Позже в одной из бесед с офицерами штаба К. А. Вершинин рассказал, что в начале июня его вызывали на совещание, которое проводил представитель Ставки маршал Г. К. Жуков. Там присутствовали маршалы авиации А. А. Новиков и А. Е. Голованов, а также командующий 16-й воздушной армией генерал С. И. Руденко. Были подробно обсуждены план применения воздушных соединений в операции "Багратион" и порядок их взаимодействия с дальней авиацией.
В первый же день 49-я армия взломала вражескую оборону. Гитлеровцы, имевшие всего 1300 самолетов, не могли надежно прикрывать войска на участке фронта протяженностью более тысячи километров. Поэтому наша авиация, не встречая серьезного противодействия, использовала для поражения наземных целей даже истребители.
Получив данные о форсировании сухопутными частями реки Прони, командующий приказал офицерам, находившимся на КП, отправиться по своим местам.
За три дня боев войска нашего фронта вышли к Днепру и захватили плацдармы на его правом берегу. 27 июня радиостанции наведения с медпостами при них располагались в пунктах: высота 205,0, что в 10 километрах северо-восточное Шклова, село Мосток, аэродром Луполово (район Могилева), деревни Церковщина и Русенки, там же находилась и центральная радиостанция наведения. Шестую радиостанцию за ненадобностью оставили у себя в тылу. Все раненые, подобранные медпостами, теперь эвакуировались в Русенки. Здесь им оказывалась неотложная хирургическая помощь, затем их отправляли в лазареты БАО и в армейский авиационный госпиталь.
28 июня вражеская группировка в районе Могилева была разгромлена. Форсировав Днепр, наши войска устремились вперед. Расстояние между госпитальной базой фронта, авиагоспиталем и передним краем ежедневно увеличивалось на десятки километров. Тут и появилась надобность в промежуточных этапах эвакуации. Хирургические лазареты 707, 814, 836 и 784 БАО развернули работу на аэродромах Люботин, Луполово, Могилев, Пронцевка.
Следы, оставляемые захватчиками, были страшными. На дорогах маячили остовы сгоревших автомашин и подбитых танков, валялись покореженные орудия. Над горизонтом не рассеивались дымы.
Иногда противнику удавалось отрываться от нашей пехоты. Для ударов по нему требовались дневные бомбардировщики. А их в 4-й воздушной армии было мало. К. А. Вершинин послал командующему ВВС Главному маршалу авиации А. А. Новикову телеграмму, в которой просил выделить ему дополнительные бомбардировочные части. Эта просьба была незамедлительно удовлетворена. К нам прибыло несколько полков из 16-й и 1-й воздушных армий, действовавших на 3-м и 1-м Белорусских фронтах.
На своем У-2 я производил облет передовых аэродромов, только что освобожденных от противника, и налаживал там лечебно-эвакуационное обеспечение. Боевые санитарные потери среди летного состава в эти дни были невысокими. На 1 июля мы эвакуировали в армейский авиационный госпиталь всего около двадцати раненых летчиков и стрелков-радистов. Однако среди наземных специалистов их оказалось довольно много.
3 июля войска 1-го и 3-го Белорусских фронтов освободили столицу Белоруссии. Части 4 ВА начали перебазироваться в район южнее Минска. Штаб армии переехал в поселок Червень. В это время восточнее города блуждали по лесным дорогам многочисленные группировки гитлеровцев. Некоторые из них выходили в районы базирования наших авиачастей.
Серьезные бои, например, пришлось вести передовой команде 448 БАО, чтобы отстоять Мачулище, частям 34 РАБ, оборонявшим Самоваловичи. В связи с угрозой захвата этих аэродромов противником мы оттянули в тыл почти все полки 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии. Только 11 июля основная группировка фашистов была ликвидирована. Но отдельные разрозненные подразделения гитлеровцев все еще оставались и иногда вступали в перестрелку с нами.
Меня сильно беспокоило то, что армейский авиационный госпиталь остался далеко в тылу. Даже санитарные самолеты уже не могли туда летать. Я обратился к начальнику тыла генералу П. В. Коротаеву с просьбой ускорить перебазирование госпиталя. Но Петр Васильевич, всегда отличавшийся собранностью и организаторскими способностями, на этот раз показался мне растерянным. И его нетрудно было понять. Армейские части нуждались в горючем, боеприпасах, продовольствии и многом другом, а железнодорожный транспорт был разрушен, грунтовые дороги тоже находились в ужасном состоянии.
- Автомашин у меня нет, - сказал Коротаев. - Вывозите госпиталь на станцию Понятовка и грузите в эшелон. Должны же наконец железнодорожники наладить движение!
Я не мог согласиться с таким решением и попросился на прием к командарму. Выслушав меня, уставший от бессонных ночей генерал Вершинин снял телефонную трубку и позвонил Коротаеву.
- Петр Васильевич, я знаю о твоих трудностях с транспортом, но Бабийчуку надо помочь. Он должен выбросить на передовой аэродром группу для оборудования госпиталя коек на пятьдесят - семьдесят. Выдели ему десять автомобилей, а я ему дам три "Дугласа".
Вершинин положил трубку и спросил:
- Обойдетесь тем, что даем? Больше пока ничем помочь не могу...
Что ж, надо было обходиться тем, что давали. И я только поблагодарил командарма.
Возвратившись от Вершинина, немедленно направил начальнику госпиталя Жаботинскому письменное распоряжение. В нем предписывалось подготовить для выдвижения отделение на 70 коек; обеспечить медиков всем необходимым для оказания пострадавшим квалифицированной помощи; имеющихся в госпитале раненых и больных передать на время в эвакогоспитали Рославля без права эвакуации их в тыл; все госпитальное оборудование вывезти на станцию Понятовка для погрузки в эшелон.
В деревню Ворга, находящуюся под Рославлем, вылетел Алексеев. Он должен был принять там передовую группу.
Раненых и больных из армейского авиационного госпиталя разместили в ЭГ № 1814 и специализированном ЭГ № 1781. Одно его отделение было отправлено к нам, под Минск. Но оно все еще находилось в пути, поскольку темп наступления наших войск оставался высоким - 25-30 километров в сутки. Учитывая, что лазареты БАО не всегда могут оказывать хирургическую помощь раненым, я поставил вопрос о том, чтобы раненых летчиков принимали на время эвакогоспитали общевойсковых соединений.
Задача эта была решена довольно оперативно. Для приема раненых авиаторов определили ЭГ № 2594 и ППГ № 132, расположенные в поселке Червень.
Мои помощники работали в лазаретах. А я вылетел осмотреть новое место для развертывания передового отделения ААГ. В 28 километрах южнее Минска находилась усадьба совхоза Аннополь. Несколько деревянных строений ее уцелели. Там и решили разместить сначала передовое отделение, а затем и весь армейский госпиталь.
На обратном пути летчик отклонился от курса, и мы оказались над территорией, занятой противником. Фашисты открыли огонь. Одна автоматная очередь, видимо, угодила в мотор, он стал работать с перебоями. Летчик развернул машину на 180 градусов, и нам вскоре удалось выйти из-под обстрела. Летели над лесом, на предельно малой высоте. На наше счастье, барахливший мотор пока работал. Протянув еще километр с лишним, увидели впереди небольшой хутор. Возле него и плюхнулись прямо в огороде.
Из домов выбежали люди - дети, женщины, старики. С их помощью мы выкатили самолет на дорогу.
Кое-как запустили мотор, взлетели и добрались до аэродрома, где базировались связные самолеты штаба фронта. Там неожиданно встретил старого знакомого - подполковника Елисеева. В 1936-1938 годах он был командиром 15-й разведывательной авиаэскадрильи 13-й авиабригады, в которой служил и я. Случались на войне такие встречи. По его указанию техники заправили наш У-2 горючим, подлечили и мотор. Поздним вечером мы наконец добрались до своего аэродрома.
Утром офицер штаба сообщил мне, что после нашего отлета из Аннополя блуждавшая по нашим тылам группа гитлеровцев напала на аэродром Озеро, находившийся по соседству. Видимо, они собирались вызвать свои транспортные самолеты. Но воины 444-го и 706-го батальонов аэродромного обслуживания своею стойкостью и мужеством сорвали замыслы врага.
Отделение авиагоспиталя без остановки проследовало в местечко Новоельня, расположенное в шестнадцати километрах от города Новогрудок. 15 июля оно развернулось в помещении бывшего детского санатория. Линия фронта в это время проходила в сорока километрах от него.
Медицинские посты, созданные при радиостанциях наведения, неотрывно следовали за войсками. На центральной станции кроме медпункта имелись два резервных медпоста и самолет, которые в любой момент могли быть использованы для розыска раненых летчиков. А при штабе армии дежурило авиазвено.
Все пострадавшие авиаторы при отсутствии противопоказаний эвакуировались в армейский авиагоспиталь. Мне невольно вспоминались 1942-й и начало 1943 года, когда многие раненые летчики попадали в общевойсковые этапы эвакуации и мы теряли их из виду. Было, честно говоря, просто непонятно то упорство, с которым Главное санитарное управление противилось созданию в воздушных армиях штатных госпиталей. Теперь, когда такие лечебные учреждения функционировали, судьба каждого пострадавшего авиатора находилась полностью в наших руках.
Линия фронта продолжала отодвигаться на запад. Наши войска вели упорные бои за Белосток. Тылы по-прежнему отставали от наступающих частей. Осложнилась проблема снабжения лечебных учреждений медикаментами и медицинским оборудованием. Осуществлялось оно через фронтовые (ФАС) и головные (ГАС) авиационные склады. Первые подчинялись непосредственно штабу воздушной армии, вторые - начальнику района авиационного базирования. Правда, были ГАСы и армейского подчинения.
Отделения медицинского снабжения предусматривались не на всех головных складах. Приходилось создавать нештатные.
Жизнь заставляла иногда отходить от принятой схемы обеспечения частей медико-санитарным имуществом. Мы создали, например, при штабе армии не только нештатное отделение медснабжения, но и склад. Из головных авиационных складов изъяли такие подразделения и придали их управлениям РАБ. Таким образом нештатные склады медицинского снабжения появились при районах авиабазирования.
Изменения были продиктованы прежде всего заботой о повышении оперативности в работе снабженческих отделений.
В других воздушных армиях эта задача, насколько мне известно, решалась несколько иначе. Во 2 ВА, например, отделения медснабжения РАБ получали имущество непосредственно с медико-санитарного склада фронта. Но такую практику тоже нельзя было считать идеальной. Во время больших наступательных операций, когда тылы нередко растягивались, начальники санслужбы РАБ оборудовали одну-две автомашины-летучки, которые следовали вместе с управлением РАБ. Они располагали специальным фондом медикаментов и медимущества, необходимого для обеспечения авиачастей. Но эти летучки порой сами отставали, да и много ли груза могла увезти полуторка.
Объем работы нештатного отделения снабжения, которое возглавляли Гальперсон и Петровский, был довольно большим. Для примера приведу цифры по двум районам авиабазирования. За время войны в 77 РАБ завезли на склад отделения медснабжения 54 тонны медикаментов, 16 тонн перевязочного материала, 327 000 штук разных бинтов и т. д. Отделение медснабжения 24 РАБ распределило между авиачастями 24 вагона медимущества.
Надо отдать должное энергии названных выше товарищей. За время боев в Белоруссии авиачасти воздушной армии не ощущали перебоев в снабжении медимуществом.
Несколько раз я прилетал в Новоельню и близко познакомился со всеми работниками армейского авиационного госпиталя.
Майор медицинской службы Жаботинский был человеком исполнительным и распорядительным; чувствовалось: у него осталось недовольство реорганизацией эвакогоспиталя в ААГ. Возможно, он считал, что ущемлены его права, что у госпиталя много опекунов. Я старался быть всегда деликатным с ним.
Уважение вызывали женщины-врачи: ординаторы капитаны медицинской службы С. Ф. Коребова, высокая, несколько суровая на вид блондинка, и П. Ф. Харина, небольшого роста брюнетка, а также начальник медотделения капитан медицинской службы В. А. Евстронива. Очень хорошее впечатление производили квалифицированные старшие медицинские сестры Т. М. Чибисова, А. М. Добринина и М. Н. Большуткина, старшая операционная сестра Е. В. Корочкина, сестра хирургическая перевязочная М. В. Цедякова, начальник аптеки А. Т. Рысакова.
Из врачей-мужчин мне понравились своим отношением к работе ординаторы майор медицинской службы Д. А. Лапчинский и капитан медицинской службы Н. И. Гордеев. Большую заботу о раненых проявляли начальник продовольственного снабжения старший лейтенант интендантской службы К. Н. Платонов, помощник начальника госпиталя по материальному обеспечению капитан С. М. Антонюк, пропагандист старший лейтенант С. П. Лакоревич. В налаживании четкой работы ААГ, несомненно, большую роль играл деятельный и душевный замполит капитан И. Е. Панчев.
Среди младшего персонала госпиталя преобладали вольнонаемные. Молодые девушки трудились не покладая рук. В моих записных книжках сохранились фамилии некоторых из них: санитарки М. С. Мартыненко, А. С. Железнова, К. И. Черткова, М. С. Тараскун, Ю. С. Цвиканова, хозяйственная работница П. Д. Синякова, медицинские сестры Е. П. Никитина, Е. М. Орлова и Е. И. Серафимович.
Однажды я услышал в штабе армии, что командующий плохо выглядит. А вскоре и сам убедился в этом. Действительно, К. А. Вершинин осунулся и даже при теплой погоде ходил в кожаном реглане.
Я попросил командарма показаться врачу. Он сначала отмахнулся, но потом согласился со мной. Анализ крови подтвердил наше предположение: у Вершинина оказалась малярия. Лечь в лазарет генерал наотрез отказался. Заботясь о раненых, о здоровье офицеров и солдат, о себе он мало думал.
Мои помощники порой упрекали меня за то, что я постоянно "в разлетах".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39