В газетах было несколько его фотографий; он выглядел угрюмым и надменным и невероятно красивым. Светская хроника величала его Нуреевым в живописи.
Утро я проплакала, пытаясь на что-то решиться. Потом управляющий принес мне счет, и я поняла, что у меня едва хватит денег его оплатить. На следующей неделе мне необходимо найти работу.
Я приняла ванну и вымыла голову. Вид у меня был жуткий — даже макияж не помог. Мне теперь и проституткой не заработать, уныло подумала я — самой приплачивать придется.
Оказавшись на Бонд-стрит, я почувствовала дурноту. Я вдруг вспомнила, что уже несколько дней ничего не ела. Я зашла в кафе и заказала омлет, но, когда я съела кусочек, меня чуть не вырвало. Бросив фунт в уплату, я выбежала на улицу. Поблизости находилось агентство, где в доброе старое время мне подыскивали работу. Я вновь попала в знакомый комфортабельный, в коврах и цветах, мир, который, как я думала, я покинула навеки. Меня попеременно бросало то в жар, то в холод.
Директор агентства Одри Кеннвэй согласилась принять меня. На ней было безупречное, совершенно жуткого вида желтое платье и жакет. Она окинула меня любопытным взглядом сильно подведенных глаз.
— Рада видеть вас, Эмили, — проворковала она. — Как ваша новая жизнь? Собираетесь на скачки в Нью-маркет или в Канн на кинофестиваль?
— Вообще-то я никуда не собираюсь. Я ищу работу, — выпалила я.
— Работу? — Она приподняла выщипанные почти до полного отсутствия брови. — Неужели? Я думала, ваш красавец муж имеет такой успех, судя по сегодняшним газетам.
Кроваво-красные ногти забарабанили по столу.
— С этим покончено, — пробормотала я. — Ничего не вышло.
— Очень жаль, — сказала она. «Я так и думала», прочитала я в ее глазах. Любезность ее заметно пошла на убыль.
— Сейчас нет спроса, повсюду идут сокращения, — сказала она.
— О Боже мой, в мое время от предложений отбоя не было.
Одри Кеннвэй холодно улыбнулась.
— Вам придется приукрасить себя немного.
— Я знаю. Я была нездорова. Но я ведь и печатать умею. А когда я была худая, вы мне и на телевидении работу находили и в фотоателье. Сейчас я еще тоньше стала.
— Не уверена, что могу найти вам что-то подходящее в настоящий момент. Хотя постойте, кому-то требовался делопроизводитель.
Длинные красные ногти начали перебирать карточки в картотеке. Слезы подступали к моим глазам. С минуту я боролась с собой, потом вскочила.
— Извините, я не могу вести дела. Я себя в порядок привести не могу. Мне не следовало приходить. Вы правы, мне сейчас не до работы, мне сейчас не до чего.
Разрыдавшись, я выбежала из конторы и выскочила на улицу. Галерея Рори находилась на расстоянии двух улиц. Медленно, как будто увлекаемая невидимой рукой, я направилась туда. Зайдя в аптеку, я купила на последний фунт темные очки. От них было мало толку, красные глаза они прикрывали, но слезы струились из-под очков. Я с трудом добралась до Графтон-стрит, 212 — это был адрес галереи. Колени у меня подгибались, в горле пересохло.
В витрине была выставлена одна из картин Рори. Это был пейзаж — вид Иразы. Его рассматривали две полные женщины.
— Не люблю я эти современные штучки, — говорила одна.
С сильно бьющимся сердцем я вошла и тут же испытала горькое разочарование, убедившись, что Рори там не было. Я осмотрелась по сторонам. Картины смотрелись великолепно. Ко многим были прикреплены красные билетики с надписью «Продано». У стола какой-то американец выписывал чек молодому человеку без подбородка.
Я бродила по залу очень гордая, но в то же время мне было досадно, что люди могли купить что-то, бывшее частью Рори.
Разделавшись с американцем, молодой человек без подбородка подошел ко мне.
— Могу я вам помочь?
— Я пока просто смотрю, — отвечала я. — Вы, однако, уже много продали.
— Да, вчера нам повезло, а сегодня мы продали еще четыре картины, и должен вам сказать, — таинственно прошептал он, — сам художник нам мало в чем способствовал.
— Что вы имеете в виду?
Молодой человек без подбородка пригладил свои светлые с золотистым оттенком волосы.
— Он — талант, в этом ему не откажешь, но, откровенно говоря, с ним тяжело иметь дело. Ему плевать, имеет он успех или нет.
Он наклеил билетики еще на две картины.
— Я всегда думал, что он довольно равнодушный тип, как будто ему и дела ни до чего нет. Но сейчас у него вообще убийственное настроение. Говорят, от него жена ушла. Не могу сказать, что я ее осуждаю. Они были женаты только полгода. Он совершенно развинтился. Презентацию для прессы он вообще провалил. Я специально собрал толпу журналистов, так он не стал даже с ними разговаривать, торчал все время в дверях, надеясь, что она придет.
Я прислонилась к стене, чтобы удержаться на ногах.
— Вы говорите, жена его оставила? — переспросила я медленно. — Вы уверены, что он из-за этого так расстроен?
— Абсолютно уверен. Я вам покажу ее портрет.
Мы перешли в другой зал. Я собрала в кулак остатки воли, приготовившись увидеть роскошные формы обнаженной Марины.
— Вот, — сказал он, указывая на небольшой портрет маслом напротив окна. Колени у меня подогнулись, я задыхалась. Это была я, в джинсах и старом свитере, невероятно печальная. Я и не знала, что Рори написал это. Слезы жгли мне веки.
— Вы уверены, что это она? — прошептала я.
— Ну да. Это прекрасный портрет, но она в подметки не годится той рыжей красотке, которую он всегда писал обнаженной. Но о вкусах не спорят, я полагаю. Послушайте, вам что, нехорошо? Вы бы, может быть, присели?
Он посмотрел на полотно, потом на меня.
— Подождите, — сказал он в полном ужасе, — какое чудовищное хамство с моей стороны. Этот портрет — ведь это вы? Простите, пожалуйста, я не хотел вас обидеть.
— Вы меня не обидели, — я смеялась сквозь слезы. — За всю жизнь я не слышала ничего более замечательного. А вы случайно не знаете, где он остановился?
Глава 33
Я бежала к метро, раздираемая самыми противоречивыми чувствами. Был час пик. Сражаясь с толпой, я пыталась утишить бушевавшее внутри меня смятение. Этого не может быть, не может быть. Когда я уже спустилась по лестнице, меня чуть не сбило с ног восторженно визжавшее черное существо, подпрыгивавшее и лизавшее мне лицо, исступленно махая при этом хвостом.
— Вальтер, — зарыдала я, обхватывая его за шею, — Вальтер, где твой хозяин? — Я подняла глаза и увидела Рори. Нас разделяла толпа.
— Ко мне, мерзкая тварь! — закричал он. Его прищуренные глаза перебегали с одного лица на другое, приближаясь ко мне. Словно притягиваемые неистовой силой моего желания, они остановились на мне, и я увидела, что он остолбенел.
Я пыталась позвать его, произнести его имя, но звуки застряли у меня в горле.
— Эмили! — закричал он, начиная пробираться сквозь толпу. — Эмили, любимая! — Он наконец пробился ко мне. — Никогда больше не убегай от меня!
Притиснув меня к стене, плечами загородив от толпы, он целовал меня ожесточенно и жадно. Я плакала от счастья и любви.
Через несколько минут я отпрянула, задыхаясь.
— Мы не можем здесь оставаться, — сказал он и, что-то невнятно бормоча, потащил меня наверх, на улицу, а потом через дорогу в свой отель, где он снова принялся целовать меня в лифте, не обращая ни малейшего внимания на лифтера. Вокруг скакал Вальтер Скотт, пытаясь лизать мне руки.
— Какого дьявола ты от меня сбежала? — сказал он, захлопывая за нами дверь спальни. Это было больше похоже на прежнего Рори. — Последние десять дней были самыми ужасными в моей жизни. А бедный Вальтер, каково ему было, по-твоему, лишиться семьи?
— Я думала, ты не любишь меня, — сказала я, обессиленно падая на постель.
— Господи, сколько раз я пытался дать тебе понять. Разве я мало потратил сил, отпугивая от тебя этого самодовольного сукина сына, Финна Маклина? Я чуть в него пулю не всадил, когда застал его с тобой в больничном коридоре. А последние несколько дней я с ума сходил от ревности, когда он являлся к нам во все часы дня и ночи и вел себя так, словно ты его собственность. Я старался проявлять сдержанность, когда ты вернулась из больницы. Мне не хотелось торопить события, но каждый раз, когда я пытался объясниться с тобой, ты шарахалась от меня, как испуганная лошадь.
— Я думала, ты хотел сказать мне, что не можешь жить без Марины, что ты остался со мной только из-за чувства вины.
— Да нет, с этим все было кончено в тот вечер, когда ты застала нас в постели и вышвырнула меня из дома. Мы поехали в Эдинбург, но жизнь с ней оказалась сущим адом. Она мне так действовала на нервы своей болтовней, что мне хотелось ей шею свернуть. Я мог только думать о тебе и как я гнусно с тобой поступил. Но тут появился мой блудный папаша, и я обнаружил, что между мной и Мариной нет никакого родства. Я мог бы жениться на ней, особенно теперь, когда бедняга Хэмиш отдал концы. Но я понял, что мне не нужно никакой другой жены, кроме тебя.
Краска радости залила мне щеки.
— Но в тот день, когда вы все пошли стрелять голубей, Марина сказала мне, что ты собирался просить у меня развод.
— Марина никогда не отличалась правдивостью. Она знала, что я собирался объясниться с тобой. Мы тогда полночи с ней проговорили. Она сказала, что ты без ума от Финна и я должен дать тебе свободу.
Он сел на кровать и обнял меня.
— Ты уже больше им не увлекаешься? Он такой надутый, спесивый, самодовольный зануда. Когда ты сбежала, я боялся, что ты ушла к нему. Я позаимствовал у Бастера самолет и посадил его в парке в Глазго — по этому поводу вышел небольшой скандал. Я пришел к нему в гостиницу и вытащил его из постели. Он здорово разозлился.
— Еще бы, — сказала я. — Неужели ты так и сделал?
— В самом деле. Сколько я должен убеждать тебя, что я тебя люблю? Не думаю, чтобы такое случалось раньше на Иразе. Кто когда-нибудь влюблялся до потери сознания в собственную жену?
Я еще больше покраснела и потупилась.
— Ради Бога, Эмили любимая, посмотри на меня.
Взяв его руку, я прижала ее к своей щеке.
— Я была так несчастна. А потом я увидела в галерее свой портрет. Мне сказали, что ты отказался его продать.
— Я нигде не мог тебя найти. Я звонил твоей матери и Нине каждые пять минут, надеясь узнать о тебе.
— Боже мой, а я им специально не стала звонить, потому что была уверена, что ты тоже не станешь у них объявляться.
Я взглянула на него. Он улыбнулся, и впервые в его улыбке я не увидела насмешки. И я заметила, каким бледным и усталым он выглядел, с отяжелевшими, словно после многих бессонных ночей, веками.
— Ты скучал по мне, — сказала я изумленно. — Я верю, что ты и правда меня любишь.
— А теперь я тебе это докажу, — сказал он торжествующим тоном, расстегивая «молнию» у меня на платье.
Я внезапно оробела.
— Я так давно этим не занималась, что, наверно, потеряла сноровку.
— Не волнуйся, как с плаванием и ездой на велосипеде, раз постигнув это искусство, уже никогда его не утрачиваешь. Убирайся, Вальтер, — сказал он, спихивая на пол упирающегося Вальтера Скотта, — тебя сюда не приглашали.
Когда его губы коснулись моих, мы оба задрожали. Какая-то сумасшедшая радость овладела мной. Я чувствовала биение его сердца рядом с моим, его поцелуи становились все более страстными и настойчивыми, и шум машин с улицы доносился все слабее, заглушаемый ударяющей мне в виски кровью.
Когда мы кончили, за окном стемнело.
— Это было чудесно, — вздохнула я. — Мы должны делать это чаще.
— Мы так и будем, ночью и днем. Любимая, — сказал он вдруг озабоченно, — ты думаешь, ты сможешь вытерпеть мой дьявольский нрав ближайшие лет этак шестьдесят?
— Пожалуй, — сказала я. — Если время от времени я буду получать такую компенсацию.
Рори тихо засмеялся, поглаживая мне шею. Закурив сигарету, он одной рукой привлек меня к себе.
— Рори, — сказала я через несколько минут, — я знаю, ужасно говорить об этом в такой момент, но я умираю с голоду.
— И я тоже.
— Не пойти ли нам куда-нибудь поужинать?
— Нет, я могу захотеть тебя между вторым и десертом, а в ресторане это было бы неловко. Я закажу что-нибудь в номер.
Открывая немного позже бутылку шампанского, он сказал:
— Милая, ты ничего не будешь иметь против, если мы больше не вернемся на Иразу?
— Против? — переспросила я, не веря своим ушам. — Разумеется, нет.
— Мне надоело писать овец и скалы, — продолжал он. — Я хочу писать тебя на солнце и дать тебе полдюжины детей, чтобы тебе больше не приходило в голову убегать от меня.
— Но ты любишь Иразу.
— Она утратила для меня свою прелесть. Во-первых, я хочу, чтобы ты была подальше от Финна. Во-вторых, Марина не даст нам покоя. Обществом мамочки и Бастера я сыт по горло на несколько лет вперед. Да и к тому же мой новый папаша там обосновался.
— Что он делает целыми днями? — спросила я. — Он все еще влюблен в Бастера?
— Да. Они оба пристрастились к виски и воспоминаниям о бурно прожитой жизни. Но у Алексея есть еще одно на уме. Хороводясь со мной, Марина всегда твердила, что ей нужен мужчина постарше. Хэмиш оказался слишком стар, зато Алексей немного похож на меня и очень успешно утешает ее.
— Боже мой, — я была поражена. — Ну и ну. Ты хочешь сказать…
— Пока еще нет. Марина так нравится себе в черном, что год она протянет, но она так богата, а Алексей так беден, что у них наверняка что-нибудь получится.
— А ты не ревнуешь? — спросила с тревогой я.
— Ничуть. — Он поцеловал меня. — Но себе в мачехи я не хотел бы ее заполучить.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17