Любовь Карла к ней, которая ни у кого не вызывала сомнений, давно поставили Фрэнсис в особое положение при Дворе, однако сейчас на нее смотрели с новым, нескрываемым интересом. В эти дни и недели, когда королева боролась со смертью, заключались пари, станет ли Фрэнсис ее преемницей. По мере того, как проходило время, все видели, как Карл стремится быть именно с Фрэнсис в те редкие минуты, когда может оставить королеву, и количество желающих поставить против Прекрасной Стюарт стремительно уменьшалось.
При королеве находились только самые близкие ей люди, к тому же имеющие навыки сиделок, однако Фрэнсис знала обо всем со слов короля. Когда у него выдавалось время, он посылал за ней, и она выслушивала все, что он хотел ей рассказать, и старалась его успокоить. Фрэнсис делала это так искренне и сердечно, что и в его отношении к ней стало гораздо больше благодарной привязанности, чем страстного желания.
Чаще всего они встречались в апартаментах Барбары. Каждый вечер он ужинал с ней, но требовал, чтобы присутствовала и Фрэнсис, и Барбара была вынуждена подчиниться этому требованию. Теперь уже и у Барбары не осталось никаких сомнений в том, что – выживет Екатерина или умрет, – у нее, у Барбары, есть замена. Вполне вероятно, что король, очень привязанный к детям, которых она родила ему, никогда не позволит себе полностью порвать с ней отношения, но она утратила всякое влияние на него, и он стал к ней совершенно равнодушен. Ни лесть, ни сцены больше не действовали на него, так что Барбара почла за лучшее притворяться, что по-прежнему дружна с Фрэнсис, хотя это и было грубой ложью.
Фрэнсис, в своем юношеском неведении и неумении разбираться в сложностях человеческих характеров и отношений, не догадывалась, какой удар был нанесен по самолюбию Барбары. Ей было известно, что любовником леди Каслмейн был Генрих Джермин и что, охладев к нему, она обратила свое внимание на другого молодого человека, который незадолго перед этим появился при Дворе и был в приятельских отношениях с Букингемом. Зная все это, Фрэнсис никак не могла понять, почему Барбара должна страдать от равнодушия короля. Все, что она могла требовать от него, – это выполнения своих обязательств, а это он будет делать. И делает.
На какое-то время Фрэнсис была спасена. Сейчас Карлу нужна была не любовница, а друг, а именно другом его она и хотела быть. Никогда раньше она не ощущала в себе так много глубоких женских чувств и так мало кокетства, никогда раньше в ее сердце не было столько нежности и сострадания, как теперь, когда она видела, как Карл без устали вышагивает по гостиной с мрачным, печальным лицом и чаще всего говорит невпопад.
Барбара с трудом подавляла в себе ярость от того, что ее апартаменты используются королем для встреч с Фрэнсис. Прекрасные кушания, которые подавались, оставались нетронутыми, и Карл смотрел на нее невидящими глазами и, казалось, вовсе забывал о ее присутствии. Он мог без всякого извинения удалиться в ее спальню, и при этом его совершенно не волновало, где и с кем она.
– Пожалуйста, прошу вас, вы не должны терять надежду, – говорила Фрэнсис королю, который сидел в кресле, закрыв лицо руками. – Королева пытается сопротивляться болезни, и это значит, что она хочет жить. Разве это не утешает вас? Вам следует помочь ей, она должна видеть, как вы любите ее и как она вам нужна.
– Бог свидетель, я делаю все, что в моих силах, – с отчаянием ответил он, – но я не очень много думал об этом, когда она была здорова.
– Нет, нет. Это совсем не так. Я знаю об этом. Иногда королева делилась со мной, рассказывала, как вы добры к ней. И вы никогда не позволили бы кому-нибудь обидеть ее. Она всегда знала… Как бы точнее выразиться?.. Вот: она всегда знала, что ее положение прочно. Она была вашей женой, с которой вы бы никогда не согласились расстаться.
– Да, слава Богу, это она знала, – прошептал Карл.
– И теперь, когда она видит вас возле своей постели, это помогает ей гораздо больше, чем все лекарства докторов, – настаивала Фрэнсис.
Он неожиданно рассмеялся – каким-то неестественным, сдавленным смехом и посмотрел на нее несчастными, затравленными глазами.
– Идиоты! От них больше вреда, чем пользы! Она, несчастная, сражается с болезнью, а я вынужден бороться с ними за тот жалкий шанс, который еще остался у нее. Если разрешить им делать все, что они хотят, они станут устраивать ей кровопускания до тех пор, пока она не впадет в кому. А их дурацкие лекарства… Голубей убивают дюжинами и их тушками обкладывают ей ноги! Бедная моя, несчастная! В комнате из-за них стоит такой ужасный запах, что ей просто нечем дышать… А что касается церковников, так они, по-моему, ничуть не лучше со всеми своими чудодейственными средствами. Сегодня у меня была настоящая битва с ними. Они готовы были обрить ее наголо, чтобы надеть ей на голову какой-то сосуд, который они считают священным…
– Счастье, что вы – король, и никто не смеет ослушаться вас, – сказала Фрэнсис. – О Карл, такие красивые волосы…
– Мне пришлось согласиться, чтобы их коротко подстригли, иначе, если она умрет, скажут, что это я ее убил. Впрочем, если случится худшее, скажут именно так. Она умоляла, чтобы ей дали возможность подышать свежим воздухом, и я открыл окна. Я настоял, чтобы сменили простыни, потому что она ужасно потеет. Я сам надел на нее свежую рубашку и вытер ее маленькое, несчастное тело, которое горело, как… Видели бы вы их лица!..
Вскочив с кресла, он снова принялся ходить по комнате, и Фрэнсис сказала:
– Если когда-нибудь нечто подобное случится со мной, я могу только молить о такой сиделке…
Карл посмотрел на нее. Впервые за все это время он снова увидел в ней ту прекрасную девушку, которую он желал до того, как на него обрушилось это страшное горе. И он снова будет стремиться к ней. Он прекрасно это знал и не скрывал от себя, что, если Екатерина умрет, она будет нужна ему как жена, а если останется жива – как любовница. Однако сейчас в их отношениях не было ничего плотского, и только она одна могла утешить его и дать ему покой.
– Женщины могут быть настоящими ангелами, – сказал он. – Я никогда не думал, что вы… Может быть, в наших чувствах к королеве есть что-то общее…
– Да, конечно. Я знаю, что Ее Величество всегда доверяла мне, – сказала Фрэнсис, надеясь, что если Екатерина останется жива, эти слова не забудутся.
– Только послушайте, о чем она думает! – воскликнул Карл. – Она верит, что родила сына, бедняжка, и страдает от того, что ребенок уродлив. Что мне остается делать? Я стараюсь развлечь ее и говорю, что мальчик прелестен. Если она выживет, у кого повернется язык сказать ей, что ребенок умер, потому что она не доносила его? Это убьет ее.
– Нет. Если вы сами скажете ей об этом. Если вы сможете внушить ей, что любите ее, именно ее, даже если у вас никогда не будет больше детей.
– Любовь такого мужа, как я, непостоянного негодяя, не может быть большим утешением.
– И все-таки это утешение, Карл. И вы это знаете, – ответила Фрэнсис и спросила с надеждой:
– Разве вы не можете быть верным ей в будущем? Он перестал ходить по комнате, остановился, потом подошел к Фрэнсис и внимательно посмотрел на нее.
– Я так устроен, – с горечью сказал он. – И – Бог свидетель – если вы можете думать по-другому, значит, вы еще совсем ребенок. Он с силой притянул ее к себе, обнял и поцеловал. Но в этом поцелуе не было страсти. Фрэнсис обняла его, как она могла бы обнять любое другое страждущее существо, гладила его по волосам и с грустью заметила, что за последние десять дней в них появилась седина.
– В это время, к вечеру она немного успокаивается, и иногда ей даже удается поспать, – сказал Карл. – Потом она будет чувствовать себя хуже, и я должен быть там.
– Как бы я хотела хоть чем-нибудь быть вам полезной! – совершенно искренне воскликнула Фрэнсис.
– Вы помогаете мне. Неужели вы можете в этом сомневаться? Милостивый Боже! Чего только нет в мужском сердце!
В тот вечер Фрэнсис ушла из апартаментов Барбары вместе с королем. Они шли, держась за руки, в сторону покоев королевы по длинным коридорам и комнатам, в которых было полно народа, но ни он, ни она не замечали любопытных и удивленных взглядов. Карл механически отвечал на поклоны, которыми его приветствовали придворные, а Фрэнсис даже не пыталась высвободить свою руку. Правда, она предприняла робкую попытку сделать это, когда уже совсем близко от спальни королевы, в коридоре, увидела герцога Леннокса и Ричмонда.
Со дня их последней встречи прошло много месяцев, и в последнее время Фрэнсис очень редко вспоминала о нем, но сейчас, увидев, как мрачно он смотрит на нее, она побледнела. Король, почувствовав, что Фрэнсис хочет выдернуть свою руку, был несколько удивлен, но, увидев Леннокса, все понял.
– Давно я не видел вас, кузен, – сказал он. – И сейчас мы встретились в печальное время. Если бы не болезнь королевы, я пригласил бы вас сюда, чтобы поблагодарить за предприимчивость и отвагу. Это была прекрасная мысль – использовать флотилию каперов.
– Моя заслуга лишь в том, сэр, что я воспользовался тактикой, известной со времен королевы Елизаветы. Если бы нам не удалось добиться успеха, по крайней мере Адмиралтейство осталось бы в стороне. Но мы смогли застигнуть датские торговые суда врасплох.
– Мне это известно. Это был прекрасный удар по противнику. И если бы не нынешние печальные обстоятельства – самое важное для меня. Однако сейчас мои мысли полностью заняты королевой, ее болезнью. В эти часы она обычно бодрствует, и я должен поспешить к ней. Оставляю нашу кузину на ваше попечение.
Король поцеловал Фрэнсис руку и, жестом остановив ее попытку проститься с ним поклоном, ушел.
– Что король имел в виду, когда говорил о вашей флотилии? – с любопытством спросила Фрэнсис.
Леннокс пожал плечами.
– Это вполне заурядная вещь, хорошо известная из прошлого. В свое время это сделали Дрейк и Фробишер. Но Адмиралтейство могло потратить недели для того, чтобы найти деньги. Вот я и сделал это сам: купил корабли, оснастил их и набрал людей. Я командовал ими, и нам удалось перехватить несколько датских кораблей с грузами.
– Наверное, это захватывающее зрелище, – сказала Фрэнсис и подумала о том, что теперь и король, и все те, кто так плохо думали о Ленноксе, вынуждены будут изменить свое мнение. И вовсе не потому, что у них не было оснований для критики. Конечно, Леннокс – мот, к тому же, как сказал кто-то из его близких друзей, «его постоянно мучает жажда».
– Мы давно не виделись, – сказала Фрэнсис, садясь на дубовый диван с высокой резной спинкой. – Вы совсем не бываете при Дворе.
– Мне здесь нечего делать. Я сам не понимаю, зачем я приехал и сейчас… если, конечно, не считать известия о серьезной болезни Ее Величества и разных слухов…
– Когда-то мне показалось, что мы с вами подружились, – сказала Фрэнсис с присущей ей искренностью.
– Придуманная дружба стоит недорого.
– Почему придуманная? Может быть, вы жалеете, что были откровенны со мной? Я несколько раз мельком видела вас, но вы меня явно не замечали.
– Вы были так заняты, что просто удивительно, что вы вообще заметили меня. Каждый раз, когда я видел вас, всегда рядом был король и вас окружали разные подхалимы и лизоблюды.
– По вашему собственному признанию, вы очень редко бываете при Дворе. Значит, и меня вы не могли видеть часто. Так что – такой ли это большой грех?
– Само по себе, конечно, не грех, но разговоры…
– Мне говорили, что Ваше Высочество предпочитает иметь обо всем собственное мнение и не обращает внимания на сплетни, которые ходят при Дворе.
Леннокс посмотрел на Фрэнсис горящими, злыми глазами и сказал:
– Вы не отвечали на мои письма.
Фрэнсис пожала плечами и небрежно бросила:
– Так вы писали мне? Я получаю так много писем! Я знаю только, что в прошлом году, летом, Двор был в Танбридже, а вы неделями сидели в своем Кенте, когда до меня было рукой подать.
Внезапно Леннокс, потеряв самообладание, заговорил быстро и зло:
– Скажите мне, ради Бога, зачем это нужно? Я слышал и видел достаточно, чтобы понять – это бесполезно. О какой дружбе может идти речь, когда самое большее на что я могу рассчитывать, если полюблю вас, – быть пешкой в ваших руках и в руках короля? Единственное, что он пока не сделал для вас, – не купил вам мужа, которому можно было бы безбоязненно наставлять рога! А я для этой роли не гожусь!
Этот гневный монолог был произнесен так громко, что Фрэнсис испугалась, как бы его не услышали те, кто был поблизости. Несмотря на то, что Леннокс сильно разозлил и задел ее, она нашла в себе силы обернуться и была счастлива, что никто, казалось, не обращал на них внимания.
Джулия Ла Гарде играла в карты и, судя по всему, выигрывала: возле ее руки лежала кучка золотых монет. Даже болезнь королевы и сдержанность, которая предписывалась этикетом, не могли заглушить тяги к картам.
Фрэнсис ответила ему, не скрывая горечи и сожаления, но спокойно и сдержанно:
– Если бы король не был так поглощен своими заботами, он никогда не оставил бы меня с вами. Потому что вы пьяны. Если вы завтра сможете вспомнить этот разговор, вы вспомните и эти мои слова: в моих отношениях с королем ничего не изменилось с тех пор, как мы с вами впервые говорили об этом.
– Я не пьян! – крикнул Леннокс, не менее рассерженный, чем Фрэнсис: по его меркам он действительно был трезв, потому что без труда держался на ногах.
– И тем не менее вам все равно должно быть стыдно! – настаивала Фрэнсис. – То, что вы сказали, – гнусность, и я надеюсь, что в один прекрасный день вы пожалеете об этом!
– Если наступит такой день, что вы станете моей королевой и я вынужден буду преклонить перед вами колено, мне не останется ничего другого, как униженно просить прощения. Иначе у вас хватит влияния на короля, чтобы заставить его уничтожить меня, но пока что этот день еще не наступил, и мы разговариваем с вами, как равные. И я хочу, чтобы вы знали: даже если то, что вы говорите, – правда, вам вовсе не делает чести такое поведение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43