и был искренне удивлен, заметив, что к поезду цепляют салон-вагон доктора Геббельса. Он возвращался в Берлин со съезда гауляйтеров в Позене Познань. (Прим. перев.)

и доклада в Ставке фюрера.Рейхсминистр пропаганды, с которым мне довелось беседовать в 1942 году после взятия Тобрука Африканским корпусом Роммеля, встретил меня словами:– А, старый знакомый – неисправимый пессимист, Лутц Кох!Информация об отправленном 15 июля ультиматуме Гитлеру дошла и до рейхсминистра, и я получил соответствующую моему чину долю «начальственного негодования» как спецкор группы армий «Б». В самые первые дни вторжения Геббельс всячески препятствовал публикации моих правдивых материалов в прессе. Он был наслышан и о моей последней докладной записке в штаб-квартире фюрера – она только усилила его подозрения.Мы стояли в коридоре мерно покачивающегося салон-вагона, а Геббельс рассказывал мне о съезде и своих впечатлениях. Шпеер сделал прекрасный отчет о проделанной работе. Производственные показатели растут, а после того как гестапо расправилось с саботажниками в Резервной армии (он имел в ввиду Фромма, Штауффенберга и Мерца фон Квирн-гейма), на Западный и Восточный фронты отправятся войска, удерживавшиеся заговорщиками в тылу.Постепенно Геббельс стал входить в раж:– Если вам окончательно не изменило чувство меры и Западный фронт на самом деле такой беспомощный, как вы любите изображать это в своих репортажах, – не беда! Несколько дней тому назад я присутствовал на испытаниях совершенно секретного оружия. Признаюсь вам: от ужаса и восторга у меня сердце екнуло в груди! Вы знаете толк в оружии, Кох, представьте себе нечто стремительное и беспощадное, с грацией лебедя, хищностью орла и зоркостью сокола. А потом – чудовищной силы взрыв. Ничего более смертоносного люди на этой земле еще не видели… Мы выиграем эту войну, Кох!У меня создалось такое впечатление, что в эту минуту он сам искренне верил в то, о чем говорил, но тем не менее я не преминул заметить:– Прекрасно, герр рейхсминистр! В таком случае могу дать дельный совет: если это оружие действительно повернет ход войны вспять, то пусть испытательный полигон посетит депутация из двенадцати прославленных убеленных сединами полководцев вермахта – пусть они увидят «чудо-оружие» своими глазами…– А это еще зачем? Вы меня прямо удивляете, Кох. Разве не достаточно, что я говорю об этом в моих речах по радио и пишу в «Ангрифе» «Штурм», печатный орган Министерства пропаганды.

и «Фелькишер беобахтер»? «Народный обозреватель» – ежедневная газета НСДАП. (Прим. перев.)

– Герр рейхсминистр! После стольких лет ожидания нового оружия фронт либо не верит официальной пропаганде вообще, либо верит, но с большими оговорками. Пусть с этой дюжины офицеров возьмут подписку о неразглашении тайны, но дайте воякам возможность пощупать ракету или бомбу своими руками. Потом они вернутся в войска и скажут, что оружие превосходно и скоро поступит на передний край – вот тогда фронт поверит и воспрянет духом.Геббельс на несколько секунд задумался, как бы примеряясь к моим словам, потом энергично покачал головой и отрывисто бросил, что это категорически исключено из соображений строжайшей секретности. Я подумал тогда, что военные эксперты любят задавать «неудобные» вопросы о технических характеристиках и сроках изготовления, например. Видимо, квалифицированных ответов не было!Уже после войны один летчик-испытатель люфтваффе прокомментировал мне широко растиражированное в средствах массовой информации высказывание Геббельса о том, что «у него сердце екнуло в груди». Рейхсминистр получил официальное приглашение на «испытания модифицированного „Штукас“ с реактивным двигателем». Конструкторы объяснили доктору Геббельсу, что бомбардировочное вооружение «чудо-штурмовика» состоит из экспериментальной подвесной бомбы небывалого веса, около 2 000 кг мощной взрывчатки, а прицельное бомбометание проводится из пикирующего полета; сверхвысокая скорость практически исключает возможность воздушного перехвата или поражения наземными средствами ПВО. Атака с малой высоты действительно произвела на присутствующих сильное впечатление. Только мало кто знал, что для увеличения скорости и «потолка высоты» пришлось пойти на «нештатное уменьшение веса» – перед выставочным полетом техники расклепали и сняли все бронелисты внешней обшивки и частично демонтировали оборудование, оставив фактически только капот, крылья и двигатель! Благодаря этим и другим манипуляциям скорость удалось увеличить на 300 км по сравнению со среднестатистической для этого типа боевых машин. Самолет поднялся в воздух с близлежащего аэродрома, набрал высоту 8 000 м и направился к полигону. Форсированные двигатели работали в режиме сверхперегрузки и не могло идти никакой речи об их повторном использовании. Это было одноразовое, но весьма эффектное зрелище, рассчитанное исключительно на впечатлительного Геббельса: сам самолет никто так и не успел разглядеть – только мелькнула зыбкая сверхзвуковая тень – потом короткий пронзительный вой и невероятной мощи взрыв. Барабанные перепонки были готовы лопнуть от дьявольского грохота. Огромных размеров полигон утонул в море дыма и огня, над землей вставал антрацитово-черный гриб гигантских размеров…Все «новейшие системы вооружения», которые были продемонстрированы Геббельсу, а он полунамеками и заклинаниями в своем классическом «шаманском» стиле раструбил о них на всю Германию, на самом деле оказались фикцией, блефом, преступным очковтирательством… Неискупимая вина перед фронтом и немецким народом лежит и на Министерстве вооружений, на тех военных инженерах и конструкторских бюро, которые занимались не внедрением новейшего оружия, а «инсценировкой его возможностей». Множество людей занималось откровенной фальсификацией, выбиванием кредитов и не гнушалось никакими уловками, чтобы обвести вокруг пальца такого профана в области вооружения и боеприпасов, как доктор Геббельс. Я не хочу облыжно обвинять всех и вся – не исключено, что с годами из множества разработок в конечном итоге и получилось бы что-либо эффективное – но в жестких условиях военного времени фронт не мог ждать. Геббельс же никогда и не пытался вникнуть в суть проблемы, избегая задавать «необходимые вопросы» там, где это единственно и было необходимо. Как пропагандиста его вполне удовлетворяли недобросовестные заверения и обещания инженеров-конструкторов. Обрядив в нарядные фразы, приукрасив красным словцом, он вдыхал жизнь в очередное «чудо» и запускал его в эфир, на страницы журналов и газет. Неизвестно, насколько благими намерениями руководствовался рейхсминистр в своих действиях, зато хорошо известно, куда привели они Германию, немецкий народ да, впрочем, и его самого – «обманутого обманщика».Позже вечером Геббельс рассказывал мне о новейшем сверхзвуковом истребителе и называл совершенно неправдоподобные цифры. Он был просто одержим идеей многомиллионной армии фолькс-штурма, а еще и Шпеер обещал ему несколько сотен тысяч рабочих из оборонной промышленности. Когда я осторожно пытался перевести разговор в русло обсуждения нашего положения на Западном фронте и пытался объяснить, что без тяжелого вооружения и авиации наши дивизии обречены, он только досадливо морщился и обиженным тоном произносил:– Все вы там, на Западе пессимисты – никто больше ни во что не верит. Поверьте мне, мы не просто одержим победу – это будет наш полный триумф! Я покажу нашим хваленым генералам, как нужно воевать. Между прочим, я и сам имею звание генерала. Главное в современной войне – это высокий боевой дух армии, а уж об этом я как-нибудь позабочусь. Вспомните французскую революционную армию… На сегодняшний день только три человека что-нибудь да значат в рейхе! Это я, Шпеер и Гиммлер. Рейхсфюрер командует Резервной армией, Шпеер великолепно справляется со своими обязанностями в области новейших систем вооружения, а у меня – пропаганда и фольксштурм. Через считанные недели торжественную присягу примут миллионы новых солдат…!Наши генералы, Кох, это наше больное место. Я не могу без презрения смотреть на большинство из них. Как эти мизерабли вели себя во время путча! О каких «революционерах» может идти речь, это ведь жалкие приготовишки! Им даже не пришло в голову перерезать линии телефонной связи между Ставкой и Министерством пропаганды! Я натравил на них Ремера, а это быстро отбило у них не только зрение и слух, но и многое другое. Я кричал прямо в мерзкую личину одного из этого генеральского отребья, что он негодяй и подлец, свинья в ермолке – он воспринимал это как должное. Другой вымолил у меня разрешение позвонить домой. Как вы думаете, Кох, о чем он попросил свою жену? Ни за что не догадаетесь! Он просил, чтобы она привезла ему бутылку красного вина и бутерброд, потому что он, видите ли, не успел пообедать перед арестом…Но мы покончим с ними. Фрайслер Роланд Фрайслер по прозвищу «вешатель» – председатель Народного трибунала 1942–1945 гг. Погиб при бомбардировке Берлина союзниками во время заседания трибунала. (Прим. перев.)

устроит им хороший спектакль!Завтра утром я встречаюсь с Фрайслером. Мы досконально изучили следственный материал, выработали единую линию и устроим им показательный процесс. А потом их вздернут – и только так! Пули жалко на этих отъявленных мерзавцев!…Слава Богу, что в партию затесался только один перерожденец – Гельдорф (начальник городского управления полиции Берлина). А ведь я имел глупость дважды буквально за уши вытаскивать его из совершенно безобразных историй. Даже вспоминать не хочу, чего мне это стоило, а теперь он предает всех и меня в том числе. Этот негодяй требовал, чтобы меня расстреляли на месте, не вступая ни в какие переговоры, иначе я «заболтаю» палачей. В этом он недалеко ушел от истины – в день путча моим единственным оружием было слово и телефонная трубка в руках, но я исправил то, что они натворили своим взрывом…Рейхсминистр остановился перевести дух, а в разговор включился эсэсовский офицер и добавил, что Гиммлер дважды выделял Гельдорфу крупные суммы на улаживание «альковных проблем». В непрерывный поток оскорблений и издевательств внес свою лепту и офицер связи: под общий смех присутствующих он заметил, что «Гельдорф как та ласковая телятя, что у двух маток сосет, брал деньги и у фюрера».Никому из представителей высших эсэсовских и партийных кругов даже в голову не пришло возмутиться самим фактом коррупции – их волновало только то, что Гельдорф оказался по противоположную сторону баррикады.Отдохнувший Геббельс рассказал мне о деталях покушения на фюрера и о поведении генерал-фельдмаршала Кейтеля:– Кейтель стареет и глупеет не по дням, а по часам, но его мужество и самопожертвование во время покушения достойны всяческого уважения. Перепачканный кровью и пылью, в разодранном в клочья мундире он первым выбрался из-под обломков и закричал:– Где фюрер?… Где мой фюрер?…Потом этот «медведь» поднял фюрера с пола, рыдая, отнес на уцелевший диван, гладил и только приговаривал:– Мой фюрер, мой любимый фюрер…Уже около полуночи я отправился в свое купе. Я перебирался из одного вагона в другой, под ритмичный перестук колес механически открывал и закрывал входные и выходные двери тамбуров, а перед моими глазами стоял агонизирующий Западный фронт. Верил ли Геббельс сам в то, что говорил? Или же профессиональная неискренность пропагандиста заставляла его подбирать подходящие слова, тщательно формулировать предложения и лицемерить даже в достаточно узком кругу? Вне всякого сомнения, он не был просто марионеткой в чьих-то руках – он обладал сильной волей, а в груди бушевал неугасимый пожар страстей. Рейхсминистр был достойным выкормышем фюрера.В голову пришла еще одна мысль, от которой стало совсем неспокойно на душе: за весь многочасовой разговор Геббельс ни разу не спросил меня о здоровье Роммеля, хотя прекрасно знал, что я отношусь к ближайшему окружению генерал-фельдмаршала. Глава 19. МАРШАЛ И АНГЕЛ СМЕРТИ
ПЕТЛЯ ЗАТЯГИВАЕТСЯ Судьба западной кампании была решена еще при жизни Роммеля. Новый командующий Модель был абсолютно не в силах что-либо изменить на атлантическом театре военных действий. Здесь вполне хватало талантливых полководцев и без него, а если Западному фронту чего-то и не доставало, то только солдат, техники и самолетов. Официальная пропаганда пыталась теперь повернуть все дело так, будто бы «изменники и предатели, желая поражения рейху, специально не отправляли на фронт подкрепление, боеприпасы и технику», но на самом деле все обстояло значительно хуже: запасы жизненных сил немецкого народа и возможности оборонной промышленности Германии на шестом году войны были полностью исчерпаны. Никаких резервов уже очень давно не было и в помине!Модель энергично взялся за дело и уже через считанные дни убедился в том, что причины неудач на Западе кроются не в «неумелом командовании и низком боевом духе германских войск», а вызваны подавляющим превосходством противника.Только сейчас многие начали осознавать, какую тяжелую потерю понесли Германия и Западный фронт в связи с ранением Роммеля. Новый главнокомандующий был грамотным, мужественным и жестким полководцем, но в отличие от Роммеля фельдмаршал Модель был еще и ярко выраженным «партийным генералом», убежденным нацистом и беззаветно преданным Гитлеру человеком. Модель поругивал невнятные распоряжения штаб-квартиры фюрера, но не могло быть и речи о невыполнении приказов или попытках прекращения безумного самоуничтожения.После прорыва под Авраншем союзники вырвались на оперативный простор. Танковые дивизии Эйзенхауэра без труда подавили сопротивление разрозненных и обескровленных немецких войск и вышли к Сене. Контратакующий удар Моделя после как всегда опоздавшего на сутки «приказа фюрера» был нанесен уже в «пустой след».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42