– Я абсолютно трезв, – ответил Леннокс. – За целый день я не выпил ни капли.
– При такой погоде это, наверное, очень тяжело. Должно быть, вы умираете от жажды.
– Мое физическое самочувствие значительно лучше, чем состояние души. Я думал, что у меня нет никакой надежды. Можете себе представить, я совершенно не ожидал, что у меня не будет соперников, и должен вам в этом честно признаться. Но раз дела обстоят именно так, мне остается только задать вам один вопрос. Не хотите ли взять меня?
– Взять вас? – глупо переспросила Фрэнсис.
– Разумеется. Разве вы не поняли меня? Вы предложили себя любому, кто готов жениться на вас. По крайней мере, это я могу вам гарантировать, хотя я в долгах и разделываюсь с одним долгом только для того, чтобы тут же влезть в другой. Но я стою больше, чем пару тысяч в год.
Фрэнсис повернулась к нему и спросила:
– Вы в своем уме или только притворяетесь, что трезвы?
– Как я могу быть не трезвым, если даже не выпил и кружки пива? Я пил воду, одну только воду, и она безобразно булькает во мне, ведет себя, как дикий зверь, которого загнали в клетку!
– Надеюсь, что вы не повредите свой желудок и, может быть, даже постепенно привыкните к ней, – ответила Фрэнсис, стараясь не рассмеяться.
– Никогда в жизни! Это был совершенно особый случай!
– Если вы женитесь на мне, у вас будет много подобных случаев. Впрочем, не думайте, что я принимаю вас всерьез, кузен.
– Нет, вы должны принимать меня совершенно серьезно. Неужели вы думаете, что я примчался сюда из Кобхем Холл, чтобы дурачиться? Ведь я уговаривал себя, что мне лучше никогда больше не встречаться с вами.
– Тогда почему же вы здесь?
– Потому что, когда я понял, что у меня появился шанс… Я не смог справиться с собой. Бог свидетель, вы жестокая негодница, Фрэнсис Стюарт, и я дурак, что предлагаю вам свое сердце. Однако вот оно. Возьмите или откажитесь.
– Разумеется, откажусь, – немедленно ответила Фрэнсис.
– Значит, вы не просто негодница, но еще и дура. Джулия Ла Гарде не сомневается, что вы слегка не в себе. И мне кажется, что наш кузен, король, приложил к этому руку. Сказал, наверное, что не намерен больше позволять дурачить себя и что вы должны решить наконец либо вы принимаете его условия, либо…
– Либо – что? – нетерпеливо спросила Фрэнсис.
– Честное слово, я понятия не имею, чем он угрожал вам. Не могу сказать, что я симпатизирую Карлу. Может быть, он вполне заслуживает вашего отношения, но в случае с вами он проявил себя с самой лучшей стороны. И его нельзя осуждать, если, потеряв терпение, он силой хочет добиться от вас того, чего многие мужчины на его месте уже давно добились бы.
– Прекратите! – закричала Фрэнсис, и Леннокс почувствовал, как задрожали ее руки, которые он все это время не выпускал из своих.
Однако он вовсе не намерен был молчать.
– Мне кажется, было бы лучше для вас, если бы вы уступили ему.
– Но я не могу! Не могу! Я лучше умру! Неужели вы не понимаете, что я не могу?!
– Да, я понимаю… – тихо ответил Леннокс.
– И совсем не потому, что я обманщица и притворщица. Я никогда не хотела ни обманывать, ни притворяться, и мне кажется, что я никогда это не делала. Сперва мне было просто весело, все казалось игрой – забавной, увлекательной игрой, которая никому не причиняла никакого вреда. Я могу признаться вам, что, если бы я любила Карла, все остальное перестало бы волновать меня, я просто забыла бы обо всем… Но… Я хочу быть честной с вами, хотя вы этого совсем не заслуживаете, потому что очень грубо обошлись со мной. Иногда мне просто кажется, что я вообще не могу полюбить так, как любят женщины… Я очень люблю короля. Если бы он был моим братом… о, я была бы очень предана ему, но принадлежать… нет, я не могу… Если бы королева умерла, это было бы ужасно, потому что я не смогла бы отказаться стать его женой… Но… это было бы для меня невыносимо… Наверное, правы те, кто говорит, что у меня холодное сердце, и мне часто бывает очень грустно из-за этого.
Наступило молчание. Они ехали в сторону Челси и Кенсингтона.
– Он слишком стар для вас, – сказал Леннокс спокойно и доверительно. – И у него было слишком много женщин. Именно это и отталкивает вас. А другие – те, которые вокруг вас крутятся, – они лучше?
– А вы? – ответила она вопросом на вопрос. – Вы сами лучше? Вы были дважды женаты.
– Разумеется, я не новичок, – самодовольно ответил Леннокс, и глаза Фрэнсис наполнились слезами, потому что эта его уверенность в себе всегда очень раздражала ее. – Но я был женат на женщинах, которых любил. И какой бы печальной ни была моя вторая женитьба, я не виноват в смерти моей жены: когда я узнал, что она больна, были приглашены лучшие врачи. Они сказали, что болезнь началась очень давно, и когда я узнал об этом, то дал ей слово, что ни пенни из ее приданого не потрачу на себя, а использую все деньги для восстановления и ремонта Кобхема. Она умерла счастливой, не зная, что умирает. Что же касается Бетти, то я все рассказал вам во время нашей первой встречи.
В его голосе не осталось никакой самоуверенности, он стал тихим и печальным. Однако Фрэнсис решила спросить его о том, что уже давно интересовало ее и будоражило ее любопытство.
– А что произошло с Елизаветой Гамильтон? Кажется, она отказала вам, кузен, Шевалье де Грамон рассказывал, что когда вы ухаживали за ней, сказали, что без приданого не женитесь.
– Она сама спровоцировала это. Она настаивала на том, чтобы король обеспечил ее приданым за те услуги, которые ее отец оказывал ему в начале Реставрации. Когда приданое было обещано, она рассмеялась мне в лицо и сказала, что любит де Грамона, который не смог бы жениться на ней без этого приданого, потому что проигрался дотла. Она вышла за него замуж, не так ли?
– Да, но…
– Эта пара гнусно обошлась со мной, и нет ничего удивительного в том, что они меня презирают. Им гораздо удобнее представлять меня негодяем и интриганом.
– Возможно, вас приятно удивит то, что и у меня тоже есть кое-какие деньги. Мои драгоценности стоят не менее десяти тысяч. А, может быть, даже и больше, – с гордостью сказала Фрэнсис.
– И вы ничего не оставите себе. Во всяком случае, ничего, что было подарено королем.
Неожиданная страстность этих слов не только удивила, но и успокоила Фрэнсис.
– Может быть, о нас обоих думают превратно. Клянусь вам, в моем поведении было больше глупости, чем злого умысла! И все-таки не кажется ли вам, что будет лучше, если я попрошу короля отпустить меня в монастырь?
– Никогда! Только попробуйте, и я насильно увезу вас!
Он обнял ее и, прижав к себе, стал искать ее губы. Она попыталась увернуться от этих объятий, чего никогда не позволяла себе с королем. Но он не собирался выпускать ее и, найдя ее губы, нежно, но настойчиво приник к ним. У Фрэнсис неожиданно пропало всякое желание сопротивляться ему, настолько нежным был этот поцелуй, и, к своему удивлению, она почувствовала, что ей легко и приятно отвечать ему. Она привыкла к ласкам опытных и жадных рук короля, которые заставляла себя терпеть, а Леннокс обнимал ее уверенно и спокойно, и ей было приятно чувствовать прикосновение его щек к своему лицу.
Потом, когда она прижалась к его плечу, ее маленькая шляпка, которая очень ненадежно сидела на локонах, совсем сбилась на затылок. Фрэнсис с трудом произнесла слова, в которых были и искренность, и застенчивость:
– Я не всегда бываю ветреной и глупой.
– Разве я сам не знаю этого?
– Откуда?
– Разве вы не огорчались, когда болела королева, вместо того чтобы радоваться? Разве вы не сочувствовали мне, когда я рассказывал вам о смерти Бетти? Разве я не понял, что для вас иметь такой дом так же важно, как и для меня самого? У вас гораздо больше оснований сомневаться во мне, чем у меня – в вас, потому что у меня репутация распутника и мота. Если говорить честно, я довольно равнодушен к женщинам, хотя остальное – правда. Пьянство и расточительность – вот мои основные пороки.
– Привычки, – мягко поправила его Фрэнсис. – Разве вам захочется напиваться, если вы будете счастливы?
– У меня нет определенного ответа на этот вопрос, хотя моя самая большая радость – Кобхем, и там я могу быть трезвым. По крайней мере, когда занят.
– Но вы же сказали мне, что в вашем доме хватит дел на годы. Что же касается расточительности… наверное, в этом нет большого греха, ведь вы же на свои деньги снарядили эти каперы. И потом… есть еще Кобхем… Если бы это был мой дом, я согласилась бы целый год обходиться без новых нарядов и все деньги тратить только на него…
– Именно этого я и ждал. Кобхем способен разорить меня.
Леннокс был одновременно и доволен, и расстроен, и Фрэнсис показалось, что он помрачнел. Она инстинктивно сжала его руку, чтобы успокоить.
– Есть еще кое-что, что должно быть вам приятно, – прошептала она. – Хоть я и рассердилась тогда, но все-таки вспоминала вас. Больше года назад я мечтала… Но тогда вы не обращали на меня никакого внимания…
– Как я мог показать, что неравнодушен к женщине, которая вот-вот станет моей королевой? Я рискнул сейчас сказать вам о своих чувствах только потому, что Джулия уверена: с вами случилась беда, о которой вы никому не говорите.
– О да, случилась! Король дал мне время – до того дня, когда мне исполнится девятнадцать лет. До следующего месяца. Потом я должна отдаться ему по собственной воле, или он… Замужество представляется мне единственным выходом, я подумала, что он, наверное, не станет мстить человеку, который захочет увезти меня куда-нибудь в тихое место, где не будет людей, и сделать так, чтобы про нас все забыли. Но вы – совсем другое дело… Вы принадлежите к королевской семье, и у вас большое состояние. А когда Карл разозлится, он вполне может уничтожить вас…
– Да, – согласился Леннокс, – может…
– Но нам, наверное, поможет королева, – с надеждой сказала Фрэнсис. – Если и она ничего не сможет сделать… Неужели Карл сможет разлучить нас?
Фрэнсис почувствовала, как в ее сердце вошел страх. Леннокс не выпускал ее из своих объятий, а она думала о том, что услышала от него…
Он сердился на нее и был с нею нежен и ласков. Он честен с ней. Возможно, у него немало прегрешений, и он сам признает это, но кто безгрешен? У нее не было оснований сомневаться в его любви, и она понимала, что, женившись на ней, он сильно рискует, потому что у него не было уверенности в ее чувстве к нему.
– Возможно, я принесу вам только волнения и неприятности, – сказала она, но он рассмеялся.
– С самого первого момента, как я увидел вас, именно это и происходит, но я знал, что без вас мне не будет покоя. Если вы станете моей женой, клянусь, я буду верен вам до конца своих дней. Я буду любить вас, и со временем вы ответите на мою любовь.
– Да, – сказала Фрэнсис. – Я верю, что будет именно так.
И только тогда Леннокс приказал ехать в Уайтхолл, и они были уже вблизи набережной, она вновь почувствовала волнение и страх, которые испытывала во время всей этой поездки.
– Обещайте мне, что какие бы ни возникли трудности, вы позволите мне поговорить с королем. Он действительно привязан ко мне и, как бы ни был зол, вряд ли сможет испортить мне жизнь или разбить мое сердце жестоким обращением с вами, – торопливо проговорила она.
И тут Леннокс задал вопрос, который на его месте задал бы любой влюбленный:
– А это действительно разобьет ваше сердце?
– Сознавать, что я причина ваших несчастий? Конечно, я буду страдать.
Фрэнсис понимала, что это не совсем тот ответ, которого ждал от нее Леннокс, и говорила с некоторым смущением.
Мысленно он тяжело вздохнул. Она кокетка и всегда будет поступать по-своему.
– Пусть будет так, как вы хотите. Это правда, что Карл никогда не мстит женщинам, хотя Барбара Каслмейн давала ему немало поводов. И Люси Вальтер, если, конечно, то, что говорили про нее, – правда. Как бы там ни было, Карл – не Генрих Восьмой, и он не отправит меня в Тауэр, чтобы мне там отрубили голову.
Несмотря на все самообладание и на свою природную храбрость, Фрэнсис сжалась от страха и почувствовала, как замирает сердце, когда впереди замаячила громада Уайтхолла. Больше всего на свете ей захотелось никогда в жизни не переступать порог этого людского муравейника, наполненного интригами, несмотря на то, что сам дворец был прекрасен, а она всегда занимала там привилегированное положение.
Фрэнсис и Леннокс вместе прошли по длинным коридорам, не привлекая особого внимания, ибо, хоть он и нечасто появлялся при Дворе, все знали, что у него есть собственные апартаменты в Баулинг Грин, недалеко от Уайтхолла, где он всегда и останавливается, когда приезжает в Лондон. Кроме того, в коридорах было значительно меньше народа, чем обычно, но когда они свернули в один из переходов, там вообще не оказалось никого, кроме двух самых значительных персон в Англии, с которыми в этот трудный для них обоих момент они и хотели, и боялись встретиться.
Король и королева, и он, и она, в прекрасном настроении – шли им навстречу. Карл держал Екатерину за руку, она внимательно смотрела на него, склонившегося к ней, и смеялась своим мягким, нежным смехом, который даже ее злопыхатели вынуждены были признать прелестным.
У Леннокса вырвалось какое-то сдавленное восклицание, однако Фрэнсис, хоть ей с трудом удавалось сдерживать нервную дрожь, сразу же поняла, что ей представляется прекрасный случай и лучшего может просто не быть. Глядя с мольбой то на короля, то на королеву, она склонилась перед ними в почтительном поклоне.
– Ваше Величество, – запинаясь, начала она.
И Екатерина, и Карл снисходительно смотрели на нее.
– В чем дело, Фрэнсис? – наконец прошептала королева, протягивая ей руку.
Король, который сперва улыбался Фрэнсис, нахмурился и посмотрел на Леннокса.
– Мадам! – воскликнула Фрэнсис дрожащим голосом. – Я прошу вашего разрешения и благословения. Умоляю вас вверить нас обоих – моего кузена, герцога Леннокса и Ричмонда, и меня – Его Величеству… Он просит меня… О мадам…
И Фрэнсис заговорила быстро и сбивчиво, стараясь не смотреть на Карла, а только в добрые глаза Екатерины…
– Мы любим друг друга и хотим стать супругами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43