То, что Лоуренс путешествовал в одиночестве, не только сберегало ему деньги, но и давало возможность установить более тесную связь с местными арабами и курдами и таким образом лучше понять их образ жизни. Он хорошо изучил разговорный язык, а недостатки знания компенсировались живостью речи и глубоким пониманием туземной жизни.
"Моя бедность, - говорит Лоуренс, - позволила мне изучить те массы, от которых богатый путешественник отрезан своими деньгами и спутниками. Я окунулся в самую гущу масс, воспользовавшись проявлением ко мне их симпатий". Благодаря этому Лоуренс усвоил то, что в дальнейшем являлось "секретом" его силы. "Среди арабов, - говорит он, - не было ни традиционных, ни природных различий, за исключением неограниченной власти, предоставляемой знаменитому шейху. Арабы говорили мне, что ни один человек, несмотря на его достоинства, не смог бы быть их вождем, если бы он не ел такой же пищи, как и они, не носил бы их одежды и не жил бы одинаковой с ними жизнью".
Именно благодаря полному отказу от условностей культурной жизни, который другие европейцы рассматривали бы как унижение, Лоуренс сделался "натурализованным" арабом, вместо того чтобы оставаться просто европейским туристом в Аравии. Ему помогло его безразличие к окружающей обстановке, так несвойственное европейцам и в особенности англичанам. Дело облегчалось также его страстью к бродяжничеству.
В своих случайных скитаниях Лоуренс носил туземное платье. Небольшого роста, сухой, гладко выбритый, блондин, Лоуренс, конечно, весьма мало походил на араба. Все же последние принимали его за одного из своих. Он говорил, что в Северной Сирии, где в результате расовых смешений имеется много светловолосых туземцев. говорящих лишь на ломаном арабском языке, это не было особенно трудно: "Я никогда не мог сойти за араба, но меня легко принимали за одного из туземцев, говорящих по-арабски".
Затем Лоуренс переходит к более глубокому объяснению своей способности "влезать в шкуру араба", переодевшись в его одежду. Для него это было тем легче, что он уже разделял глубоко укоренившееся у арабов стремление к неограниченной свободе. Так же как и они, он нашел в пустыне ту простоту, которая была ему по душе, и хотя Лоуренс никогда не терял способности ценить более изысканные удовольствия культурного общества, но именно в пустыне он нашел то одиночество, которое его удовлетворяло.
Однако представлять его себе всегда занятым только размышлениями было бы неверно. Он не был отшельником. Гораздо правильнее сказать, что Лоуренс был человеком, который всегда все "схватывал", и что отражение схваченных им впечатлений было скорее процессом быстрой умственной оценки, чем длительных размышлений. Все, кто встречался с Лоуренсом, улавливали эту его черту, понимание которой .в значительной степени зависело от их собственного образа мышления и, таким образом, часто бывало различным. Это привело к тому, что некоторые из его друзей окрестили его "человеком-хамелеоном".
Во внешности Лоуренса имеется странная двойственность. При случайном взгляде на него, благодаря малому росту, обветренному лицу и скучающему виду, который часто служит ему весьма удобной маской, когда он хочет отойти на задний план, его легко можно не заметить. Однако при более пристальном рассмотрении он поражает размерами своей головы с белокурыми волосами над высоким лбом и странно проницательными голубыми глазами. Общее выражение, когда лицо спокойно, является скорее суровым, но суровость исчезает, когда Лоуренс говорит или улыбается: у него удивительно приятный голос и обворожительная улыбка.
Пища его не интересует, и когда Лоуренс один, он довольствуется одним блюдом в день и притом самым простым. Он не пьет и не курит.
"Во время моих экскурсий, - говорил он мне. - я всегда путешествовал с кем-либо из нашей партии, производившей раскопки. Мы получали громадное удовольствие, когда, наняв несколько верблюдов, ехали к сирийскому побережью, где купались, помогали уборке урожая и осматривали города".
Соблазнившись сведениями о существовании статуи женщины, сидящей на спинах двух львов, которая могла оказаться произведением хиттитов, он, переодевшись в туземную одежду, отправился на розыски в сопровождении одного из своих рабочих. Поскольку район был расположен слишком далеко на севере, чтобы можно было предполагать наличие в нем странствующих арабов, он и его спутник были арестованы по подозрению в дезертирстве из турецкой армии. Они были брошены в шумную и полную насекомых темницу. При падении Лоуренс разбил себе бок, а у его спутника произошло сильное растяжение связок. Всю ночь они пробыли в заключении, обдумывая перспективы принудительной военной службы. Все же утром Лоуренсу удалось подкупить стражу и выйти на свободу.
Занятия, которые находил себе Лоуренс, были весьма характерны. Его время не было разделено просто на работы по раскопкам у могильного холма и на скитания среди туземцев. Он часто совершал прогулки по Евфрату, пользуясь, несмотря на опасные течения, челноком, снабженным небольшим мотором, который он привез с собой, с трудом собрав средства на его приобретение. Он тренировался в стрельбе из автоматического пистолета по мелкой мишени, пока не сделался исключительно хорошим стрелком. В плохую погоду он занимался фотографией, которая была его специальностью, но находил также время и для чтения. Хижина, в которой он жил, содержала библиотеку, представлявшую собой нечто вроде "Оксфорда на Евфрате".
С туземными рабочими, главным образом с курдами и арабами, у него были наилучшие отношения. Этим он был обязан в значительной степени умению разговаривать с ними, а преданность, которую он к себе внушал, являлась результатом силы его характера и в особенности его спокойного, бесстрашного вида.
Юнг, один из тех людей, которые посетили его в это время, рассказывает, что "Лоуренс одним лишь своим пребыванием превратил раскопки в британское консульство в миниатюре". Юнг приводил следующие подробности о "его методах утверждения своего положения как неофициального консула или представителя великобританского правительства". Совершая прогулку на лодке, они встретились с несколькими рослыми курдами, которые глушили рыбу динамитом. Лоуренс направился прямо к самому рослому из них и заявил ему, что с точки зрения турецкого закона недопустимо это "постыдное занятие". Тут же приказал курду отправиться вместе с ним в полицейский участок. Курд, презрительно посмотрев на него, категорически отклонил это предложение. Тогда Лоуренс схватил его за руку и потащил за собой. Остальные курды, бросившись выручать своего товарища, стали кидать в Лоуренса камни и выхватили ножи. Создавалось угрожающее положение, и по настоянию Юнга Лоуренс освободил своего пленника. Однако, не желая остаться побежденным, Лоуренс отправился на ближайший полицейский пост и, когда увидел, что полицейский инспектор проявляет признаки типичной турецкой инертности, заставил его принять соответствующие меры, пригрозив, что иначе он будет снят с должности, так же как его предшественник.
Случай, характеризующий Лоуренса, произошел с германскими инженерами, которые работали в то время над постройкой моста через Евфрат для прокладки знаменитой Багдадской железной дороги. Когда Лоуренс был в Ливане, немцы попытались использовать некоторые холмы, имевшие археологическое значение, для постройки на них своей железнодорожной насыпи. После бесплодного протеста надсмотрщик-араб, поставив у холмов конного часового с винтовкой, стал угрожать расстрелом каждому, кто приблизится. Тем временем Лоуренс, который был извещен об этом, протелеграфировал в Константинополь и, захватив с собой ответственных турецких чиновников, появился вместе с ними на постройке к неудовольствию немцев, которым вследствие этого пришлось отказаться от своих планов.
Несколько позднее немецкий инженер из-за какого-то пустяка побил одного из личных слуг англичан, Лоуренс отправился к немцам в лагерь и потребовал, чтобы оскорбивший принес публичное извинение перед потерпевшим. Главный инженер, оказавшийся угрюмым и изрядно выпившим человеком, в ответ на это заявил, что, по его мнению, порка является единственным способом обращения с туземцем, и предложил прекратить разговор на эту тему. Однако это не удовлетворило Лоуренса, который зловеще спокойным голосом заметил, что в таком случае он вынужден будет забрать инженера силой и заставить его извиниться. Немец оказался вынужденным уступить.
В дальнейшем немцам пришлось быть благодарными Лоуренсу за его силу. Дело в том, что недовольство рабочих условиями работы вызвало беспорядки в лагере немцев. Лоуренс и его товарищ по работе Вуллей бросились к лагерю и увидели несколько сот разъяренных курдов, осаждавших горсточку немцев. Только благодаря усилиям и хладнокровию англичан, рисковавших получить пули от людей, которых они пытались спасти, убийство удалось предотвратить. Но даже и после этого соседние курды задерживали продвижение работы. Для того чтобы решить их спор, были приглашены англичане, которые убедили курдов принять вознаграждение за убитого во время перестрелки человека. В благодарность за прекращение беспорядков турецкие власти хотели представить англичан к награде, но предложение это было отклонено.
Однако некоторыми немцами это чувство благодарности не разделялось. В глубине души они считали, что источником неприятностей, которые они испытали со своими туземными рабочими, был Лоуренс. Подобное мнение являлось естественным для тех, кто видел довольство, существовавшее в другом лагере, но не был в состоянии установить его причины. Кроме того, хорошо зная мотивы, вызвавшие постройку Багдадской железной дороги, немцы чрезвычайно скоро стали подозревать Лоуренса в подготовке саботажа или во всяком случае в шпионаже. Юнг рассказывает: узнав о подозрениях немцев, Лоуренс весело заявил, что он вовсе и не собирается менять метод действий для устранения этого впечатления. Наоборот, он испытывал особое наслаждение, усиливая подозрение немцев и не обращая на них никакого внимания. Он даже зашел настолько далеко, что в один прекрасный день перетащил на верх холма несколько больших труб. В связи с этим немцы послали "дикую" телеграмму домой, которая каким-то образом попала к нему в руки. В телеграмме говорилось, что "сумасшедший англичанин устанавливает орудия, чтобы занять командные высоты над железнодорожным мостом через Евфрат".
По возвращении в Сирию на долю Лоуренса выпала более серьезная миссия. Во время отдыха Лоуренс и Вулли вдруг получили телеграмму из Лондона с приглашением принять участие в экспедиции в Синай. Выехав в связи с этим па юг, они были встречены в Бершеба саперным офицером капитаном Ньюкомбом, который должен был их сопровождать. К своему удивлению, они узнали от него, что их участие в экспедиции должно послужить маскировкой для производства Ньюкомбом и его помощниками военной разведки в Синае, у границы Египта, под видом археологических раскопок. Для Ньюкомба, предполагавшего, что археологи будут так же почтенны, как и их предмет, явилось полной неожиданностью увидеть двух юнцов, из которых одному по виду нельзя было дать и 18 лет.
Оказалось, что Ньюкомб, который уже производил разведку пограничной зоны, сообщил военному министерству о желательности расширения района разведки. Военное министерство дало согласие, тем более что это совпадало с желанием археологов заполнить некоторые пробелы научных знаний, но признало необходимым, чтобы в целях маскировки экспедиция проводилась под покровительством палестинского исследовательского фонда. На проведение этой экспедиции от турок было получено необходимое разрешение.
Экспедиционная партия направилась зигзагообразным путем через пустыни в Аин Кадэис, который оказался просто небольшим источником, расположенным в каменистой и бесплодной долине. Экспедиция эта имела не только агентурное значение. Спустя несколько лет Лоуренс прошел этим путем к Геджасской железной дороге, соединявшей Медину с Дамаском и имевшей большое стратегическое значение. Таким образом, сам того не подозревая, Лоуренс произвел предварительную разведку района своих будущих операций во второй половине 1917 г. Интерес "к истории" заставил его использовать часть своих путешествий для изучения подходов к Сирии со стороны пустыни.
Подобное изучение в дальнейшем помогло разработке его собственной стратегии.
Во время этой же синайской съемки Лоуренс исследовал местность для своей первой крупной военной разведки в Акаба. Рассказывали, что, когда турки отказали исследовательской партии в разрешении посетить этот небольшой порт восточной части Красного моря, Лоуренс вызвался отправиться туда на собственный риск и обследовать те направления, которые нужны были Ньюкомбу. В действительности дело обстояло не так. У турок разрешения не спрашивали. Чтобы произвести съемку этого чрезвычайно важного стратегического пункта, Ньюкомб отправился в Акаба один, в то время как Вулли и Лоуренс продолжали свои исследования в северном направлении. Прибыв туда, несмотря на резкие возражения властей, настойчивый Ньюкомб добился успеха и был, наконец, оставлен в покое. Однако еще до того, как он приступил к работе, Лоуренс приехал к нему в лагерь, находившийся примерно в 3 км от Акаба.
Невдалеке отсюда на .небольшом островке в 1/2 км от берега стоял полуразрушенный замок, который сыграл свою роль в истории крестовых походов, переходя попеременно от мусульман к христианам. Лоуренс очень хотел осмотреть эти сооружения. Интерес к отдаленным военным укреплениям вызвал у турок подозрения, и они установили охрану лодки, которой Лоуренс хотел воспользоваться. Тогда Лоуренс достал баки для воды, употреблявшиеся при переходах на верблюдах, связал их вместе в виде плота и с одним из своих спутников переправился на остров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44