Каталог огромен, советую знакомым
— крикнула я. Меня вдруг охватил необычный, пьянящий азарт.
Мгновенье, второе, третье — сплошного хрипения и рычания, когда Крис снова исчез под черной тушей. Но вдруг все переменилось. Бультерьер выскользнул из-под противника и повис на его горле. В этот миг я почувствовала, что случился какой-то психологический перелом, что Крис уже морально одолел Степана! Ризеншнауцер растерялся, замешкался, не ожидая такой бурной и мощной атаки уже после того, как враг, казалось, был повержен и почти удушен. И вот, о чудо, Крис пригнул шею Степана к земле и уронил его! Рычание Степана перешло в удивленно-испуганный визг. В этот время как раз появился и хозяин Степана, видимо ожидавший увидеть полузадушенного Криса. Он даже сигарету бросил, и от его надменности не осталось и следа. Вокруг уже собрался народ с собачьей площадки. Казалось, что драка длится целую вечность. Но я слышала ровное, мощное дыхание Криса — у него было еще много сил.
— Степан, фас, фас его! — нервно крикнул хозяин ризеншнауцера. — Да уберите вы своего буля! — он повернулся ко мне, злой и испуганный.
— Пусть подерутся, сегодня у меня пес без намордника, — сказала я, испытывая ни с чем ни сравнимое торжество.
— Убери буля, говорю! — через несколько секунд уже в ужасе заревел хозяин Степана, глядя, как Крис душит его собаку. Из пасти Степана с трудом вырывалось хриплое дыхание. Я тоже испугалась, а вдруг Крис его задушит? Ведь до этого я еще не видела, как Крис дерется по-настоящему. Я схватила его за ошейник. Наконец Крис тоже захрипел и выпустил горло Степана.
Толпа собачников и зевак завороженно молчала. Маленький бультерьер подмял под себя самого «крутого» пса на площадке! Вся морда и лоб Криса были исполосованы клыками Степана и сочились кровью. А Степан уходил торопливо, опустив косматую голову и все еще кашляя от недостатка воздуха.
Но приключения этого сумбурного вечера еще не закончились. Когда мы с Крисом, усталые, но вполне собою довольные, подошли к нашей двери, я в ужасе обнаружила, что потеряла ключи. Ну конечно, я выронила их, когда стягивала с Криса намордник! Поникшие, мы поплелись обратно. Я долго и безуспешно ползала по талому весеннему снегу почти что в полной темноте. Я была в отчаянии. Ведь второй ключ был лишь у Фарита, который вернется из Москвы только через два дня! К тому же я вспомнила, что не выключила суп, который варила для Криса, и ужасные картины пожара уже вставали перед моим мысленным взором…
Вот до чего доводят эти идиотские драки! Как я могла впасть в такой азарт и все на свете позабыть?! Я впервые с удивлением подумала о том, что в собачьих боях и в самом деле таится какая-то притягательная сила, которая может заставить забыть обо всем.
Нам ничего не оставалось делать, как отправиться к друзьям, жившим в доме напротив — Лене и Сереже. Узнав про не выключенный суп, друзья не на шутку взволновались. Мы то и дело смотрели в окно — ведь наши дома стояли напротив друг друга. У нас с Ленкой и Сережкой вообще была привычка постоянно смотреть на окна друг друга.
Но свет на кухне мирно горел, и следов начинающегося пожара пока не замечалось. Сначала Сережа предложил ломать замок. Потом я вспомнила, что дверь на балконе не заперта. А жили мы на третьем этаже.
— Ну так я залезу на балкон! — придумал Сережа.
Мы с Ленкой стали его отговаривать, но разве остановишь мужчину, который уже сказал «а»?!
Выйдя на балкон второго этажа, Сережа встал на перила, ловко подтянулся и оказался на нашем балконе. Дверь была открыта, плита — выключена. Он открыл дверь изнутри, и мы с Крисом ввалились в квартиру в полном изнеможении.
Самым интересным оказалось то, что на следующее утро я обнаружила свои ключи мирно висящими на кусте неподалеку от места, где случилась драка.
Я была рада, что это приключение закончилось благополучно. Зато Степан и его надменный хозяин теперь, за версту увидев Криса, сворачивали в другую сторону.
VII. Собаку нужно выбирать по хвосту
Когда теперь я вспоминаю Криса, то почему-то чаще и ярче всего представляется мне именно зима. Может быть потому, что Крис был таким же снежно- белым и сияющим, как чудесные солнечные дни на излете января?
Когда в полдень, среди сверкающего снега, ярко-голубого неба, фиолетовых теней, отбрасываемых деревьями и кустами, под ярким солнцем, вдруг с ликующим замиранием ощущаешь близость весны… Или так пахнет солнечный свет, когда его поток обрушивается откуда-то из астрально-ультрамариновой выси и прячется в каждой из мириад пушистых снежинок? Я бегу по хрусткой и твердой лыжне, поблескивающей на солнце, вдоль крутого берега реки, потом среди пушистых серебристых зарослей вейника, потом по опушкам островного леса, щедро опоясывающего берега Казанки.
Здесь — край города, и звуки его уже не слышны, и сам он потонул в голубоватой дымке, и огромные жилые массивы кажутся отсюда маленькими спичечными коробками. Никто не встретится нам на пути — лыжники появляются здесь только по выходным. И мы с Крисом наслаждаемся одиночеством и полной свободой. Здесь наконец я освобождаю его от надоевшего намордника и отпускаю с поводка. И Крис, одурев от восторга и радости, широко раскрыв мокрую розовую пасть, носится по сугробам, ныряет в глубокий снег, кувыркается и лает, валяется и роет глубокие ходы. Он тоже, как снег — ослепительно бел, и порой сливается с поверхностью земли. И только черный нос, темные бусинки глаз и розовые уши выдают его.
Я не могу не любоваться им. Ему всего лишь год отроду. И как хороши его широкая и мускулистая грудь, мощная прямая спина, могучая шея, массивная голова! Все его тело словно змеится мускулами, очерчивающими каждое его движение. Я пристегиваю поводок к шлейке и командую: «Вперед!» С неистовой одержимостью Крис устремляется вперед, взлаивая от возбуждения и азарта. Он несется, словно маленький белый жеребчик, и тащит меня по лыжне с такой скоростью и легкостью, что только ветер свистит в ушах, и я с трудом успеваю одолевать крутые повороты.
Иногда мы выходим на лыжню всей семьей, и тогда Крис с энтузиазмом везет санки с Тимуркой. Причем тащит их он вовсе не по дороге, а по глубокой снежной целине, и все равно обгоняет нас с Фаритом, как бы мы ни старались бежать быстрее.
Однажды Крис удивил нас своей силой. Нужно было привезти от родителей домой мешок картошки. Машина, как назло, стояла в ремонте. Был уже поздний вечер, темнота непроглядная. С нами еще и Тимур. Пока мы добирались до трамвайной остановки, кому-то пришла в голову мысль дойти до дома пешком. По льду Казанки.
Стоял тихий зимний вечер. На реке снега было мало, в основном — лед. Сначала Крис вез просто санки с мешком картошки. Потом, когда Тимур начал ныть и хныкать, его водрузили поверх мешка. Некоторое время шли так. Все уже порядком запыхались, а Крис как ни в чем не бывало рвался и рвался вперед, поскуливая от возбуждения.
— Видно это слишком легкий для него груз, — сказал Фарит, — Попробуй-ка сесть тоже, Янка!
— Да ты что, Крис же не потянет такой вес! — испугалась я.
Но и самой мне уже было любопытно, сколько же сил у этого маленького бультерьера? И я взобралась на мешок картошки, а Тимура посадила к себе на колени. Фарит побежал вперед, Крис завизжал, дернулся и стронул с места перегруженные санки. Шаг, второй, третий — дались ему с видимым усилием, но постепенно он разогнался и побежал вперед размашистой уверенной рысью. Догоняя Фарита, перешел на галоп. И мчался так по ледяному полю до самого нашего берега, на котором сияли тысячами окон громады домов. Это была незабываемая езда! Мы мчались с приличной скоростью и болтались вместе с Тимуром на вершине картофельного мешка. А впереди мелькала круглая спинка маленькой белой собачки, и это несоответствие размеров и силы было самым невероятным.
Надо ли говорить, что для того, чтобы катать меня на санках без ребенка и без всякой картошки, Крису не требовалось практически никаких усилий. Одно удовольствие, приятная разминочка перед сном. Теперь мы выходили с ним «на трассу» почти что каждый вечер. Вернее, каждую ночь. Обычно часов около двенадцати, когда прохожих на улице почти не было, мы могли беспрепятственно носиться по всему кварталу. Вскоре у нас уже выработался свой маршрут, который Крис знал прекрасно. Каждый раз, как только я надевала на него шлейку, Крис начинал прыгать от радости и лаять, и пока мы спускались по лестнице, он то хватал зубами санки, то ловил свой хвост, то кусал и рвал поводок. У подъезда я усаживалась на санки, еле сдерживая его. Он был похож на резвого, рвущего поводья коня. Услышав долгожданное «вперед», Крис со всей страстью, с громким лаем и визгом бросался сразу в галоп. Сколько ликующей радостной силы было в этом его беге!
Мы мчались по огромному периметру — мимо остановок автобуса, школ, домов, пустырей и универсамов. Расстояние, кажущееся длинным и тяжелым, когда опаздываешь на работу или ползешь к дому с полной сумкой продуктов, — мы с Крисом преодолевали за считанные минуты. Я вообще люблю всякую быструю езду — на велосипеде, на лошади, на машине. Это была настоящая езда на собаке, приносящая мне массу удовольствия. Единственное, что иногда омрачало наши прогулки — встречи с одинокими прохожими. Прохожие эти, как правило, были в основном мужики не в самом трезвом виде — кто же еще будет слоняться по пустынным улицам в такой час? И хотя я всегда старалась предотвратить столкновение, иногда это все же случалось. Дело в том, что Крис, издали приметив одинокую фигуру, устремлялся прямо на нее, как пущенная в цель ракета дальнего радиуса действия. Если человек что-то соображал, то узрев несущегося на него с рычанием бультерьера, он вовремя отскакивал в сторону, и Крис, щелкнув зубами, проносился мимо. Но встречались и такие смельчаки, которые шли напролом, считая ниже своего достоинства уступить дорогу. И тогда я уже вряд ли могла повернуть Криса в сторону. Встречный чаще всего летел в снег от мощного удара. А однажды Крис на скаку ухитрился хватануть какого-то мужика за джинсы и оторвать штанину. Конечно, это было похоже на хулиганство. Но, к счастью, обходилось без крови. К тому же, мы тут же уносились с места преступления. И пока человек поднимался из снега, нас уж и не было видно. Наверное, часто подвыпивший бродяга просто не понимал, что же это его так неожиданно уронило? Если бы видели меня в такой миг читатели моей газеты! Известный журналист, пишущий на политические темы! Никто бы не поверил, что эта легкомысленная девица на санках — известная в городе журналистка!
С Крисом я чувствовала себя как за каменной стеной. Это было все равно, что ходить по ночной улице с пистолетом. Я никого не боялась — ни хулиганов, ни бандитов, ни маньяков. Я могла гулять с Крисом даже в три часа ночи и знала, что со мной ничего не может случиться. Никогда ни в одной своей собаке я не была так уверена. Достаточно было тихо шепнуть: «Чужой!», и добродушный пес превращался в дьявола. Могло ли его что-нибудь испугать? Не могло. Любая опасность вызывала в нем величайшее возбуждение, и ему было совершенно неважно количество людей, наличие собак, палок или ножа. Аура абсолютного бесстрашия словно веяла над ним, и это ощущали и люди, и собаки. И нам всегда уступали дорогу. Гогочущие подростки сразу же умолкали и расступались. Разъяренные псы даже сворой не осмеливались напасть.
На дрессировочной площадке, куда мы иногда приходили, инструктора тут же отказались его травить. Достаточно было ему лишь один раз в наморднике броситься на парня в толстом ватнике. Опытный травильщик, который привык запросто отбиваться от матерых овчарок и терьеров, был молниеносно сбит с ног одним-единственным ударом, который Крис нанес ему своей обутой в намордник башкой. К тому же бультерьер метил только в голову и шею, совершенно не обращая внимания на руки или ноги.
Постепенно Крис становился легендой. На него приезжали посмотреть из других районов города.
Однажды нам позвонил Алик. Он попросил обязательно прийти на собачью площадку в воскресенье. Он приведет Боба — родного брата Криса, и мы посмотрим, какие у нас получились собаки. Мы с Фаритом знали, что Алик воспитывает однопометников Криса по особой методе, и нам очень хотелось увидеть Боба и может быть, померяться с ним силами. Чертенок азарта вселился в нас. Ведь мы очень гордились Крисом. Наш пес был в великолепной форме. Не прошли даром ежедневные гонки на санках и тренировка челюстей на деревьях.
На площадке в то утро собралось небывалое количество народу. Скорее всего это постарался Алик и как-то оповестил всех собачников и сочувствующих. Подошли какие-то незнакомые люди с кавказцами и даже со среднеазиатскими овчарками. Было два бультерьера. Еще молоденькие, они рядом с Крисом смотрелись очень маленькими и хрупкими. Подъехало несколько машин с братвой. Терпеть их не могу. Что нужно было здесь этим хмурым качкам в одинаковых кожаных куртках? Наконец, подъехала еще одна иномарка и из нее вышли Алик со своим Бобом и Олег Игнатьев по прозвищу Бонус. Я с внутренним волнением воззрилась на Боба — внимательно и придирчиво. Он был очень похож на Криса, такого же роста, только у него было совершенно другая морда! Я бы даже сказала, не морда, а лицо. И выражение глаз Боба было другим. Глазки его, еще более узкие, чем у Криса, к тому же не были очерчены темной каймой и потому их выражение было каким-то непривычно-жестким. Морда у Боба была острее и длиннее, но зато сама голова — не такой массивной как у Криса. А черное пятно у левого уха делало его похожим на разбойника.
Удивительно, Крис и Боб словно понимали, что именно они находятся в центре внимания. Они оба даже не замечали других собак, но с первого мгновения, только увидев друг друга, тут же завелись в безудержной ярости.
Я ужасно волновалась и переживала. Крису предстоял первый серьезный бой. И на нас смотрела большая толпа. Боб, которого все это время Алик непрерывно на кого-то травил, был, несомненно, достойным противником. Я сняла с Криса намордник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Мгновенье, второе, третье — сплошного хрипения и рычания, когда Крис снова исчез под черной тушей. Но вдруг все переменилось. Бультерьер выскользнул из-под противника и повис на его горле. В этот миг я почувствовала, что случился какой-то психологический перелом, что Крис уже морально одолел Степана! Ризеншнауцер растерялся, замешкался, не ожидая такой бурной и мощной атаки уже после того, как враг, казалось, был повержен и почти удушен. И вот, о чудо, Крис пригнул шею Степана к земле и уронил его! Рычание Степана перешло в удивленно-испуганный визг. В этот время как раз появился и хозяин Степана, видимо ожидавший увидеть полузадушенного Криса. Он даже сигарету бросил, и от его надменности не осталось и следа. Вокруг уже собрался народ с собачьей площадки. Казалось, что драка длится целую вечность. Но я слышала ровное, мощное дыхание Криса — у него было еще много сил.
— Степан, фас, фас его! — нервно крикнул хозяин ризеншнауцера. — Да уберите вы своего буля! — он повернулся ко мне, злой и испуганный.
— Пусть подерутся, сегодня у меня пес без намордника, — сказала я, испытывая ни с чем ни сравнимое торжество.
— Убери буля, говорю! — через несколько секунд уже в ужасе заревел хозяин Степана, глядя, как Крис душит его собаку. Из пасти Степана с трудом вырывалось хриплое дыхание. Я тоже испугалась, а вдруг Крис его задушит? Ведь до этого я еще не видела, как Крис дерется по-настоящему. Я схватила его за ошейник. Наконец Крис тоже захрипел и выпустил горло Степана.
Толпа собачников и зевак завороженно молчала. Маленький бультерьер подмял под себя самого «крутого» пса на площадке! Вся морда и лоб Криса были исполосованы клыками Степана и сочились кровью. А Степан уходил торопливо, опустив косматую голову и все еще кашляя от недостатка воздуха.
Но приключения этого сумбурного вечера еще не закончились. Когда мы с Крисом, усталые, но вполне собою довольные, подошли к нашей двери, я в ужасе обнаружила, что потеряла ключи. Ну конечно, я выронила их, когда стягивала с Криса намордник! Поникшие, мы поплелись обратно. Я долго и безуспешно ползала по талому весеннему снегу почти что в полной темноте. Я была в отчаянии. Ведь второй ключ был лишь у Фарита, который вернется из Москвы только через два дня! К тому же я вспомнила, что не выключила суп, который варила для Криса, и ужасные картины пожара уже вставали перед моим мысленным взором…
Вот до чего доводят эти идиотские драки! Как я могла впасть в такой азарт и все на свете позабыть?! Я впервые с удивлением подумала о том, что в собачьих боях и в самом деле таится какая-то притягательная сила, которая может заставить забыть обо всем.
Нам ничего не оставалось делать, как отправиться к друзьям, жившим в доме напротив — Лене и Сереже. Узнав про не выключенный суп, друзья не на шутку взволновались. Мы то и дело смотрели в окно — ведь наши дома стояли напротив друг друга. У нас с Ленкой и Сережкой вообще была привычка постоянно смотреть на окна друг друга.
Но свет на кухне мирно горел, и следов начинающегося пожара пока не замечалось. Сначала Сережа предложил ломать замок. Потом я вспомнила, что дверь на балконе не заперта. А жили мы на третьем этаже.
— Ну так я залезу на балкон! — придумал Сережа.
Мы с Ленкой стали его отговаривать, но разве остановишь мужчину, который уже сказал «а»?!
Выйдя на балкон второго этажа, Сережа встал на перила, ловко подтянулся и оказался на нашем балконе. Дверь была открыта, плита — выключена. Он открыл дверь изнутри, и мы с Крисом ввалились в квартиру в полном изнеможении.
Самым интересным оказалось то, что на следующее утро я обнаружила свои ключи мирно висящими на кусте неподалеку от места, где случилась драка.
Я была рада, что это приключение закончилось благополучно. Зато Степан и его надменный хозяин теперь, за версту увидев Криса, сворачивали в другую сторону.
VII. Собаку нужно выбирать по хвосту
Когда теперь я вспоминаю Криса, то почему-то чаще и ярче всего представляется мне именно зима. Может быть потому, что Крис был таким же снежно- белым и сияющим, как чудесные солнечные дни на излете января?
Когда в полдень, среди сверкающего снега, ярко-голубого неба, фиолетовых теней, отбрасываемых деревьями и кустами, под ярким солнцем, вдруг с ликующим замиранием ощущаешь близость весны… Или так пахнет солнечный свет, когда его поток обрушивается откуда-то из астрально-ультрамариновой выси и прячется в каждой из мириад пушистых снежинок? Я бегу по хрусткой и твердой лыжне, поблескивающей на солнце, вдоль крутого берега реки, потом среди пушистых серебристых зарослей вейника, потом по опушкам островного леса, щедро опоясывающего берега Казанки.
Здесь — край города, и звуки его уже не слышны, и сам он потонул в голубоватой дымке, и огромные жилые массивы кажутся отсюда маленькими спичечными коробками. Никто не встретится нам на пути — лыжники появляются здесь только по выходным. И мы с Крисом наслаждаемся одиночеством и полной свободой. Здесь наконец я освобождаю его от надоевшего намордника и отпускаю с поводка. И Крис, одурев от восторга и радости, широко раскрыв мокрую розовую пасть, носится по сугробам, ныряет в глубокий снег, кувыркается и лает, валяется и роет глубокие ходы. Он тоже, как снег — ослепительно бел, и порой сливается с поверхностью земли. И только черный нос, темные бусинки глаз и розовые уши выдают его.
Я не могу не любоваться им. Ему всего лишь год отроду. И как хороши его широкая и мускулистая грудь, мощная прямая спина, могучая шея, массивная голова! Все его тело словно змеится мускулами, очерчивающими каждое его движение. Я пристегиваю поводок к шлейке и командую: «Вперед!» С неистовой одержимостью Крис устремляется вперед, взлаивая от возбуждения и азарта. Он несется, словно маленький белый жеребчик, и тащит меня по лыжне с такой скоростью и легкостью, что только ветер свистит в ушах, и я с трудом успеваю одолевать крутые повороты.
Иногда мы выходим на лыжню всей семьей, и тогда Крис с энтузиазмом везет санки с Тимуркой. Причем тащит их он вовсе не по дороге, а по глубокой снежной целине, и все равно обгоняет нас с Фаритом, как бы мы ни старались бежать быстрее.
Однажды Крис удивил нас своей силой. Нужно было привезти от родителей домой мешок картошки. Машина, как назло, стояла в ремонте. Был уже поздний вечер, темнота непроглядная. С нами еще и Тимур. Пока мы добирались до трамвайной остановки, кому-то пришла в голову мысль дойти до дома пешком. По льду Казанки.
Стоял тихий зимний вечер. На реке снега было мало, в основном — лед. Сначала Крис вез просто санки с мешком картошки. Потом, когда Тимур начал ныть и хныкать, его водрузили поверх мешка. Некоторое время шли так. Все уже порядком запыхались, а Крис как ни в чем не бывало рвался и рвался вперед, поскуливая от возбуждения.
— Видно это слишком легкий для него груз, — сказал Фарит, — Попробуй-ка сесть тоже, Янка!
— Да ты что, Крис же не потянет такой вес! — испугалась я.
Но и самой мне уже было любопытно, сколько же сил у этого маленького бультерьера? И я взобралась на мешок картошки, а Тимура посадила к себе на колени. Фарит побежал вперед, Крис завизжал, дернулся и стронул с места перегруженные санки. Шаг, второй, третий — дались ему с видимым усилием, но постепенно он разогнался и побежал вперед размашистой уверенной рысью. Догоняя Фарита, перешел на галоп. И мчался так по ледяному полю до самого нашего берега, на котором сияли тысячами окон громады домов. Это была незабываемая езда! Мы мчались с приличной скоростью и болтались вместе с Тимуром на вершине картофельного мешка. А впереди мелькала круглая спинка маленькой белой собачки, и это несоответствие размеров и силы было самым невероятным.
Надо ли говорить, что для того, чтобы катать меня на санках без ребенка и без всякой картошки, Крису не требовалось практически никаких усилий. Одно удовольствие, приятная разминочка перед сном. Теперь мы выходили с ним «на трассу» почти что каждый вечер. Вернее, каждую ночь. Обычно часов около двенадцати, когда прохожих на улице почти не было, мы могли беспрепятственно носиться по всему кварталу. Вскоре у нас уже выработался свой маршрут, который Крис знал прекрасно. Каждый раз, как только я надевала на него шлейку, Крис начинал прыгать от радости и лаять, и пока мы спускались по лестнице, он то хватал зубами санки, то ловил свой хвост, то кусал и рвал поводок. У подъезда я усаживалась на санки, еле сдерживая его. Он был похож на резвого, рвущего поводья коня. Услышав долгожданное «вперед», Крис со всей страстью, с громким лаем и визгом бросался сразу в галоп. Сколько ликующей радостной силы было в этом его беге!
Мы мчались по огромному периметру — мимо остановок автобуса, школ, домов, пустырей и универсамов. Расстояние, кажущееся длинным и тяжелым, когда опаздываешь на работу или ползешь к дому с полной сумкой продуктов, — мы с Крисом преодолевали за считанные минуты. Я вообще люблю всякую быструю езду — на велосипеде, на лошади, на машине. Это была настоящая езда на собаке, приносящая мне массу удовольствия. Единственное, что иногда омрачало наши прогулки — встречи с одинокими прохожими. Прохожие эти, как правило, были в основном мужики не в самом трезвом виде — кто же еще будет слоняться по пустынным улицам в такой час? И хотя я всегда старалась предотвратить столкновение, иногда это все же случалось. Дело в том, что Крис, издали приметив одинокую фигуру, устремлялся прямо на нее, как пущенная в цель ракета дальнего радиуса действия. Если человек что-то соображал, то узрев несущегося на него с рычанием бультерьера, он вовремя отскакивал в сторону, и Крис, щелкнув зубами, проносился мимо. Но встречались и такие смельчаки, которые шли напролом, считая ниже своего достоинства уступить дорогу. И тогда я уже вряд ли могла повернуть Криса в сторону. Встречный чаще всего летел в снег от мощного удара. А однажды Крис на скаку ухитрился хватануть какого-то мужика за джинсы и оторвать штанину. Конечно, это было похоже на хулиганство. Но, к счастью, обходилось без крови. К тому же, мы тут же уносились с места преступления. И пока человек поднимался из снега, нас уж и не было видно. Наверное, часто подвыпивший бродяга просто не понимал, что же это его так неожиданно уронило? Если бы видели меня в такой миг читатели моей газеты! Известный журналист, пишущий на политические темы! Никто бы не поверил, что эта легкомысленная девица на санках — известная в городе журналистка!
С Крисом я чувствовала себя как за каменной стеной. Это было все равно, что ходить по ночной улице с пистолетом. Я никого не боялась — ни хулиганов, ни бандитов, ни маньяков. Я могла гулять с Крисом даже в три часа ночи и знала, что со мной ничего не может случиться. Никогда ни в одной своей собаке я не была так уверена. Достаточно было тихо шепнуть: «Чужой!», и добродушный пес превращался в дьявола. Могло ли его что-нибудь испугать? Не могло. Любая опасность вызывала в нем величайшее возбуждение, и ему было совершенно неважно количество людей, наличие собак, палок или ножа. Аура абсолютного бесстрашия словно веяла над ним, и это ощущали и люди, и собаки. И нам всегда уступали дорогу. Гогочущие подростки сразу же умолкали и расступались. Разъяренные псы даже сворой не осмеливались напасть.
На дрессировочной площадке, куда мы иногда приходили, инструктора тут же отказались его травить. Достаточно было ему лишь один раз в наморднике броситься на парня в толстом ватнике. Опытный травильщик, который привык запросто отбиваться от матерых овчарок и терьеров, был молниеносно сбит с ног одним-единственным ударом, который Крис нанес ему своей обутой в намордник башкой. К тому же бультерьер метил только в голову и шею, совершенно не обращая внимания на руки или ноги.
Постепенно Крис становился легендой. На него приезжали посмотреть из других районов города.
Однажды нам позвонил Алик. Он попросил обязательно прийти на собачью площадку в воскресенье. Он приведет Боба — родного брата Криса, и мы посмотрим, какие у нас получились собаки. Мы с Фаритом знали, что Алик воспитывает однопометников Криса по особой методе, и нам очень хотелось увидеть Боба и может быть, померяться с ним силами. Чертенок азарта вселился в нас. Ведь мы очень гордились Крисом. Наш пес был в великолепной форме. Не прошли даром ежедневные гонки на санках и тренировка челюстей на деревьях.
На площадке в то утро собралось небывалое количество народу. Скорее всего это постарался Алик и как-то оповестил всех собачников и сочувствующих. Подошли какие-то незнакомые люди с кавказцами и даже со среднеазиатскими овчарками. Было два бультерьера. Еще молоденькие, они рядом с Крисом смотрелись очень маленькими и хрупкими. Подъехало несколько машин с братвой. Терпеть их не могу. Что нужно было здесь этим хмурым качкам в одинаковых кожаных куртках? Наконец, подъехала еще одна иномарка и из нее вышли Алик со своим Бобом и Олег Игнатьев по прозвищу Бонус. Я с внутренним волнением воззрилась на Боба — внимательно и придирчиво. Он был очень похож на Криса, такого же роста, только у него было совершенно другая морда! Я бы даже сказала, не морда, а лицо. И выражение глаз Боба было другим. Глазки его, еще более узкие, чем у Криса, к тому же не были очерчены темной каймой и потому их выражение было каким-то непривычно-жестким. Морда у Боба была острее и длиннее, но зато сама голова — не такой массивной как у Криса. А черное пятно у левого уха делало его похожим на разбойника.
Удивительно, Крис и Боб словно понимали, что именно они находятся в центре внимания. Они оба даже не замечали других собак, но с первого мгновения, только увидев друг друга, тут же завелись в безудержной ярости.
Я ужасно волновалась и переживала. Крису предстоял первый серьезный бой. И на нас смотрела большая толпа. Боб, которого все это время Алик непрерывно на кого-то травил, был, несомненно, достойным противником. Я сняла с Криса намордник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23