Нужно поискать его в общевойсковых госпиталях. Идите к Теличееву. Я ему позвоню, чтобы он выделил вам самолет.
Михаил Осипов еще в 1941 году сбил двенадцать самолетов врага. На нашем фронте он одним из первых летчиков получил звание Героя Советского Союза.
Начальник отделения перелетов Теличеев дал мне У-2. Я решил лететь в Махачкалу, в районе которой было сосредоточено большинство эвакогоспиталей фронта. Прилетел туда и за день обошел почти все из них. Осипова нигде не было.
Предупредив летчика, что нам придется здесь заночевать, направился в последний госпиталь. Попросил его начальника приютить меня до рассвета. Он предложил мне диван в своем кабинете и распорядился принести чаю с хлебом. Закусывая, я расспросил у него, куда эвакуируют из Махачкалы раненых летчиков и авиаспециалистов, каким транспортом.
Никаких сведений об Осипове и на следующий день получить не удалось. Вероятнее всего, он упал или на территории противника, или на нашей стороне, но в горах, где не было сплошной линии обороны. Так мы потеряли уже нескольких летчиков. Нашли их, когда оказывать медицинскую помощь было уже поздно.
Для создания на перевалах оборонительных сооружений привлекалось местное население. Горные аулы и селения, возле которых располагались аэродромы, оказались переполненными. Жители пренебрегали необходимыми санитарными нормами. Завшивленность была почти стопроцентной, в каждом доме или сакле водились грызуны.
Части 4-й воздушной армии базировались преимущественно в Чечено-Ингушской и Дагестанской республиках. Еще раньше они находились в Сальских степях и на берегах реки Кума, в районах с высокой заболеваемостью лептоспирозом и папатачи (разновидностями лихорадки), а также сапом. Теперь же около Махачкалы и Ленинакана мы встретились с эпидемическими очагами дизентерии, сыпного и брюшного тифа. Значительная часть населения была поражена малярией.
Все это создавало угрозу возникновения инфекционных заболеваний в частях воздушной армии. Ведь ее личный состав в большинстве своем размещался на частных квартирах, находился в постоянном контакте с местными жителями. На меня было возложено наблюдение за противоэпидемическим обеспечением авиачастей. И я регулярно вылетал на аэродромы.
Не ущемляя самолюбия местного населения, санслужбы РАБ каждодневно вели противоэпидемическую работу. С помощью местных партийных и советских организаций они проводили дезинфекцию, делали прививки. С добровольно набранными сандружинницами регулярно проводили занятия. Их учили строить дезкамеры-землянки, снабжали пантоцидом и другими обеззараживающими средствами. В противоэпидемических мероприятиях участвовали все медицинские работники, от врачей до санитаров, и выделять кого-либо из них не следует.
Я давно не имел известий о семье, а между тем она была рядом, в Грозном. Выбрав время, попросил у Быкова разрешения съездить в город. Он отпустил меня на сутки.
Грозный подвергался частым бомбежкам. Он был в полном смысле фронтовым городом.
Жену я нашел в ужасном положении. Мой денежный аттестат, высланный на грозненский военкомат, почему-то не дошел, и с ноября месяца прошлого года она не получала ни копейки. Но мне не написала об этом, чтобы не расстраивать. Продала все вещи и одежду, кроме той, в которой ходила. Маленькую Инну некуда было пристроить. Тем не менее на руках у Шуры была очередная повестка, где ей предписывалось немедленно явиться в военкомат для отправки в один из эвакогоспиталей. Одесская авиашкола, эвакуировавшаяся из Грозного, с собой их не взяла. Я пообещал Шуре что-нибудь придумать.
По возвращении я попросился на прием к дивизионному комиссару Алексееву по личному вопросу. Выслушав меня, Василий Иванович нашел единственно разумное решение: призвать мою жену в качестве врача в 4-ю воздушную армию и определить в одну из тыловых частей. Через несколько дней Шура стала старшим врачом головного авиационного склада боеприпасов. Это была отнюдь не легкая и не безопасная должность, но она позволяла не расставаться с дочкой. Так и прошли мы все вместе по трудным дорогам войны.
К концу сентября стало ясно, что враг на Кавказе, в основном, остановлен. Он еще надеялся взять Туапсе, от которого был всего в тридцати километрах, и столицу Осетии Орджоникидзе. На двух этих направлениях противник имел до 600 самолетов. В наших же двух воздушных армиях, 4-й и 5-й, насчитывалось около 300 боевых машин.
Северо-Кавказский фронт был преобразован в Северную группу войск Закавказского фронта. Весь октябрь она вела кровопролитные бои, защищая Орджоникидзе, Грозный и перевалы через Главный Кавказский хребет. За этот месяц 4-я воздушная сделала 2600 самолето-вылетов.
Вся армия знала имена летчиков-героев. Капитан И. М. Пилипенко сбил 12 самолетов противника. Летчики капитан В. А. Эмиров и лейтенант Я. А. Александрович в воздушном бою применили таран. О мастерстве и мужестве летчиков-истребителей И. М. Дзусова, К. Л. Карданова, командира 862-го бомбардировочного авиационного полка майора М. С. Токарева и других писала армейская газета, рассказывали листовки. Со многими я был знаком лично.
Наша аэродромная сеть была довольно густой, но состояла она в основном из небольших малооборудованных площадок. Только вблизи городов имелись стационарные аэродромы. Однако из-за превосходства противника в воздухе базироваться на них было опасно.
7-й гвардейский штурмовой авиационный полк 230 шад, которым командовал Герой Советского Союза подполковник Гетьман, размещался на полевом аэродроме неподалеку от Грозного. В середине октября в солнечный день немецкая авиация совершила массированный налет на грозненские нефтехранилища. Над городом поднялись облака черного дыма. Они закрыли солнце и горы.
Кромешная тьма стояла три дня. Дымный шлейф пожаров растянулся на двести километров, достиг Махачкалы. О полетах не могло быть и речи. Даже автомашины двигались по дорогам с зажженными фарами. Летчики отсиживались в бараках, где круглосуточно горели лампы.
В связи с расформированием штабов и служб ряда районов аэродромного базирования высвободилось некоторое количество медицинского персонала. Это позволило нам организовать на каждом, даже самом маленьком аэродроме медицинский пункт. Врачи-хирурги перешли в лазареты действующих БАО. Однако их по-прежнему не хватало.
Не помню, что привело меня как-то в Троицком, где стоял штаб армии, в местную больницу. Эта станица, являвшаяся районным центром, была пыльной, почти без зелени. Многие дома пострадали от бомбежек.
При входе в кабинет врача я увидел молодого мужчину в белом халате. Он сидел за столом и перелистывал "Оперативную хирургию".
- После, после, - замахал он руками. - Извините, мне некогда! Предстоит срочная операция.
Схватив книгу, он встал и, припадая на одну ногу, направился к двери.
Я пошел за ним, заинтригованный необычной ситуацией. Врач вбежал в маленькую операционную, где пожилая медсестра кипятила инструменты. Вскоре две старушки привезли на каталке скорчившегося от боли пожилого горца. Из коридора через незанавешенную половину двери я увидел, как больного переложили на стол и врач, что-то еще раз прочитав в книге, приступил к операции.
Минут через сорок мы снова встретились с коллегой в его кабинете.
- Аранович, - назвал себя врач. - Инвалид, в армию не призван. Оперировал гнойный аппендицит. Представьте, по-моему, удачно. Честное слово, прямо-таки ювелирно! Да, первый раз в жизни взял в руки скальпель!
Потом, всякий раз вспоминая эту удивительную операцию, я улыбался.
Однажды, встретив Арановича на улице, я спросил:
- А что, если мы вас призовем в армию и направим в эвакогоспиталь? Из вас же выйдет отличный военный хирург.
- Спасибо! - обрадованно воскликнул он.
Мы призвали его на службу в 4-ю воздушную армию. Григорий Израилевич Аранович закончил войну подполковником медицинской службы, начальником госпиталя. Он и сейчас работает хирургом в подмосковном городе Ногинск.
В лазаретах БАО я снова подобрал группу врачей, которых по моему представлению определили на хирургическую стажировку в ряд эвакогоспиталей. Нового, еще не аттестованного военного врача Арановича Быков послал в армейский хирургический лазарет в Дербент.
Осень стояла сухая и теплая. Словно все еще тянулось бесконечное горькое лето. Пожухлая листва не опадала с деревьев. Но по ночам земля уже покрывалась инеем.
В последних числах октября пришел приказ о назначении П. К. Быкова помощником начальника санитарного управления Северной группы войск Закавказского фронта по ВВС. А. Д. Вайнштейн отбыл в распоряжение Главсанупра РККА.
В неофициальной беседе Быков спросил, как я отношусь к возможности назначения меня флагманским врачом. Не побоюсь ли взять на себя всю ответственность за организацию медицинского обеспечения воздушной армии? Или на должность флагманского врача подобрать кого-либо из дивизионных врачей, а я останусь заместителем?
Потом убежденно заключил:
- В штабе есть мнение, что вы справитесь с работой. Я тоже так считаю.
Серьезно взвесив все "за" и "против", я ответил, что согласен занять должность флагманского врача.
На другой день нас принял командующий армией генерал Н. Ф. Науменко. Мне он сказал:
- Приказ о вашем назначении подписан. Надеюсь, в Москве утвердят вас флагманским врачом.
Я поблагодарил за оказанное мне доверие.
Приняв дела, я проводил Павла Константиновича до самолета. Мы тепло попрощались. Работая бок о бок с ним, я перенял у него немало хорошего как врач и администратор. У нас были хорошие деловые отношения. Мне нравились его трудолюбие, выдержка, способность быстро принимать решения. Быков по-прежнему оставался моим прямым начальником.
Глава четвертая.
Праздник на нашей улице
В конце октября 1942 года Северная группа войск вела усиленную подготовку к разгрому моздокской группировки врага. Наступление намечалось на 3 ноября. Однако 25 октября противник нанес мощный удар по ослабленной 37-й армии, оборонявшей правый фланг Северной группы на нальчикском направлении. Около 100 вражеских бомбардировщиков и истребителей совершили налет на населенный пункт Долинское, где располагался армейский штаб. На наш аэродром в Нальчике противник в течение дня произвел 42 воздушных налета. Движение на дорогах было парализовано. Неприятельская пехота при поддержке двух танковых дивизий начала продвигаться к Орджоникидзе.
Мое назначение флагманским врачом состоялось именно в это тяжелое время. Главное внимание я сосредоточил на организации быстрой эвакуации раненых летчиков и бойцов БАО из зоны боевых действий.
Санитарной авиации в нашей воздушной армии тогда еще по было. Из самолетов типа СП, С-2 и С-3 осталось только два. Одни были сбиты вражескими истребителями, другие во время летнего отступления сожжены нашими летчиками, поскольку не хватало бензина. Для эвакуации раненых и перевозки медицинского имущества использовались оставшиеся С-2, один самолет типа Си-2 (Ли-2), а также У-2. В отдельных случаях по приказу командующего или начальника штаба армии приданный нам 8-й отдельный полк гражданской авиации предоставлял трехмоторные машины Ан-9.
Улетая, Быков обещал создать в 8 ОПТА санитарную авиазскадрилью, которая будет базироваться на аэродроме Нестеровское, юго-восточнее Грозного. Оперативно ее подчинят мне. Но пока такое подразделение отсутствовало. Я попросил начальника штаба армии генерала Устинова отдать приказ в те дивизии, где имелись упомянутые выше С-2 и Си-2, чтобы экипажи этих самолетов перелетели на один аэродром и составили звено, которым я смогу располагать. Он безотлагательно выполнил мою просьбу. Уже со следующего дня мы начали по воздуху доставлять раненых в дербентский хирургический лазарет. Вскоре я тоже вылетел в Дербент. Возникла необходимость часть выздоравливающих перевести в лазареты БАО и таким образом освободить койки.
Над вершинами гор висели облака. Летчик вел У-2, умело используя долины и ущелья. Наблюдая за воздухом, я думал о боевой обстановке у нас, о тяжелом положении в Сталинграде.
Мелькнула и такая мысль: не рано ли я согласился занять должность флагманского врача воздушной армии? Решил, что нет, и честолюбие тут ни при чем. Под руководством Быкова я достаточно хорошо освоил работу, связанную с лечебно-эвакуационным, санитарно-гигиеническим и противоэпидемическим обеспечением авиационных частей. Занимался также вопросами поиска и спасения экипажей, специального медобеспечения летного состава, контролем за боевой нагрузкой и отдыхом людей. Новый человек сначала должен был во все это вникнуть. Я отчетливо представляю, в каком направлении надо работать, сил достаточно, пасовать перед трудностями не привык.
Не мог не подумать, как восприняли приказ о моем назначении начальники санитарных служб авиадивизий. Среди них есть бывшие флагманские врачи общевойсковых армий, с большим стажем работы, старше меня по возрасту и званию. Мне всего тридцать лет, еще минувшей весной я был старшим врачом полка самолетов У-2. Но ведь беспокойная должность флагманского врача воздушной армии и требует как раз человека нестарого, энергичного, физически крепкого.
Небольшой городок Дербент был забит госпиталями. Под них заняли все пригодные строения. Железная дорога на Баку и порт позволяли бесперебойно эвакуировать тяжело раненных. Город не бомбили. Наш хирургический лазарет помещался в бывшем двухэтажном здании школы с просторным двором. Встретила меня Мария Андреевна Пруденко.
В распоряжении врачей имелся большой набор хирургических инструментов, аппараты для переливания крови и скелетного вытяжения. К сожалению, здесь не было своей лаборатории, рентгеновского кабинета и кабинета физиотерапии. В необходимых случаях им приходилось обращаться в соседние эвакогоспитали.
Мария Андреевна была человеком обаятельным. Невысокого роста, сероглазая, с гладкой прической.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39