Когда на следующий день он вернулся, помещение было в таком антисанитарном состоянии, что армейский доктор, который, очевидно, принял Лоуренса за прислуживающего араба, с негодованием обрушился на него за то, что он довел помещение до столь явного нарушения правил гуманности. Лоуренс, чувствуя в этом обвинении мрачный юмор, не мог удержаться от сдержанного смеха; это привело к тому, что врач ударил его по лицу. Лоуренс принял это оскорбление без всякого протеста, чувствуя себя настолько запачканным в целой цепи событий, что еще одно пятно не делало разницы, но скорее имело символическое значение.
Каковы бы ни были те недочеты, которые в дальнейшем могли появиться в новом наспех созданном арабском государстве, они являлись скорее следствием природы материалов, чем следствием самого строительства. Последнее должно было быть выполнено быстро, и в этой быстроте заключается удивительная особенность Лоуренса. Другие диктаторы и созидатели государств имели основание, на котором они могли строить, и время, для того чтобы исправлять свои ошибки; у него же было 24 часа.
И все же 3 октября, когда в Дамаск прибыл Алленби, Лоуренс был в состоянии, по словам Стерлинга, "передать ему город в относительном порядке, почти совершенно очищенным от следов войны, с правительственным аппаратом, функционировавшим легко и быстро". Алленби уведомил Фейсала, который вступил в город на час позже, что он готов признать арабскую администрацию на территории противника к востоку от Иордана и Ма'ана до Дамаска включительно.
Когда Фейсал уехал, Лоуренс обратился к Алленби со своей личной просьбой первой и последней: он просит разрешения передать свои обязанности кому-либо другому.
Алленби возражал, желая, чтобы он отправился в Алеппо, но в конце концов красноречие Лоуренса победило. На следующий день Лоуренс выехал в Каир.
Дамаск оставался для него как память.
В то время как Лоуренс ехал на юг, военные действия развертывались у Алеппо. 25 октября 5-я кавалерийская дивизия достигла предместий в тот момент, когда силы арабов под командованием Назира и Нури Саида наступали на правом фланге. Совместная атака была назначена на следующий день. Однако ночью арабы ворвались в город, и турки его покинули, 29-го арабы новым скачком захватили станцию Муслимия - железнодорожный узел Багдадской и Сирийской железных дорог. Жизненно необходимая магистраль была разрушена, и турецкая армия в Месопотамии оказалась изолированной.
Два дня спустя Турция вышла из войны. Прошло еще 11 дней, и наконец 11 ноября капитулировала сама Германия. В тот же самый день Лоуренс прибыл обратно в Англию после четырехлетнего отсутствия.
В решающие недели подготовки удара Алленби и в период его нанесения почти половина турецких сил, находившихся к югу от Дамаска, была отвлечена арабскими частями; противник был пригвожден на востоке от Иордана хорошо задуманными ложными атаками и "булавочными уколами", парализовавшими нервную систему армии. Эти турецкие силы состояли из 2-го и 8-го армейских корпусов, а также гарнизонов вдоль Геджасской железной дороги, между Ма'аном и Амманом. Общая численность их доходило до 2000 сабель и 12000 штыков, число же состоявших на довольствии было в три раза больше, т. е. около 40000-45000 из общего числа в 100000, находившихся к югу от Дамаска.
Наиболее характерным было то, что при сравнительно незначительной поддержке со стороны отряда Чайтора эти массы турок были парализованы отрядом арабов, численность которого не достигала 3 000 человек и в котором ядро боевых сил едва насчитывало 600 человек.
Это привело к тому, что Алленби был в состоянии сосредоточить 3 армейских корпуса общей численностью в 12 000 сабель и 57 000 штыков против другой половины турецких сил, а в секторе, выбранном для решительного удара, выставить 40 000 штыков и сабель против 8 000 или, другими словами, иметь соотношение более чем 5:1.
Во всей истории борьбы трудно было бы найти столь поразительный случай экономии сил для отвлечения противника. Как ни был мал тот отряд, который проявил столь огромную способность отвлечения, фактически лишь часть его была оттянута от главных британских сил: даже включая гуркасов и египтян, в нем едва насчитывалась сотня людей. Если бы они были оставлены с армией в Палестине, эта горсть людей оказалась бы просто каплей в море. Будучи отправлена в пустыню, она создала смерч, который отвлек на себя примерно половину турецкой армии - фактически более чем половину, если мы посчитаем 12 000 турок, отрезанных в Геджасе. Но даже и при этом подсчете не учитываются турецкие войска в Южной Аравии.
Что означало отсутствие этих сил для успеха удара Алленби, понять не трудно. В конечном счете арабы почти одни нанесли смертельный удар 4-й армии.
Однако, помимо арифметического фактора, согласно оригинальной классификации Лоуренса, имелся еще биологический фактор. Тактика изнурения противника, потребовавшая со стороны турецких войск физического и морального напряжения, которые довели их до точки надрыва, была использована, вездесущими арабами, всегда избегавшими встречи с противником.

Глава XVII. Конец войны
Война была выиграна, Турецкая империя опрокинута, создано арабское государство. Возникала возможность создания арабской конфедерации и даже новой империи. Все это было достигнуто мечом или, вернее, дальнобойной пулей, и подрывными средствами. Военная задача Лоуренса была выполнена. Оставалась политическая задача, хотя он со своей стороны не имел ни малейшего желания принимать участие в ее разрешении. Он хотел лишь добиться предоставления арабам возможности делать то, что они пожелают.
Достижению его цели угрожал договор Сайкса - Пико, а также скрывавшиеся за ним экспансионистские стремления. Последние руководили теперь действиями как французов, так и англичан, но с характерными для них отличиями.
Притязания французов к Сирии основывались на фактах, имевших место еще в средние века, и исходили из того, что после крестовых походов на Левантийском побережье, как обломки после кораблекрушения, остались латинские государства. Во время мировой войны нежелание французов видеть союзника обосновавшимся на этой земле их предков, по-видимому, было столь же сильным, как и стремление оградить свою собственную территорию от вторжения немцев в ущерб участию в кампании против турок на азиатском театре.
Руководители французской политики никогда не теряли из виду послевоенных намерений с того момента, как в марте 1915 г. они объявили о своих притязаниях на Сирию, услышав, что русские заявили о своем требовании на захват Константинополя. Французы готовились начать свое наступление сразу после достижения победы и подкрепить его как военными силами, так и политикой притязаний на роль защитников христианства в восточной части Средиземного моря и ислама - в южной. К несчастью, сирийские мусульмане считали, что французы слишком сильно защищают интересы Алжира и Туниса.
Но если у французов была самая долгая память, то у англичан - самая короткая. В целом это являлось преимуществом, но все же это имело и определенные неудобства, в особенности когда дело касалось народа, который не так-то легко все забывал. Ни французы, ни арабы не собирались предать забвению несколько противоречивых заверений, полученных ими от британских представителей; победа же укрепила их память и усилила аппетиты. Таким образом Англия встретилась с дилеммой: удовлетворить одного союзника означало не только нарушить доверие, но также и вызвать неприятности для другого.
Возникновение дилеммы в значительной степени могло быть приписано отсутствию предвидения, так как, когда арабам давались заверения, что они смогут удержать за собой все ими захваченное, имелась весьма слабая надежда на то, что им удастся захватить так много.
Положение осложнилось также расхождением во взглядах, выявившихся среди членов британского правительства.
Некоторые представители последнего вдохновлялись так называемой исторической целью - распространением британского контроля над менее культурными странами.
Это было равносильно признанию того, что кое-кто из этих апостолов экспансии руководствовался не просто империалистическими стремлениями, но и обоснованной верой в пользу британской администрации как средства обеспечения народу в целом высшей степени справедливости по сравнению с той, которая обычно преобладает у азиатских народностей. Подобная точка зрения, едва ли заслуживающая поощрения, объяснялась, с одной стороны, идеализацией национализма, а с другой - твердолобым консерватизмом, который все еще смешивает обширность с величием. Другим фактором, который повлиял на защитников идеи британского контроля и в особенности в Месопотамии, являлось убеждение в практических трудностях создания эффективной арабской администрации для немедленной замены ею турецкой.
Но каковы бы ни были мотивы, решение задерживалось не только желанием удержаться в Месопотамии, но также и плохо продуманным шагом, нашедшим свое отражение в договоре Сайкс - Пико, по которому Моссульский вилайет попадал в сферу французского влияния. В результате, для того чтобы сохранить единство Месопотамии к будущему благополучию арабов, британское правительство было вынуждено нарушить свою торжественную клятву сохранить суверенитет арабов в Сирии.
Подобная обстановка сложилась постепенно. Перспектива представлялась благоприятной, а договор Сайкс - Пико казался чем-то вроде облачка на горизонте, когда в конце октября 1918 г. Алленби установил военное руководство на занятой территории и поделил ее на три области: "Южная" - под руководством британского администратора - включала Палестину и совпадала с "красной" зоной Сайкс - Пико; "Северная" - под руководством французского администратора являлась "голубой" зоной Сайкс - Пико на побережье Сирии; "Восточная" являлась значительно более длинным и широким поясом от Алеппо за Дамаск и вниз к Акаба. Она охватывала старые зоны "А" и "Б", поскольку они были добыты силами Алленби. Выполняя свое обещание Фейсалу, Алленби передал этот громадный пояс военной администрации арабов. Более того, чтобы удовлетворить арабские притязания, в "Восточную" область была включена небольшая часть старой "голубой" зоны.
Тогда 7 ноября французское и английское правительства выпустили совместную декларацию о том, что: "...цель, к которой стремятся Франция и Великобритания... заключается в полной и несомненной свободе народов, так долго находившихся под гнетом турок, и в установлении национальных правительств и администраций, власть которых основывается на инициативе и свободном выборе туземного населения.
Для того чтобы выполнить эти намерения, Франция и Великобритания согласились в своем желании побудить и помочь установлению туземных правительств и административных управлений в Сирии и Месопотамии... Совершенно не желая возлагать на население этих областей подобного или подобных учреждений сверху, Франция и Великобритания озабочены лишь тем, чтобы заверить в своей поддержке и практической помощи нормальной работе правительств и учреждений, которые эти народности могут установить по своему выбору".
Каковы бы ни были сомнения в отношении мудрости этого документа, одна лишь эта декларация является достаточной для того, чтобы оправдать часто подвергавшуюся критике линию поведения Лоуренса в отношении послевоенного упорядочения и осудить всех тех, кто во Франции и Англии стремился к другим целям. И все же какой иронией звучит эта декларация в свете последующей истории!
Отъезд Лоуренса из Дамаска, после того как была обеспечена военная победа, дал ему возможность принять участие в борьбе за честь Англии в том единственном месте, где она могла быть выиграна. Однако он не ожидал, что эта борьба наступит так быстро; он не предполагал, что падение Германии последует немедленно за разгромом Турции. Непосредственная причина переезда Лоуренса с востока на запад объясняется лучше всего его собственными словами: "Когда я направлялся в Лондон, я имел в виду начать учиться в качестве младшего офицера новому методу ведения войны во Франции. Восток был высосан до дна".
Для ускорения своего путешествия в Англию Лоуренс не только принял, но и просил о том, что могло быть названо "честью или наградой", - чина полковника. Его равнодушие к подобным отличиям было настолько общеизвестно, что эта просьба вызвала забавные комментарии. Последние возросли еще более, когда он объяснил, что хотел получить этот чин для того, чтобы быстро проехать через Италию в специальном штабном поезде из Торонто. "Спальные места предоставлялись только лицам в чине полковника и выше. Я ехал вместе с Четвудом в чине полковника (полученном от Алленби) и чувствовал себя великолепно. Я люблю комфорт! Для воинских поездов на переезд требуется восемь дней, а для экспресса с международными спальными вагонами только три дня".
По прибытии в Лондон Лоуренс был вызван на заседание восточной комиссии кабинета, чтобы изложить свои взгляды на будущее арабских стран. Он предложил создать три государства с шерифами - в Сирии, Верхней Месопотамии и Нижней Месопотамии - и назначить в качестве их управителей трех сыновей короля Хуссейна. Предложение было отправлено по телеграфу полковнику Вильсону, временно исполнявшему обязанности гражданского комиссара в Месопотамии, который отнесся к нему довольно "прохладно", но комментировал с большей горячностью, поскольку не соглашался ни с разделением Месопотамии, ни с удалением британской администрации.
Еще более серьезным, хотя и менее открытым, было сопротивление, подготовлявшееся во французских кругах. 6 ноября в Бейруте высадился Пико в качестве "верховного французского комиссара в Сирии и Армении", 14-го он протелеграфировал в Париж: "До тех пор пока британская армия занимает страну, в настроении населения будет существовать сомнение, благоприятное для враждебных нам элементов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44