Если она не пишет, значит, ее проблемы еще больше, чем я думал.
— Думаешь, ее хватил паралич?
— Я ничего не думаю. Я знаю только, что дело серьезно.
Маркус кивнул:
— Да, пожалуй.
Под своим брезентом они принесли присягу, и присяга звучала так: «Всё для Дианы!»
— Что будем делать? — спросил он.
Сигмунд посмотрел на часы и вскочил.
— А, черт! Мне надо домой обедать!
— Думаешь, наркотики? — спросил Маркус, голова которого по-прежнему была забита проблемами Дианы Мортенсен.
— Нет, — сказал Сигмунд. — Думаю, вареная треска.
— Я имею в виду Диану. Думаешь, у нее проблемы с наркотиками?
— Если так, то наша задача это выяснить и спасти ее.
— Господи, Сигмунд! Как же мы сможем? Мы ведь здесь, а она в Голливуде.
— Да, — рассеянно сказал Сигмунд, когда они выходили из хижины. — В этом-то и проблема.
Потом он весело помахал Маркусу и устремился вниз по склону. Когда он спустился в карьер, он обернулся и крикнул:
— Я ненавижу треску, но она полезна для мозгов! Так что сойдет. Всё для Дианы!
— Всё для Дианы! — крикнул в ответ Маркус.
Он снова заполз под брезент и вынул фотографию из конфетной коробки. Он готов был расплакаться, но сдержался.
— Проблемы не только у тебя, Диана, — прошептал он. — Мне тоже нелегко.
*
На следующий день пришло письмо. Маркус и Сигмунд договорились открывать всю почту из Голливуда вместе, но он не вытерпел. Прошло ровно тридцать секунд с тех пор, как он вынул письмо из ящика, а он уже лежал на кровати и читал:
Дорогой Маркус!
Прости, что не ответила раньше, но сейчас в моей жизни полнейший беспорядок. Роберт де Ниро явно в меня влюбился. Не понимаю почему. Я ведь всего-навсего простая норвежская девчонка. Но я не хочу себя ни с кем связывать. Не сейчас. И не с Робертом де Ниро. Чувствую, что он не тот самый человек. Твое письмо было замечательным. Ты знаешь, Маркус, я купила себе маленького волнистого попугайчика. Он такой милый, особенно когда сидит на жердочке в клетке и чистит перья. Я назвала его Маркусом. Надеюсь, ты ничего плохого не подумаешь. И хотя он меня радует, мне от него бывает и грустно. Птицы не должны сидеть в клетке, правда же? Вообще-то я хочу его выпустить, но я не знаю, справится ли маленький Маркус один в огромных городских джунглях. Иногда я сама чувствую себя маленькой птичкой. Я мечтаю избавиться от всех этих коктейлей, слащавых лиц, зависти. Просто распрямить крылья и вылететь на свободу высоко-высоко вместе с моим маленьким Маркусом.
Когда Маркус дочитал до этого места, его настолько переполнили чувства, что слезы потекли ручьем по щекам, а буквы поплыли перед глазами. От следующих предложений поплыла вся комната:
Я пишу это письмо сегодня, потому что только что узнала, что премьера моего последнего фильма «Лабиринт любви» состоится в августе в Норвегии. Когда меня пригласили украсить премьеру, я решила согласиться. (Подумай только, Маркус. Я, крошка, — и украсить премьеру!) Во всяком случае, я воспользуюсь возможностью и проведу отпуск у мамы с папой в Хортене. Расслаблюсь, буду самой собой. Если ты окажешься в наших краях, может быть, мы могли бы встретиться и выпить по бокалу шампанского? Я буду думать о тебе.
Твоя Диана
— Мы должны были распечатать его вместе! — сказал Сигмунд, когда они час спустя сидели под брезентом. Он злился, но в то же время был взбудоражен.
— Я не удержался.
— Ладно, хватит об этом, — сказал Сигмунд резко, — надо готовиться.
— К чему это?
— К встрече с Дианой. У нас остался всего один месяц.
— Ой! — сказал Маркус и сглотнул.
— В каком смысле «ой»?
— Я… я не могу встретиться с Дианой Мортенсен.
— Ты должен.
— Зачем это?
— Ты ей нужен.
— Нет, не нужен!
— Нет, нужен. Читается между строк. Она приезжает в Норвегию не из-за фильма, а из-за тебя.
— Ой!
— Можешь перестать говорить «ой»?
— Сколько захочу, столько и буду говорить «ой».
— Что за детский сад, Макакус!
— Не называй меня Макакусом!
— Не ты разве хвастался, что у тебя так много фантазии?
— Я не хвастался. Это ты хвастался.
— Хорошо, тогда кто же ходит с папой по леднику каждое лето?
Они редко ссорились, а когда до этого доходило, Маркус всегда сдавался, на этот раз страх перед встречей с Дианой Мортенсен был сильнее досадного чувства от ссоры с Сигмундом.
— Если я встречусь с Дианой Мортенсен, я упаду в обморок.
— А если не встретишься, случится что-нибудь похуже. Подумай о Мэрилин Монро.
— Зачем мне о ней думать?
— Она покончила с собой.
— Гад вонючий, — сказал Маркус и пошел домой.
Через час он позвонил Сигмунду.
— Встречаемся, — прошептал он.
— Что?
— Встречаемся в «ПД». Через полчаса.
*
— Как мы будем готовиться?
Он спросил тихо, почти шепотом, но совершенно отчетливо без дрожи в голосе. Он знал, что если не примет приглашение Дианы Мортенсен на бокал шампанского в Хортене, то никогда себе этого не простит.
— Сделай вид, что ты Маркус Симонсен-младший.
С ужасом он уставился на Сигмунда. Его не удивило, что у того готов план, но его потрясло, насколько этот план безнадежен. Диана хотела увидеть не младшего, а старшего. Предстать перед ней в образе жалкого миллионерского сынка было бы бедной, просто ничтожной заменой настоящему миллионеру, который, к сожалению, был не настоящим, а всего лишь бредовой идеей какого-то тринадцатилетнего идиота.
— У Маркуса Симонсена нет сына. Он не женат.
— У него есть сын от предыдущего брака. Маркус Симонсен-младший.
Маркус почувствовал, что вспотел. Становилось трудно уследить за всеми возникающими Маркусами Симонсенами. Был настоящий Маркус Симонсен — он сам. Потом был фальшивый миллионер и альпинист Маркус Симонсен и еще более фальшивый Маркус Симонсен-младший, который был им самим, но одновременно им и не был.
— Почему его зовут «младший»? — спросил он сипло.
— Сыновей миллионеров всегда зовут «младшими».
— Но я же не сын миллионера.
— Нет. Ты должен притвориться.
— Но она не хочет встречаться с младшим. Ей нужен старший.
— Да, но младший — вылитая копия отца. Он встречается с Дианой и возвращает ей веру в жизнь, точно так же как поступил бы старший.
Маркус гулко засмеялся. Легко было Сигмунду сидеть себе спокойненько и использовать супермозг для планов. Ему не надо притворяться никаким «младшим». А почему это, кстати? Он был старше и умел говорить куда лучше Маркуса. Блестящая идея! Он ее предложил. Сигмунд слегка побледнел, но голос звучал презрительно, когда он сказал:
— Струсил?
— Да,— ответил Маркус, что было правдой.
— Ты первым написал письмо. Так что и ответственность вся на тебе.
— Только, чур, не младшим. Ты его придумал. Так что ответственность за младшего на тебе.
Сигмунд оценивающе посмотрел на Маркуса.
— Сыграем в орлянку. Орел — выигрываешь ты, решка — я.
Маркус и слова не успел сказать, как Сигмунд вынул из кармана монету и подкинул ее. Выпал орел.
— Я выиграл, — с облегчением сказал Mapкус, — с Дианой встречаешься ты.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же проиграл.
— То есть ты хочешь сказать, что встретиться с Дианой — это проиграть?
— Нет, но…
— Так-то ты ее ценишь? Она вдруг стала прокаженной, что ли?
— Не то я хотел сказать…
— Если ты думаешь, что она так ужасна, я не понимаю, зачем ты вообще писал ей. Проиграть! Встретиться с человеком, на которого половина Норвегии мечтает взглянуть хотя бы мельком. Я бы рассматривал это как победу!
— Ну вот и встречайся с ней вместо меня.
— Нет, — сказал Сигмунд спокойно. — Я проиграл жеребьевку. Ты выиграл. Везунчик!
Маркус знал, что спорить бесполезно. Не важно, что бы он ни сказал, Сигмунд все равно бы вывернул все его слова наизнанку, на свой лад, а Сигмунд хотел, чтобы с Дианой встретился Маркус. Он сдался.
— А где ты будешь, когда я с ней встречусь? — спросил он слабым голосом.
— Я буду поблизости. Расслабься.
— Я никогда не расслаблюсь, — пробормотал Маркус, — и я не знаю, как ведут себя сыновья миллионеров.
Сигмунд улыбнулся ему:
— Зато я знаю.
Маркус вздохнул:
— Да, я так и думал.
*
Уже темнело, когда они закончили писать список того, что Маркус должен быть выучить, чтобы убедить Диану в его настоящем миллионерстве: вызубрить правила игры в гольф и в теннис, узнать, как торгуют на бирже, ознакомиться с курсами валют, привыкнуть ходить в костюме и галстуке, выучить правила хорошего тона, отточить умение вести беседу и еще научиться вести себя естественно в дорогих ресторанах. В общем, потратить свои летние каникулы практически полностью на то, чего он совсем не хотел.
— Разве так все это необходимо? — спросил он обреченно.
— Всё для Дианы! — сказал Сигмунд и похлопал его по плечу.
— Ну да. Всё для Дианы. Когда начинаются репетиции?
— Завтра. А сейчас мы напишем письмо Диане.
— О том, что я хочу с ней встретиться?
— Нет, думаю, пусть лучше это будет сюрприз. Мы напишем, что у тебя есть сын.
— Нет у меня никакого сына.
— Что у миллионера есть сын.
— Ну да, — сказал Маркус, — сын ведь может сломать летом ногу.
*
Дорогая Диана!
Спасибо за письмо. Какая приятная новость, что ты приезжаешь в Норвегию в августе. Увидеться с тобой было бы верхом моих желаний. Может, мы могли бы вместе ненадолго сходить в горы или сыграть в гольф, если мне удастся отменить важную встречу, назначенную на это время. Кстати, мой сын тоже хотел бы с тобой встретиться. Да, я ведь не писал тебе, что у меня есть сын. От предыдущего брака. Мальчик целиком пошел в отца. Мой кудрявый мальчуган любопытен, как белка, и быстр, как рысь. Но в то же время он вдумчивый паренек. Я ничего не скрываю от Маркуса-младшего. Сейчас он читает Шекспира. Между прочим, у него есть актерские способности. Я не удивлюсь, если в один прекрасный день он сыграет Ромео из «Ромео и Джульетты». Он — утешение и радость для отца в тяжелые минуты. Да, дорогая Диана. Я рассказал немного о сыне. То, что ты называла своего попугая Маркусом, меня порадовало и вселило гордость. От этого я чувствую себя еще ближе к тебе. Может, я тоже куплю себе птичку. Маленькую Диану, которая будет будить нас с сыном каждое светлое летнее утро своим веселым щебетанием.
Надеюсь ты еще напишешь.
Твой Маркус
Про кудрявого мальчугана, любопытного, как белка, и быстрого, как рысь, придумал Маркус, но когда он перечитал письмо, пожалел об этом.
— Может, вычеркнем кудрявого мальчугана?
Сигмунд покачал головой:
— Зачем? «Кудрявый мальчуган» звучит превосходно.
— Но у меня нет кудрей.
— Нет, сейчас нет. Но когда ты увидишься с Дианой, они у тебя будут.
— Этого-то я и боялся, — сказал Маркус и заклеил конверт.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Какой вес у теннисного мяча?
— Он должен весить не менее 56,70 грамма и не более 58,46 грамма.
Сигмунд кивнул.
— Какой он длины?
— У теннисного мяча нет длины, — сказал Маркус, — он круглый.
Сигмунд записался в спортивный зал на теннис в одиннадцать часов. Сейчас было четверть одиннадцатого, и они сидели в кафе и зубрили правила. Сигмунд был в белых шортах, белой футболке с повязкой на голове. Маркус был в коричневых бриджах и голубой футболке. Ракетки они взяли напрокат в зале. Оба ни разу не играли в теннис, но Сигмунд захватил с собой книгу под названием «Как лучше играть в теннис».
— Я имею в виду, какого мяч диаметра?
— Не понимаю, зачем мне это знать!
— Диаметр теннисного мяча составляет максимум 6,668 сантиметра и минимум 6,35 сантиметра.
— Она точно не спросит меня, какой диаметр у теннисного мяча. И между прочим, про вес она меня тоже не спросит.
— Откуда ты знаешь?
— Никого на свете не интересует, сколько весит теннисный мяч.
— Почему же никого, Стефана Эдберга, например.
— Кто такой Стефан Эдберг?
— Теннисист.
— Диана Мортенсен не теннисистка.
— Ну да, а чем, ты думаешь, кинозвезды занимаются в свободное время?
— Они… наверно, расслабляются.
— Именно. И играют в теннис. Как насчет ракетки?
— Что с ракеткой?
— Как она должна выглядеть?
— Мне плевать, — сказал Маркус.
Сигмунд кивнул еще раз:
— Можешь плевать, сколько вздумаешь. Нет никаких правил относительно размера или формы теннисной ракетки.
— Дичь какая, — кисло сказал Маркус.
— Что?
— Что теннисный мяч не может быть больше…
— …6,668 сантиметра.
— Да, а ракетка вполне может быть длиной несколько километров. Тогда я сооружу себе ракетку длиной с целый корт и стану чемпионом мира.
— Хватит о ракетке, — сказал Сигмунд. — Теперь переходим к «вежливости на корте».
В течение следующих сорока минут они изучили не только «вежливость на корте», но и правила игры, подсчет очков, то, как держать ракетку, подачи и необходимые удары: удар справа, удар слева, смеш и удар с лёта.
Маркусу казалось, что голова забита сотнями теннисных мячей, весом минимум 56,70 грамма, которые носились туда-сюда. Он порядком запутался, но Сигмунд, казалось, держит все под контролем.
— Ну вот, ты овладел основной теорией, — сказал он, и они вошли на корт.
— Овладел?
— Да, теперь осталось только научиться играть.
— А ты умеешь?
— Нет, но я видел по телевизору. Не так уж это и трудно.
Оказалось, трудно. У обоих чувство мяча было слабо развито. Те редкие разы, когда им удавалось отбить мяч, он летел либо в сетку, либо прямо под потолок. Иногда он исчезал за сеткой, отделявшей друг от друга два корта. Если Маркус был худшим на свете теннисистом, то Сигмунд был на втором месте с конца, но он отказывался в этом признаваться. Каждый раз, когда он промахивался, он находил этому объяснение. Более того, он делал вид, будто промахивается нарочно.
— Как ты думаешь, почему я сейчас послал мяч в потолок?
— Потому что не смог отправить его через сетку.
— Нет, я показывал тебе, как не надо отбивать мяч. Ты обратил внимание, как я криво держал ракетку?
— Да.
— Вот так делать не надо.
— Понятно.
— И мой удар был тому доказательством.
Так или иначе, Маркусу удалось перекинуть мяч через сетку. Сигмунд отбил подачу, и мяч устремился за ограждение на соседний корт.
— Ну вот, я снова отбил неправильно. Понимаешь?
— Я уже давно все понял, — пробормотал Маркус и пошел за мячом.
Эллен Кристина пришла в спортзал вместе с Муной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16