https://wodolei.ru/catalog/ekrany-dlya-vann/180sm/
Ее забрали и влепили срок. Лешка недолго педерастил и вафлевал в одиночку – с одним малышом залез в лабораторию, что в их доме. Там на окне неожиданно стали ставить бутыль со спиртом. Лешка мог прочитать, унюхал, выпил маленько, его взяли и уже в тюрьме он «отпраздновал» совершеннолетие. Ныне он круглый тюремный педераст. Куда ему возвращаться после отсидки? Домой, назад в квартиру? Жилье тут же отбирают – описали в распоряжение Ленинского райисполкома. Поговаривают, что это дело специально подстроили: стали ставить на подоконнике спирт. Сгинул Леша Гребешок, пропал. Кто о нем вспомнит, о круглом педерасте, который, как говорят, фуфло вешал на любой куст?
Омар в зоне идет по четвертой ходке – первые были воровские и бандитские – съем чемоданов и мордобития по всему советскому Черноморью с Азовским впридачу. Последняя ходка поганая – изнасилование. Не ожидал, что подлетит на такой шлюхе, и не влетел бы, да брат двоюродный с перепугу оговорил. Выйдет из зоны Омар и его непременно примочит, решил твердо. Брат имел блядь, та прихватила соседскую девчонку на обской пляж, где их и встретил Омар, пришедший отдохнуть и поглазеть на мяско, солнцем поджариваемое. Базар за базаром, договорились податься в Затон, там выпить, закусить, вспомнить родную Абхазию. Девица тоже пошла, хотя ее и не приглашали особо, так как одной бы хватило на братьев. Но вино все смешало, девчонку подпоили и Омар ловко увлек ее в постель. Она царапалась, кричала, звала, но бесполезно. Омар овладел сейфом и вскрикнул от удивления, выбежал в горницу с окровавленным джамбулатом: «Смотри браток, полюбуйся, ломанул, не представляешь, целка была!!»
Так бы это дело прошло и исчезло, как миллион подобных, но мать девчонки оказалась женщиной, хоть и одинокой, но строгих правил и нравов. Дочь взяла в оборот, да так, что та все и рассказала и показала дом, где свершилось надругательство, указала блядь. Не в милицию пошла мать, а к завучу школы, даме тоже неистовой, неумолимой по части нравственности. Они тут же написали совместное заявление и направили в областное УВД. Да угодили в разгар кампании по борьбе с грузинами и прочими черномазыми на рынках; так что история, смазанная постановлениями, закрутилась, завертелась. Прослышал Омар и полетел домой, к родителям и родственникам – все рассказал, как было. Те приехали в Новосибирск, десять тысяч давали: только откажись, пощади сына, всю жизнь он в тюрьме. Мы его жену – тогучинскую немку взяли в свой род, она молодец, грузинский выучила, двух внуков нам родила, а сын наш непутевый, на месте не сидит, носит его по стране. Пощадите, деньги возьмите, стыд залечите – говорили старики. Сибирская душа мягка и отзывчива, может быть и пошла бы мать на попятную, да только уж многие подключились – школа, милиция, разные доброхоты из управления, ненавидящие кавказцев.
Пришлось отказаться, понимая, что девственность и моральное потрясение не вернешь и не успокоишь.
Суд рядил, крутил и влепил Омару девять лет строгого режима. Опытный зэк Омар в лагере Табулга решил навсегда с прошлым порвать, то есть встать на путь исправления, надел пампасы (косяк), завязал связи с начальником отряда Равве. На национальной почве они оказались родственниками – он немец, а у него, Омара, жена немка. Начальник продвинул Омара в завхозы отряда. Завхоз величина значимая – имеет свой кабинет-кильдым, распоряжается каптеркой, холодильником, педерастами (девушками, на их языке) и режущим инструментом. По утрам вместе с дневальным поднимает зэков на подъем пинками и ими же загоняет после отбоя в кровати. Кулачным правом стал Омар наводить порядок в отряде – запретил нюхать в казарме ацетон, выдал операм мастеров партачных дел, тех наказали ШИЗО. С пидоров и тех, кто ими пользовался, стал брать особый налог. Многих покалечил и вогнал в страх – отряд стал показательным, красным по-зоновски. Но фортуна изменчива, избитые и покалеченные уже после отсидки добрались до Москвы, пробились к прокурору, который возбудил против Омара новую уголовку. Куда только не обращался за помощью Омар – в областное управление МВД, в Москву, даже к самому Шеварднадзе писал (ему он приходится, якобы, дальним родственником по линии матери). Оказалось бесполезно – суд добавил пятак. Когда теперь выйдет и выйдет ли вообще на волю Омар, одному Богу известно.
Страна пребывает в неутихающей перманентной войне с насильниками-садистами, плодящимися, как навозные мухи у многоочковых туалетов. В Свердловске некто начинает ловить полненьких, коренастых, чернявеньких уралочек непременно только в красном одеянии или на худой конец в пурпурном – будь то блузки, юбки, пальто, плащи, косынки. Слух пошел: вчера придушены двое «красненьких» и число их уже перевалило за три десятка. Город сереет, зеленеет, желтеет, тускнеет – всю красную одежду убирают с прилавков. Дабы успокоить насильника, приспускают красные флаги и велят транспаранты писать на синем ситце и сатине.
В Новосибирске другой маньяк умело вычленяет одиноких девственниц, затворниц, вдовушек и, преобразившись в слесаря-телефониста, почтальона, страхового агента, или еще лучше, просто ошибающегося адресом, – в субботние и воскресные дни щелкает эту популяцию. Размышлявшие всю жизнь, выходить замуж или нет, вдруг наседают на кавалеров и любовников, отбивают от живых и любящих жен и даже прописывают на свою жилплощадь: только живите, кушайте, смотрите телевизор, даже выпивайте изредка, но нас оберегайте. Пустеют побережья морей, заливов, искусственных водохранилищ и оросительных каналов – появилась группа монстров – любителей подводного насилия. До парашютного и космического еще не дошли. Аквалангисты-насильники на жертвах зарабатывают, припрятывая утопленников в скалах и укромных местах под водой и за плату быстро находят труп.
Есть истины, которых люди боятся знать: судят, пишут, рассуждают, но правды не желают. Некоторые из них: алкоголизм неизлечим, окунувшиеся в него им и закончат. Ежели силой воли перестанет пить, все равно останется до конца дней больным, искалеченным человеком. Неисправимы наркоманы. Женщины, мужчины, девушки, парни, не жалейте их, алкашей-анашистов, не вступайте с ними в браки! Они, прикоснувшись к зелью, стали его рабами – отбросами! Этот лозунг должен висеть в каждом магазине – в неоновых огнях, на плакатах. Чтобы ввести в жизнь одного дебила, требуется долгий кропотливый труд родственников и пяти, как минимум, специально подготовленных для этого людей на протяжении тридцати лет, слепоглухонемого – двадцать пять человек и вся жизнь. Половое воспитание в системе религии и знаний не связано с такими тратами, которые могут позволить только страшно богатые страны. Оно в этой системе – божественно-естественное и соответствует природе вещей. Если это отсутствует, то патология неизбежна – появляется злость, ненависть, причем половая, которая переходит в форму мщения девушкам, женщинам, матерям. Группа малолеток, вышедших из зон, посчитала виновниками своих злоключений девушек и начала их насиловать и убивать в лифтах. Приметив одиноко входящую в лифт девушку, парни врывались в него, зверски насиловали и убивали, выбросив труп на пустом этаже.
Недалеко от целлюлозно-бумажного комбината в Братске стоит городок из трехсот деревянных, одноэтажных общежитий, обдуваемых кислыми зловониями – запахами этого предприятия. В один из летних дней, в подпитии девушки-строители, а также девушки, прибывшие в поисках женихов из мужеопустошенных областей России и Украины, взяли и, раздевшись, повыпрыгивали из окон, а затем бросились штурмовать мужские бараки. Амазонки душили, насиловали, раздевали, отрывали, обрезали, отгрызали половые органы мужчин, строителей коммунизма. Война полов закончилась победой более трезвых женщин над выпившими мужиками.
Харчев, Кон, Рюриков – ученые-философы, размышляют: от отсутствия в отечестве должного полового воспитания, а сами ничего конкретного предложить не могут. Религия зачеркнута и разорена, буйно цветет полынь зла. Отброшено таинство брака и невежество окружает, кружит воронкой, затягивает в животно-сексуальные страсти, в различные виды и формы преступлений. Вот почему женщины страны превращаются в различные группы блядей и проституток, а мужчины – в «ваше чешежопие» и сутенеров. Уголовное законодательство подстать ситуации в стране. Профессор юридического факультета Иркутского университета Григорий Виттенберг говорил: «Самая безобразная, неразработанная и запутанная статья – 117 УК РСФСР и от нее танцующие остальные – 118, 119, 120», его ученик правовед Григорий Гаверов вторит: «Не поймешь, как определить по виду – она совершеннолетняя или нет? Девки все сейчас крупные и задницами крутят так, что я часто падаю в автобусе от их разворотов».
Пока юристы страны спорят и говорят, сотни тысяч сидят «по мохнатушке». Обвинительные заключения по этой статье самые примитивные. Пригласила девица парня или наоборот, выпили, подзакусили, потянуло к взаимной борьбе полов: «Отдайся, оную операцию оплачу, озолочу». «Не хочу, женись, ставь штамп в паспорт и наслаждайся мной» – куражится она, цену набивает, да и пригласила, чтоб от подруги отбить. Обнял парень девушку, та закричала, вырвалась и, стремглав побежала прямиком к ментам. Пишет в заявлении: приставал, угрожал, насиловал, лез в трусики и отстегивал булавки на бюстгальтере (это слово всегда пишется с ошибками, некоторые заменяют другим – лифчик, лифтик). Мой крик, зов о помощи слышали: Ф.И.О., место жительства многочисленных соседей. Вот вам, господа, и статья, и срок, катящий под десятку усиленного режима. Ежели следствию с изнасилованием не повезет, то попытка уж обеспечена.
Сложилось превратное мнение, что насильники – это силачи, не знающие куда девать энергию и берущие баб нахрапом и повалом. Посмотришь на них в зонах – большинство опомоенных, зашкваренных в натуре и по виду – срамота, облитые баландой, обшарпанные, забитые, хромые, глухие и совсем интересно – слепые. Вдоль стенки коридора в тюрьме ходит эдакий насильник, и в зоне его ведут под руки педерасты в столовую или кормят прямо в казарме, выливая содержимое в хайло-рот. «Ты, Рука (кликуха – однорукий глухой зэк, сидящий за изнасилование), – ему показывают жестами, – как мог прижать бабу, где и чем?» Мычит, жестикулирует, махая обрубком руки, как собака хвостом. Потом передает бумажку на которой накалякано: «С ней, Верой, я раньше жил-дружил, она тоже глухонемая. Потом мы переехали в Искитим и я женился на другой глухонемой. Пришел к Вере в гости, мы легли, а тут ее мама. Она меня не любит из-за того, что я женился на другой. Раньше я спал как с Верой, так и с ее мамой. Мы тогда дружно жили. Мама, увидев меня с Верой, побежала в милицию и Веру заставила писать, что я ее насиловал. Вера маму очень боится. Она написала и показала синяк. Он не мой, не я ставил его Вере. Со мной поступили очень хорошо, у меня папа имеет много медалей, он уговаривал суд, ездил, плакал. Он не глухонемой. Мне дали всего четыре года. Осталось год и пять дней. Башмаков Гена».
В тюрьме по обычаю зэков Гену изнасиловали – ныне он проткнутый педераст. Живет в проходе у самого выхода из казармы, работает на «блатной» должности, вызывая гнев зэков других мастей. Он ставит одной рукой маркировочные штампы на изготовленную продукцию. Блатные хохочут: «Вся наша работа запомоена. Позор, куда смотрит хозяин». Вши очень одолевают Гену, их ловит в его одежде его коллега, тоже глухонемой насильник-педераст, но с двумя руками. По договору за десять пойманных вшей, Гена дает ему буханку хлеба. Зэки об этом знают и вшей Гене подбрасывают, чтобы его товарищ поскорее заработал.
Дальневосточник Анатолий Дзюбенко был доволен, славно отдохнул в Ленкорани. Санаторий попался отличный, еда сытная, кустотерапия обновляющая. И к этой радости прибавилась история, о которой в назидание потомкам он будет «вещать», пожалуй, до конца дней жителям Сихотэ-Алиня. Она приключилась с одной из отдыхающих. Дело вышло так. Москвич, страстно любивший свою жену, тоже москвичку – помпушечку и лапочку, привез ее в санаторий для поправки пошатнувшегося здоровья. А сам направился в командировку на другой берег Каспия, в Красноводск. Муж числился в нефтеразведчиках в одном из столичных НИИ.
Жена по водворении в санаторий получила комнату на двоих, и этим была очень обижена, как так ее, москвичку, поселили в комнате с какой-то колхозницей-дояркой. И запахи не изысканные, и интеллект на уровне унитаза. Администратор, человек, знающий столичную психологию, пообещал при ближайшем случае ее положение улучшить и поместить в отдельную комнату. Москвичка стала отдыхать, шатаясь по парку. Не сидеть же ей и базарить с соседкой.
Прогуливаясь, к ней подвалил красавец восточного типа, такой приятный и по-русски прекрасно изъясняющийся. Ухаживать, скажем, начал изящно. В первый же день подарочек преподнес – цепочку с кулончиком. Когда в его комнате под лампой рассмотрела, цепочка оказалась золотой, а камушек натуральным. Всесоюзнообщеизвестно, что все любят подарки. Но больше всех, как и положено по рангу городов и мест – москвичи, считающие, что живут хуже всех в стране, а заботятся о ней больше всех. Москва немыслима без подарков – музей подарков со всей страны. Ежели некоторые скряги и не дарят, то у них централизованно изымают. И сами москвичи пропитались подарками: нижестоящие несут вышестоящим, а те к еще более вышерасположенным, отбирая для верхов самое лучшее. Иномосковские обязаны дарить также, как платить профсоюзные взносы, ибо столичному жителю все к лицу. Войдите в его положение: ему тяжело, он нищ, живет в самом большом континентальном городе мира, каждый день прессуется в метро и очередях и заботится о тебе, провинциале.
На следующий день поклонник ошеломил и потряс нашу даму: небрежно повесил на ее руку запястье индийской работы, галантно пристегнул и, представляете, без намека. От этого москвичке стало не по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Омар в зоне идет по четвертой ходке – первые были воровские и бандитские – съем чемоданов и мордобития по всему советскому Черноморью с Азовским впридачу. Последняя ходка поганая – изнасилование. Не ожидал, что подлетит на такой шлюхе, и не влетел бы, да брат двоюродный с перепугу оговорил. Выйдет из зоны Омар и его непременно примочит, решил твердо. Брат имел блядь, та прихватила соседскую девчонку на обской пляж, где их и встретил Омар, пришедший отдохнуть и поглазеть на мяско, солнцем поджариваемое. Базар за базаром, договорились податься в Затон, там выпить, закусить, вспомнить родную Абхазию. Девица тоже пошла, хотя ее и не приглашали особо, так как одной бы хватило на братьев. Но вино все смешало, девчонку подпоили и Омар ловко увлек ее в постель. Она царапалась, кричала, звала, но бесполезно. Омар овладел сейфом и вскрикнул от удивления, выбежал в горницу с окровавленным джамбулатом: «Смотри браток, полюбуйся, ломанул, не представляешь, целка была!!»
Так бы это дело прошло и исчезло, как миллион подобных, но мать девчонки оказалась женщиной, хоть и одинокой, но строгих правил и нравов. Дочь взяла в оборот, да так, что та все и рассказала и показала дом, где свершилось надругательство, указала блядь. Не в милицию пошла мать, а к завучу школы, даме тоже неистовой, неумолимой по части нравственности. Они тут же написали совместное заявление и направили в областное УВД. Да угодили в разгар кампании по борьбе с грузинами и прочими черномазыми на рынках; так что история, смазанная постановлениями, закрутилась, завертелась. Прослышал Омар и полетел домой, к родителям и родственникам – все рассказал, как было. Те приехали в Новосибирск, десять тысяч давали: только откажись, пощади сына, всю жизнь он в тюрьме. Мы его жену – тогучинскую немку взяли в свой род, она молодец, грузинский выучила, двух внуков нам родила, а сын наш непутевый, на месте не сидит, носит его по стране. Пощадите, деньги возьмите, стыд залечите – говорили старики. Сибирская душа мягка и отзывчива, может быть и пошла бы мать на попятную, да только уж многие подключились – школа, милиция, разные доброхоты из управления, ненавидящие кавказцев.
Пришлось отказаться, понимая, что девственность и моральное потрясение не вернешь и не успокоишь.
Суд рядил, крутил и влепил Омару девять лет строгого режима. Опытный зэк Омар в лагере Табулга решил навсегда с прошлым порвать, то есть встать на путь исправления, надел пампасы (косяк), завязал связи с начальником отряда Равве. На национальной почве они оказались родственниками – он немец, а у него, Омара, жена немка. Начальник продвинул Омара в завхозы отряда. Завхоз величина значимая – имеет свой кабинет-кильдым, распоряжается каптеркой, холодильником, педерастами (девушками, на их языке) и режущим инструментом. По утрам вместе с дневальным поднимает зэков на подъем пинками и ими же загоняет после отбоя в кровати. Кулачным правом стал Омар наводить порядок в отряде – запретил нюхать в казарме ацетон, выдал операм мастеров партачных дел, тех наказали ШИЗО. С пидоров и тех, кто ими пользовался, стал брать особый налог. Многих покалечил и вогнал в страх – отряд стал показательным, красным по-зоновски. Но фортуна изменчива, избитые и покалеченные уже после отсидки добрались до Москвы, пробились к прокурору, который возбудил против Омара новую уголовку. Куда только не обращался за помощью Омар – в областное управление МВД, в Москву, даже к самому Шеварднадзе писал (ему он приходится, якобы, дальним родственником по линии матери). Оказалось бесполезно – суд добавил пятак. Когда теперь выйдет и выйдет ли вообще на волю Омар, одному Богу известно.
Страна пребывает в неутихающей перманентной войне с насильниками-садистами, плодящимися, как навозные мухи у многоочковых туалетов. В Свердловске некто начинает ловить полненьких, коренастых, чернявеньких уралочек непременно только в красном одеянии или на худой конец в пурпурном – будь то блузки, юбки, пальто, плащи, косынки. Слух пошел: вчера придушены двое «красненьких» и число их уже перевалило за три десятка. Город сереет, зеленеет, желтеет, тускнеет – всю красную одежду убирают с прилавков. Дабы успокоить насильника, приспускают красные флаги и велят транспаранты писать на синем ситце и сатине.
В Новосибирске другой маньяк умело вычленяет одиноких девственниц, затворниц, вдовушек и, преобразившись в слесаря-телефониста, почтальона, страхового агента, или еще лучше, просто ошибающегося адресом, – в субботние и воскресные дни щелкает эту популяцию. Размышлявшие всю жизнь, выходить замуж или нет, вдруг наседают на кавалеров и любовников, отбивают от живых и любящих жен и даже прописывают на свою жилплощадь: только живите, кушайте, смотрите телевизор, даже выпивайте изредка, но нас оберегайте. Пустеют побережья морей, заливов, искусственных водохранилищ и оросительных каналов – появилась группа монстров – любителей подводного насилия. До парашютного и космического еще не дошли. Аквалангисты-насильники на жертвах зарабатывают, припрятывая утопленников в скалах и укромных местах под водой и за плату быстро находят труп.
Есть истины, которых люди боятся знать: судят, пишут, рассуждают, но правды не желают. Некоторые из них: алкоголизм неизлечим, окунувшиеся в него им и закончат. Ежели силой воли перестанет пить, все равно останется до конца дней больным, искалеченным человеком. Неисправимы наркоманы. Женщины, мужчины, девушки, парни, не жалейте их, алкашей-анашистов, не вступайте с ними в браки! Они, прикоснувшись к зелью, стали его рабами – отбросами! Этот лозунг должен висеть в каждом магазине – в неоновых огнях, на плакатах. Чтобы ввести в жизнь одного дебила, требуется долгий кропотливый труд родственников и пяти, как минимум, специально подготовленных для этого людей на протяжении тридцати лет, слепоглухонемого – двадцать пять человек и вся жизнь. Половое воспитание в системе религии и знаний не связано с такими тратами, которые могут позволить только страшно богатые страны. Оно в этой системе – божественно-естественное и соответствует природе вещей. Если это отсутствует, то патология неизбежна – появляется злость, ненависть, причем половая, которая переходит в форму мщения девушкам, женщинам, матерям. Группа малолеток, вышедших из зон, посчитала виновниками своих злоключений девушек и начала их насиловать и убивать в лифтах. Приметив одиноко входящую в лифт девушку, парни врывались в него, зверски насиловали и убивали, выбросив труп на пустом этаже.
Недалеко от целлюлозно-бумажного комбината в Братске стоит городок из трехсот деревянных, одноэтажных общежитий, обдуваемых кислыми зловониями – запахами этого предприятия. В один из летних дней, в подпитии девушки-строители, а также девушки, прибывшие в поисках женихов из мужеопустошенных областей России и Украины, взяли и, раздевшись, повыпрыгивали из окон, а затем бросились штурмовать мужские бараки. Амазонки душили, насиловали, раздевали, отрывали, обрезали, отгрызали половые органы мужчин, строителей коммунизма. Война полов закончилась победой более трезвых женщин над выпившими мужиками.
Харчев, Кон, Рюриков – ученые-философы, размышляют: от отсутствия в отечестве должного полового воспитания, а сами ничего конкретного предложить не могут. Религия зачеркнута и разорена, буйно цветет полынь зла. Отброшено таинство брака и невежество окружает, кружит воронкой, затягивает в животно-сексуальные страсти, в различные виды и формы преступлений. Вот почему женщины страны превращаются в различные группы блядей и проституток, а мужчины – в «ваше чешежопие» и сутенеров. Уголовное законодательство подстать ситуации в стране. Профессор юридического факультета Иркутского университета Григорий Виттенберг говорил: «Самая безобразная, неразработанная и запутанная статья – 117 УК РСФСР и от нее танцующие остальные – 118, 119, 120», его ученик правовед Григорий Гаверов вторит: «Не поймешь, как определить по виду – она совершеннолетняя или нет? Девки все сейчас крупные и задницами крутят так, что я часто падаю в автобусе от их разворотов».
Пока юристы страны спорят и говорят, сотни тысяч сидят «по мохнатушке». Обвинительные заключения по этой статье самые примитивные. Пригласила девица парня или наоборот, выпили, подзакусили, потянуло к взаимной борьбе полов: «Отдайся, оную операцию оплачу, озолочу». «Не хочу, женись, ставь штамп в паспорт и наслаждайся мной» – куражится она, цену набивает, да и пригласила, чтоб от подруги отбить. Обнял парень девушку, та закричала, вырвалась и, стремглав побежала прямиком к ментам. Пишет в заявлении: приставал, угрожал, насиловал, лез в трусики и отстегивал булавки на бюстгальтере (это слово всегда пишется с ошибками, некоторые заменяют другим – лифчик, лифтик). Мой крик, зов о помощи слышали: Ф.И.О., место жительства многочисленных соседей. Вот вам, господа, и статья, и срок, катящий под десятку усиленного режима. Ежели следствию с изнасилованием не повезет, то попытка уж обеспечена.
Сложилось превратное мнение, что насильники – это силачи, не знающие куда девать энергию и берущие баб нахрапом и повалом. Посмотришь на них в зонах – большинство опомоенных, зашкваренных в натуре и по виду – срамота, облитые баландой, обшарпанные, забитые, хромые, глухие и совсем интересно – слепые. Вдоль стенки коридора в тюрьме ходит эдакий насильник, и в зоне его ведут под руки педерасты в столовую или кормят прямо в казарме, выливая содержимое в хайло-рот. «Ты, Рука (кликуха – однорукий глухой зэк, сидящий за изнасилование), – ему показывают жестами, – как мог прижать бабу, где и чем?» Мычит, жестикулирует, махая обрубком руки, как собака хвостом. Потом передает бумажку на которой накалякано: «С ней, Верой, я раньше жил-дружил, она тоже глухонемая. Потом мы переехали в Искитим и я женился на другой глухонемой. Пришел к Вере в гости, мы легли, а тут ее мама. Она меня не любит из-за того, что я женился на другой. Раньше я спал как с Верой, так и с ее мамой. Мы тогда дружно жили. Мама, увидев меня с Верой, побежала в милицию и Веру заставила писать, что я ее насиловал. Вера маму очень боится. Она написала и показала синяк. Он не мой, не я ставил его Вере. Со мной поступили очень хорошо, у меня папа имеет много медалей, он уговаривал суд, ездил, плакал. Он не глухонемой. Мне дали всего четыре года. Осталось год и пять дней. Башмаков Гена».
В тюрьме по обычаю зэков Гену изнасиловали – ныне он проткнутый педераст. Живет в проходе у самого выхода из казармы, работает на «блатной» должности, вызывая гнев зэков других мастей. Он ставит одной рукой маркировочные штампы на изготовленную продукцию. Блатные хохочут: «Вся наша работа запомоена. Позор, куда смотрит хозяин». Вши очень одолевают Гену, их ловит в его одежде его коллега, тоже глухонемой насильник-педераст, но с двумя руками. По договору за десять пойманных вшей, Гена дает ему буханку хлеба. Зэки об этом знают и вшей Гене подбрасывают, чтобы его товарищ поскорее заработал.
Дальневосточник Анатолий Дзюбенко был доволен, славно отдохнул в Ленкорани. Санаторий попался отличный, еда сытная, кустотерапия обновляющая. И к этой радости прибавилась история, о которой в назидание потомкам он будет «вещать», пожалуй, до конца дней жителям Сихотэ-Алиня. Она приключилась с одной из отдыхающих. Дело вышло так. Москвич, страстно любивший свою жену, тоже москвичку – помпушечку и лапочку, привез ее в санаторий для поправки пошатнувшегося здоровья. А сам направился в командировку на другой берег Каспия, в Красноводск. Муж числился в нефтеразведчиках в одном из столичных НИИ.
Жена по водворении в санаторий получила комнату на двоих, и этим была очень обижена, как так ее, москвичку, поселили в комнате с какой-то колхозницей-дояркой. И запахи не изысканные, и интеллект на уровне унитаза. Администратор, человек, знающий столичную психологию, пообещал при ближайшем случае ее положение улучшить и поместить в отдельную комнату. Москвичка стала отдыхать, шатаясь по парку. Не сидеть же ей и базарить с соседкой.
Прогуливаясь, к ней подвалил красавец восточного типа, такой приятный и по-русски прекрасно изъясняющийся. Ухаживать, скажем, начал изящно. В первый же день подарочек преподнес – цепочку с кулончиком. Когда в его комнате под лампой рассмотрела, цепочка оказалась золотой, а камушек натуральным. Всесоюзнообщеизвестно, что все любят подарки. Но больше всех, как и положено по рангу городов и мест – москвичи, считающие, что живут хуже всех в стране, а заботятся о ней больше всех. Москва немыслима без подарков – музей подарков со всей страны. Ежели некоторые скряги и не дарят, то у них централизованно изымают. И сами москвичи пропитались подарками: нижестоящие несут вышестоящим, а те к еще более вышерасположенным, отбирая для верхов самое лучшее. Иномосковские обязаны дарить также, как платить профсоюзные взносы, ибо столичному жителю все к лицу. Войдите в его положение: ему тяжело, он нищ, живет в самом большом континентальном городе мира, каждый день прессуется в метро и очередях и заботится о тебе, провинциале.
На следующий день поклонник ошеломил и потряс нашу даму: небрежно повесил на ее руку запястье индийской работы, галантно пристегнул и, представляете, без намека. От этого москвичке стало не по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32