К согласию не пришли, и обсуждение программы отложили.
На улице выпал снег, дует сильный ветер".
"14.3. Провели клиническое обследование космонавтов. Вечером беседовали с ними по программе научных исследований в полете.
Беляев - немногословен, сдержан, очень собран. Леонов - импульсивен, с бьющей через край энергией, улыбчив, общителен. Дополняют один другого".
"16.3. Напряженный день. Два заседания технического руководства и заседание Государственной комиссии. Ракета вывозится на старт завтра.
Поздно вечером С. П. Королев собрал совещание по программе научных исследований в последующих полетах. Минздрав достаточно широко включил вопросы изучения психофизиологических особенностей деятельности космонавтов по управлению системами корабля.
В ответ на мои слова, что надо делать акцент на изучение деятельности экипажа, С. П. Королев сказал: "Полностью согласен с вами. Но у нас впереди - корабли "Союз". Там мы это расширим".
Пуск "Восхода-2" с космонавтами П. И. Беляевым и А. А. Леоновым состоялся 18 марта в 10.00 по московскому времени. То, что предшествовало старту - побудка космонавтов в 5.30, после завтрака надевание поясов с датчиками и скафандров, проводы, - повторяло уже сложившийся на космодроме порядок.
Ракета быстро исчезла в низкой облачности.
К 11.30 по московскому времени корабль закончил первый виток вокруг Земли. На борту все было в порядке. Экипаж космического корабля начал подготовку к главному эксперименту. И вот по телевизору мы наблюдаем незабываемую картину первого в мире выхода человека в космическое пространство...
Много раз это было описано, но я повторю. Леонов, медленно выбрался из шлюзовой камеры, потом оттолкнулся и поплыл, несколько раз помахав рукой. Потом начал вращаться вокруг своей оси, опять приблизился к кораблю и проделал это несколько раз в течение двенадцати минут. Всего он пробыл в условиях открытого космоса двадцать четыре минуты.
Мы кричали "ура", обнимались...
На другой день, на шестнадцатом витке, корабль должен был покинуть орбиту. И тут произошло непредвиденное.
Команда на спуск по телеметрии не прошла. Не сработала автоматическая солнечная ориентация корабля, которая, в свою очередь, заблокировала автоматическое включение тормозной двигательной установки. Корабль продолжал лететь по прежней орбите.
Конечно, это были очень тревожные минуты. Но в группе специалистов, руководивших посадкой, никакой растерянности не возникло. Приняли решение посадить корабль с помощью ручного управления, о чем запросил и П. И. Беляев. Надо сказать, что С. П. Королев и его помощники не сомневались, что можно устранить неполадки и в автоматике, но полет корабля пришлось бы продлить еще на одни сутки (иначе он не мог приземлиться на территории СССР).
Экипаж, проявивший исключительное хладнокровие, блестяще выполнил на восемнадцатом витке маневры по посадке корабля вручную. Получился значительный перелет от намечавшегося ранее места приземления. Космонавты сели севернее города Пермь, в 100 километрах от Соликамска.
Работавшую радиостанцию корабля запеленговали сразу. На поиски вылетели самолеты и вертолеты. Найти маленькую кабину в заснеженной уральской тайге непросто. Когда же она была обнаружена, оказалось, что в этом месте нельзя посадить вертолеты или выбросить парашютистов.
Наконец спасательная группа в составе трех человек, спущенная с одного из вертолетов, добралась по глубокому снегу до космонавтов. Те чувствовали себя хорошо, были веселы, говорили, что переживают приключения героев Купера или Жюля Верна. В полутора километрах спасатели оборудовали посадочную площадку для вертолета. Оттуда космонавтов вывезли на другую площадку. В тот же день космонавты вернулись в Байконур.
Тотчас по прилете состоялась их внеплановая встреча с членами Государственной комиссии. Потом космонавты поступили в распоряжение врачей-специалистов группы Е. А. Карпова.
Жалоб на состояние здоровья П. И. Беляев и А. А. Леонов не имели. Каких-либо патологических отклонений со стороны внутренних органов у них выявлено не было. Отмечались признаки компенсированного утомления. Потеря в весе у Беляева составила 1 кг, у Леонова - 0,9 кг; разница в пульсе до и после полета у командира корабля + 4, артериального давления - 5, у члена экипажа соответственно - 4 и - 5.
22 марта прошло заседание Госкомиссии, на котором космонавты выступили с подробным рассказом о своем полете. Я записывал быстро, почти со стенографической точностью, в чем приобрел навык на многочисленных совещаниях. Процитирую наиболее интересные места по своему дневнику. Насколько я знаю, эти выступления П. Беляева и А. Леонова нигде не публиковались.
Из доклада П. И. Беляева: "Работа шла не совсем по графику, составленному на земле, а сообразно с обстановкой. Например, цикл выхода (Леонова), разработанный на земле, не совпал с космическим. Были эмоциональные наслоения. Нужно было успокоиться, успокоить пульс и дыхание. Раскрыли шлюз, давление в дутиках составляло 0,62 атмосферы. Включили освещение, увидели, что все нормально. После открытия клапана перепуска давление в спускаемом аппарате (т. е. в кабине) составило 0,72 атмосферы, в шлюзовой камере 0,7. Чтобы довести его в шлюзовой камере до 0,7, израсходовали 10 атмосфер давления кислорода из баллона. Крышки люков открывались легко.
Во время нахождения Леонова в шлюзовой камере удерживал его от поспешного выхода в космос, следил за пульсом и дыханием. Перемещения человека отражаются на поведении корабля (вес космонавта в скафандре - до 120 кг). Все движения Леонова ощущал и слышал через стенки кабины...
Для проведения исследований пришлось с трудом доставать необходимое оборудование. Во время полета давление кислорода достигало 355 мм (верхняя граница).
Угловое вращение корабля после отстрела шлюзовой камеры - тогда был слышен звук хлопка, потом много пыли и кусочков материи двигалось вместе с кораблем, постепенно отставая, - составляло 360 градусов за 20-22 секунды. В дальнейшем угловая скорость стала уменьшаться и дошла до одного оборота за 40-45 секунд. После команды включить ручное управление корабль успокоился, и в это время мы могли очень хорошо проводить астронавигационные наблюдения.
Все шло хорошо до включения автоматической посадки. По загоранию табло я решил, что автоматическая ориентация сработала. Но датчики ориентации солнце не ловили, корабль не сориентировался по солнцу. Запросил разрешение на посадку вручную. Когда получил данные для ручного спуска, сориентировал корабль. Давление в баллонах ручной ориентации было 106 атмосфер, ориентировать нужно было точно и один раз. Не спешил с включением ТДУ (тормозной двигательной установки). Включил, ТДУ заработала, и корабль сразу изменил свое положение. Потянул ручку на себя и выровнял корабль по вектору скорости. Сидели в креслах привязанные, заняли посадочную позу.
Первое, что заметили, - отстрел приборного отсека. А то, что идем к земле, видели по частицам пыли, оседавшим вниз. Дальше начали расти перегрузки, по иллюминаторам забили огненные струи, послышались хлопки, треск - отлетали расплавленные куски наружной части кабины. Перегрузки были не более 7 g, мы могли свободно разговаривать и свободно поднимать ногу, руку. Потом перегрузки спали. Через некоторое время взвелось кресло. Далее начала действовать парашютная система. Сработал пороховой двигатель мягкой посадки. После этого корабль мягко опустился в снег.
Мы приготовились к выходу. Начали открывать люк, но он не открывался до конца, что-то мешало. Нажали плечом, и люк открылся.
В течение всего полета связь была надежной. Она ухудшалась тогда, когда корабль поворачивался антеннами в сторону от Земли. Скафандры свое назначение выполнили. Система мягкой посадки себя оправдала. Спать не пришлось, хотя и можно было. Просто мы так решили.
Питание - нужно над этим подумать. Страшно мучает жажда, все время хотелось пить. Паек очень обезвожен".
Из доклада А. А. Леонова: "Перегрузки при выходе корабля на орбиту перенес хорошо. О главном, что я должен был сделать... Люк в шлюзовую камеру открыл командир. Когда он передал по радио, что все операции выполнены, я начал выплывать из шлюза. Хотелось скорей выйти в космос. Командир меня удерживал. Когда подлетали к Черному морю, я вышел в космос.
Обратил внимание на то, что корабль равномерно освещен, красиво сверкает. Когда солнце попадало мне на лицо, чувствовал тепло. Хорошо видел поверхность Черного моря, цвет был темный с сизым, словно вороненый. Звезды очень яркие. Снял заглушку с кинокамеры и бросил вниз, она ушла в сторону Земли и скрылась с глаз. Первый отход от корабля сделал плавный и в этом положении завис. На фале плавно подтянулся к кораблю. Один раз подтянулся рывком, и меня бросило на корабль. Выставил вперед руку и самортизировал. Меня закрутило. Я подождал, пока закончится закрутка, и раскрутился в обратную сторону. Хорошо видел реки, леса, Волгу, Енисей.
Первая попытка войти в корабль не получилась. Для облегчения входа сбросил давление в скафандре 0,27 атмосферы. В шлюз влез после того, как забросил туда кинокамеру и помог себе руками. Камера снова выплыла в космос, я ее поймал. После моего входа в шлюзовую камеру в ней начало увеличиваться давление, в скафандре же уменьшаться. Когда вошел в кабину, сильный пот заливал лицо. Открыл гермошлем и начал вытирать лицо. Отрицательного влияния вестибулярного аппарата не чувствовал при всех вращениях.
Вестибулярные пробы. Полет проходил с угловыми вращениями, по стенам корабля все время бегали солнечные зайчики. Явлений иллюзии ни у меня, ни у командира не возникало. Пробы выполнили на втором и пятнадцатом витках. Провели пробу с газообменом и неврологические исследования. Болевая и тактильная чувствительность адекватны земной. Исследовали координацию движений, в частности, провели пальцево-носовую пробу.
На звездном небе наблюдали яркостпые неоднородности. Корабль и шлюзовая камера освещались прямыми лучами солнца и отраженными от атмосферы.
В том скафандре, в котором я выходил в космос, проводить монтажные или демонтажные работы трудно. Чтобы сжать перчатки, необходимо усилие 25 кг. Скафандр должен быть более мягким.
После приземления начали вытаскивать оборудование, в том числе НАЗ (неприкосновенный аварийный запас). В НАЗе не оказалось сухого спирта. Содержимое НАЗа надо пересмотреть.
Из предстартового времени много уходит на медицинские исследования. Производят электрофизиологические записи (снимают фон) перед стартом. Основное для космонавтов перед стартом - сон, а здесь на кровати ты окружен приборами...
Готовились к полету мы очень напряженно, одних вестибулярных тренировок выполнили 113..."
Десять лет спустя полковник А. А. Леонов станет командиром космического корабля "Союз", совершившего исторический полет и стыковку на орбите с американским кораблем "Аполлон".
"Восход-2", собственно, подвел итог главнейшим экспериментальным полетам в космос. Это был и последний полет космонавтов при жизни С. П. Королева...
В 1965 году отмечалась двадцатая годовщина победы над фашистской Германией. Было много встреч с фронтовыми друзьями.
У меня возобновились дружеские отношения с бывшим работником оперативного отдела 4-й воздушной армии Г. А. Пшеняником. Теперь он возглавлял одну из кафедр Военно-воздушной академии, имел звание генерал-майора авиации. Уже тогда я подумывал написать книгу воспоминаний, и беседы с Георгием Андреевичем для меня были очень интересны.
Не дожил до двадцатилетия Победы А. Д. Вайнштейн. Он умер за год до этого. Я, П. К. Быков, М. Н. Поляков, бывший начальник санслужбы одного из РАБ 4-й воздушной армии, моя жена, которая в послевоенные годы специализировалась по офтальмологии и теперь работала в Центральной глазной больнице Москвы, на встрече почтили его память.
Получил я - и, конечно, сам послал - очень теплые письма от родного брата Владимира и двоюродного брата Ростислава Владимировича. В той главе книги, где речь шла о заключительных боевых операциях 2-го Белорусского фронта, и в частности 4-й воздушной армии, я забыл поведать о нашей почти неправдоподобной встрече с Владимиром.
Наши армейские связисты (это было где-то в районе польского города Швец) однажды увидели, что поблизости солдаты вкапывают телефонные столбы и натягивают провода.
Решили подвесить к этим столбам и свой кабель.
Оказалось, что солдаты устанавливают правительственную линию. На просьбу наших связистов они ответили:
- У нас тут Бабийчук за главного. Его спросите.
- А мы своему Бабийчуку даем связь. У нас Бабийчук начальник медотдела армии, - удивились совпадению фамилий наши ребята.
Подошел старший лейтенант, командир роты связи.
- У вас брата нет? - спросили его солдаты.
- Вообще-то был. Не знаю, жив или нет.
И вот мы сидели друг против друга... Оставшись сиротами в раннем детстве, мы жили с братом у теток. В голодные двадцатые годы Володя, младший из нас, потерялся. Теперь он рассказывал невеселую повесть о своей жизни: был беспризорником, познакомился с исправительно-трудовой колонией. Советская власть не дала пропасть подростку. Перед войной он уже работал помощником машиниста на паровозе. Окончил военную школу связи.
Пытался разыскать меня и родственников, но из этого ничего не получилось...
Владимир выглядел мужественным, серьезным молодым человеком. И его и меня переполняло счастье, и мы, фронтовики, не могли сдержать слез.
После войны Владимир устроился жить и работать в Мелитополе. В год двадцатилетия Победы ему исполнилось пятьдесят.
О двоюродном брате Ростиславе, друге моих детских лет, я ничего не знал еще дольше. В 1953 году, будучи в служебной командировке в Москве, он сам разыскал меня.
Вошел широкоплечий, плотный человек. Он назвал себя, и мы обнялись. Моя жена захлопотала у стола.
- Кем работаешь, Ростислав? - спросил я, когда подняли рюмки за радостную встречу.
- В настоящее время - министр культуры УССР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39