Видели бы вы, как плоха она была совсем недавно, — я-то видела! — И, улучив минуту, когда Эмме что-то говорила миссис Бейтс, опять громко зашептала: — О том, что мистеру Перри, возможно, помогли, мы умолчим — ни слова не пророним о некоем молодом врачевателе из Виндзора…
Да-да, все почести достанутся одному Перри!
Вскоре она снова приступилась к Эмме:
— Давно не имела удовольствия видеть вас, мисс Вудхаус, — ни разу, кажется, после прогулки на Бокс-хилл. Чудесное было путешествие. И все же, по-моему, чего-то ему недоставало. Что-то не ладилось — кое-кто казался невесел… Может быть, я ошибаюсь, но таково мое впечатление. Впрочем, там все-таки так красиво, что не мешало бы посетить эти места еще разок. Не собраться ли нам опять тою же компанией, покуда держится хорошая погода, и не повторить ли прогулку на Бокс-хилл? Тою же компанией — без единого исключения?..
Тут воротилась домой мисс Бейтс, и Эмма невольно позабавилась, слушая, как растерянно она мнется в ответ на ее приветствие, из опасенья, по всей видимости, сказать лишнее и одновременно — неодолимой потребности выболтать все.
— Благодарю вас, дорогая мисс Вудхаус, вы сама доброта! Затрудняюсь вам сказать — да, понятно, однако, будущность Джейн теперь — то есть наоборот… Во всяком случае, она совсем поправилась, спасибо. А как себя чувствует мистер Вудхаус? Очень, очень рада. Передать не могу, как счастлива… В таком чудесном дружеском кругу, где все свои — м-да… Очаровательный молодой человек — вернее, я хочу сказать, такой добрый друг… Это я про нашего славного мистера Перри! Такое внимание к Джейн! — И, наблюдая, как она вслед за тем кинулась восторженно благодарить миссис Элтон за то, что она к ним пришла, Эмма сделала заключение, что Джейн, должно быть, сначала навлекла на себя немилость со стороны четы Элтонов, а теперь великодушно прощена. Несколько реплик громким шепотом полностью подтвердили эту догадку — и миссис Элтон, повысив голос, произнесла во всеуслышанье:
— Да, друг мой, пришла, как видите, — и сижу уже так долго, что в другом доме сочла бы необходимым принести извиненья — дело в том, что мне надобно у вас дождаться своего господина и повелителя. Он обещал зайти и засвидетельствовать вам свое почтение.
— Как? Мы будем иметь удовольствие видеть у себя и мистера Элтона? Необыкновенная любезность! Известно, что господа мужчины не любители делать визиты по утрам, а мистер Элтон к тому же — человек занятой!
— Да, мисс Бейтс, — что верно, то верно. Дела, дела, с утра до вечера. Люди идут без конца, и всяк со своим. То из муниципалитета придут, то церковный староста, то попечитель убогих — и все к нему за советом. Шагу без него не могут ступить. "Даю вам слово, мистер Э., — часто говорю я, — спасибо, что хоть меня не трогают. Не знаю, что сталось бы с моею живописью и музыкой, ежели ко мне бы тоже поминутно обращались… Я их и так, признаться, непростительно забросила. Вот уже две недели, по-моему, как не садилась за инструмент… Но как бы то ни было, он придет, верьте слову — не преминет к вам явиться. — И, прикрывая рот ладонью, чтобы не слышала Эмма: — С поздравительным визитом, как вы понимаете. Разумеется — можно ли иначе!..
Мисс Бейтс, просияв от счастья, обвела всех глазами.
— Он обещал, что зайдет за мною, как только освободится от Найтли — они с Найтли уединились и о чем-то совещаются. Мистер Э. у Найтли — правая рука.
Эмма не простила бы себе, когда бы не сумела подавить улыбку — но она справилась с нею и спросила только:
— Мистер Элтон пешком пошел в Донуэлл? Тяжело ему будет шагать по такой жаре.
— Нет-нет, у них назначена встреча в «Короне» — деловое совещание. Уэстон и Коул тоже должны быть, но как-то принято упоминать лишь тех, кто задает тон. Решающее слово, сколько я понимаю, принадлежит всегда и во всем мистеру Э. и Найтли…
— А вы не могли перепутать день? — спросила Эмма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65