Теоретически казалось более легким возбудить стремление к единству у того народа, который привязан к своим полям. Практически же это единство могло распасться на части вследствие деления народа на племена, кланы и т. д.
Сирия представляла собой как бы разноцветное одеяло, сшитое из различных кусков оттоманским правительством одной ниткой, являвшейся общим языком арабским.
Мальчишеская мечта Лоуренса об единой Аравии разлетелась в прах при соприкосновении с арабской действительностью, в особенности с сирийцами11. Однако в мечтах он видел возможность вдохновить их на восстание против турок. Объединение было бы временным, но оно оказалось бы достаточным, чтобы расшатать устои Турецкой империи и обеспечить победу. Для того чтобы вызвать взрыв, Лоуренс должен был зажечь их воображение. Объединение должно было захватить своей новизной. Но чтобы у арабов не возникало никаких подозрений, это объединение не должно было быть осуществлено европейцами, так как в противном случае оно тревожило бы воображение объединяемых. Объединение должен был провести Фейсал, являвшийся олицетворением прежней славы династии.
В стратегическом отношении новая кампания должна была иметь целью Хаурам. Чтобы добраться до него, потребовалось бы мобилизовать новый ряд племен, подобно тому, как это делалось на переходе из Веджа в Акабу. Пришлось бы опять идти обходными путями по пустыне, и нужно было достигнуть отстоявшего на 325 км оазиса, который представлял собой выдвинутую вперед базу для операций против Хаурама.
С точки зрения стратегии, проведение новой кампании явилось бы повторением старого, но, благодаря уже приобретенному опыту, более совершенного. Лоуренс вспомнил изречение: "Тот, кому принадлежит господство на море, пользуется большой свободой и сможет по своему усмотрению принимать в войне большее или меньшее участие". Война, которую вел Лоуренс, была скорее войной елизаветинских времен, чем современной войной Фоша, и господство над пустыней принадлежало арабам. Не без основания верблюд был назван "кораблем пустыни". Операции в пустыне должны быть похожи на морские войны своей подвижностью, "своей повсеместностью, независимостью от баз и коммуникаций, отсутствием особенностей сухопутных войн - стратегических районов, определенных направлений, определенных пунктов.
Группы всадников на верблюдах, имеющих при себе, как и корабли, все необходимое, могут безопасно крейсировать вдоль любой части сухопутного фронта противника. Находясь вне видимости его постов, они могут совершать набеги на линии противника в тех местах, где это оказывается легче всего осуществимым и наиболее выгодным, всегда имея за собой возможность отступить туда, куда турки войти не могут". Свобода передвижения арабов была подкреплена исключительным знанием пустыни Сирии. Перед войной Лоуренс сам прошел большую часть ее пешком.
Тактика, которую Лоуренс собирался применить, всегда должна была соответствовать правилу "опрокинуть и бежать", "наносить не толчки, а удары". Арабы никогда не должны удерживать или развивать превосходство. "Они должны отступать и вновь наносить удар где-нибудь в другом месте".
Необходимые для этой "дальней войны" быстрота и радиус действия достигались выносливостью арабов и их умением управлять этим "сложным животным" - верблюдом, который, так же как танк, показывает в умелых руках удивительные результаты, в неумелых же легко "сдает". Арабы были свободны от затруднений, связанных с тщательно разработанной системой снабжения, которая также сковывала стратегическую способность передвижения современных армий, как пулемет сковал их тактическую подвижность. Каждый человек снабжал себя сам, имея в седле запас продовольствия на шесть недель - полмешка муки весом в 45 фунтов, из которой он сам выпекал себе лепешки. "Это определяло нашу возможность совершать большие переходы, давало нам жилье и... было больше того, что нам когда-либо требовалось даже в такой огромной стране, как Аравия". Да и сами верблюды на худой конец могли оказаться пайком, правда, настолько жестким, что справедливо назывались "железным пайком". Сами же верблюды жили тем кормом, который им встречался по дороге. В результате, после шести недель езды они становились тощими и нуждались в отправке их на продолжительный срок на пастбище, что фактически означало необходимость замены верблюдов или одного племени арабов другим.
Новая стратегия была хорошо приноровлена к условиям жизни племен. "Соединять или смешивать одни племена с другими было невозможно, так как они либо не нравились, либо не доверяли друг другу. Точно так же мы не могли воспользоваться людьми одного племени на территории другого". Для сосредоточения сил это обстоятельство являлось бы серьезнейшим препятствием, но оно вполне соответствовало принципу широчайшего рассредоточения сил, позволяя арабскому командованию осуществлять в одно и то же время наибольшее число набегов. "Используя в понедельник один район, во вторник - другой, а в среду - третий, мы достигали гибкости и маневренности".

Глава Х. Борьба за базу. Август - сентябрь 1917 г.
Первое определенное предложение Лоуренса в отношении новой кампании заключалось в том, чтобы оставить Ведж и перевести все силы Фейсала в Акабу. Когда военное руководство в Каире стало проявлять колебание в отношении принятия этого смелого предложения, Лоуренс усилил свою настойчивость, требуя удаления с территории Янбо - Медины всех складов и денежных средств, которые использовались для поддержки операций Али и Абдуллы. Когда Фейсал был далеко на фланге Геджасской железной дороги, а войска Алленби находились перед Газой, угрожая вступлением в Палестину, турки, по-видимому, не усиливали своего гарнизона в Медине. Важно было предотвратить возможность ослабления ими гарнизона, а также попытки оттянуть свои силы к северу. Ослабление нажима на юге могло бы помочь в этом отношении, не вызывая серьезной опасности для арабов в Геджасе.
Акаба находился на расстоянии всего лишь 225 км от позиции британских войск, в то время как от Мекки отстоял на расстоянии 1225 км. Поэтому Лоуренс предложил, чтобы отряд Фейсала был переведен из сферы руководства Хуссейна и превратился бы в автономную армию под начальством Фейсала, подчиненную верховному командованию Алленби. Оправдывалось это также и тем, что их будущие линии военных действий шли в одном направлении.
Прежде чем это предложение могло быть принято, пришлось преодолеть три весьма серьезных препятствия; в лице Фейсала, Вингейта и Хуссейна. Лоуренс был в состоянии дать заверение, что Фейсал согласится с замеченным предложением, поскольку он разговаривал с ним по этому вопросу в Ведже несколько месяцев тому назад. Согласится ли Вингейт передать другому попечение о своем, в настоящее время выросшем младенце, поскольку им было затрачено столько усилий, чтобы его вскормить? Клейтон поддерживал его; Лоуренс установил, что последний склонен принять участие в более обширной операции и передать армию Фейсала в распоряжение Алленби. Таким образом из возможных препятствий оставался только Хуссейн. Лоуренс предложил отправиться к нему и уговорить его.
Британский корабль "Дафферин" только что вернулся из Акабы, и ему было приказано доставить Лоуренса в Джидду. По дороге "Дафферин" зашел в Ведж; здесь Лоуренс сошел с корабля и вылетел на самолете в Джидду, совершив перелет в несколько сот километров на передовую базу, к которой передвинулась армия Фейсала в начале июля с целью предпринять более эффективные действия против железной дороги. Перелет по воздуху являлся весьма приятным контрастом по сравнению с последним путешествием Лоуренса в этом районе. В Джидде его ожидала радость встречи со своими старыми товарищами, которые теперь сами достигли успехов в проведении набегов на железную дорогу. Они услышали от Лоуренса об отдельных эпизодах его приключений на севере, а он от них узнал о том, что произошло за истекшие три месяца.
Неприятным моментом оказалась измена племени билли делу шерифа. В начале мая их шейх присоединился к туркам с 400 арабами. Правда, шейх племени билли отказался от приглашения турок атаковать Фейсала, но он все же заставил своего брата покинуть армию Фейсала, приведя с собой своих людей и захватив оружие, которым они были снабжены. Другим успехом противника был переход к туркам эмира Хайла. В апреле, конвоируя большой транспорт припасов для турок в Медине, он попал в ловушку и был обойден Зеидом. Зеид захватил в плен 3 000 сильно нагруженных верблюдов, такое же число овец, 4 горных орудия и 250 пленных, главным образом турок. Это было одним из самых важных событий войны в Геджасе, и успех значительно перевешивал тот факт, что сам эмир примерно с 1000 своих сторонников присоединился затем к туркам.
В налетах на железную дорогу, которые затрудняли ее нормальное функционирование, горсточка английских офицеров продолжала играть выдающуюся роль. Арабы фактически рассматривали их как неистощимых союзников и жаловались, что "Ньюкомб - как огонь: он сжигает и друга и недруга". Лоуренс, который по стратегическим соображениям желал, чтобы Ньюкомб не уделял слишком большого внимания набегам на железную дорогу, заметил, что он сделал в четыре раза больше того, что сделал бы любой другой англичанин, и в десять раз больше того, что считалось необходимым арабами! Их пассивное сопротивление сыграло свою роль для предотвращения первоначального намерения англичан совершенно разрушить железную дорогу. Со своей стороны, и турки предприняли остроумное мероприятие для того, чтобы противодействовать усилившимся набегам со стороны англичан, а именно - начали заполнять и разрушать колодцы, находившиеся близ главных станций. В середине мая Ньюкомб произвел несколько разрушений железной дороги и ускользнул до того, как турецкие отряды, высланные со станций, могли с ним сблизиться. В своих донесениях он сообщал, что для исправлений поврежденных путей применяются старые рельсы. Это определенно указывало на то, что турки получили удар по их слабому месту - материальной стороне. В июле Ньюкомб произвел чрезвычайно успешно большой набег на участок, находившийся в 245 км к северу от Медины, в то время как арабы захватили соседнюю станцию. Джойс выполнил ряд набегов далее к югу около Товейры со смешанными частями египетских, французских, алжирских и арабских войск, разрушив много рельсов и несколько крупных дренажных труб.
Под давлением Вильсона и Абдуллы Фейсал передвинулся без особого энтузиазма. Его мысли все время были прикованы к Акабе и Сирии. Поэтому он с большим удовольствием приветствовал те распоряжения, которые привез Лоуренс. Он сразу же принял новый план, приказал своим всадникам на верблюдах выступить к Акабе и провел ряд приготовлений, для того чтобы арабские регулярные части, численность которых доходила теперь до 1800 человек, были как можно быстрее отправлены туда со всеми складами из Веджа. Он также дал Лоуренсу письмо для Хуссейна.
На рассвете Лоуренс вылетел обратно в Ведж и пересел на "Дафферин", чтобы отправиться в Джидду, где получил обещание Вильсона оказывать ему всяческую моральную и материальную поддержку. Вскоре прибыл из Мекки Хуссейн и под влиянием Вильсона согласился на перевод частей Фейсала.
Однако сам Лоуренс был встревожен, когда прибывшая из Каира телеграмма сообщила, что арабы племени ховейтат находились в переписке с турками у Ма'ана. За ней последовала вторая телеграмма, в которой высказывалось предположение о том, что Ауда участвовал в заговоре. Поскольку последний фактически держал ключи к Акабе, угроза была очевидной. Лоуренс сел на "Хардиндж" и тотчас же отправился в Акаба, куда и прибыл в полдень 5 августа.
Высадившись, Лоуренс не сказал Назиру о полученном им сообщении, а лишь попросил быстрого верблюда и проводника. Он сказал Назиру, что Хуссейн предоставил ему месячный отпуск для посещения Мекки. Давнишним желанием Назира было хоть на время избавиться от Лоуренса, поэтому это сообщение настолько его обрадовало, что он продал Лоуренсу лучшего из своих верблюдов. Отправившись ночью в поход, Лоуренс к утру достиг Гувейры и застал Ауду в палатке беседовавшим с другими вождями. Увидев его, они проявили некоторые признаки смущения. Однако он весело их приветствовал и болтал о пустяках, пока не представился случай поговорить с Аудой и его двоюродным братом наедине.
Когда он коснулся вопроса об их переписке с турками, они рассказали ему придуманную историю о той хитрости, с помощью которой они якобы решили провести турок. История была слишком надуманной, чтобы быть убедительной. Лоуренс сделал вид, что он хочет принять участие в этой шутке, но дал почувствовать, что за ней крылось нечто более серьезное. Ауда и его брат со своей стороны высказали неудовольствие, что еще не прибыли ни пушки, ни войска для их поддержки и что им не было дано никакого вознаграждения за взятие Акабы. "Им очень хотелось узнать, каким образом мне стало известно об их тайных делах и много ли я еще знаю. Игра была на скользком пути". Но на этом же пути был и Лоуренс. Он играл на их опасениях, беззаботно цитируя слова из телеграммы, как будто это были его собственные слова, и приводя фактические фразы из тех писем, которыми они обменялись с турками. Затем он как бы невзначай упомянул о том, что прибывает вся армия Фейсала и что Алленби высылает боевые запасы и деньги. В заключение он спросил, не желает ли Ауда получить какой-либо аванс от Фейсала.
Ауда чувствовал, что подобный момент упускать нельзя; он понимал, что прибытие Фейсала для него окажется весьма выгодным и что турки всегда пойдут ему навстречу, если другие ресурсы окажутся ненадежными. Придя в очень хорошее настроение, он согласился взять от Лоуренса аванс, для того чтобы содержать арабов племени ховейтат хорошо накормленными и поддерживать в них бодрое настроение духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44