В любом случае давно миновали те далекие времена, когда, не важно по каким причинам, намертво прилипшее к нему прозвище «партийного генерала» в какой-то мере и соответствовало действительности.Его стремительное возвышение из безликого множества генералов вермахта в фельдмаршалы породило вполне объяснимые кривотолки, вызвало «искреннюю» зависть сверстников, недоброжелательство старших по возрасту и антипатию генштабистов. Мало кто тогда удосужился разглядеть незаурядный полководческий талант новичка, и все они ошибочно принимали Роммеля за «очередного выскочку, удачно попавшего в струю», который уже очень скоро получит отрезвляющий урок и вернется на свое место, растворившись в серой массе посредственностей. Многих раздражали навязчивые славословия в адрес фельдмаршала на страницах партийной прессы, а истинную цену его выдающегося дарования знали только те, с кем пересеклась восходящая звезда его карьеры.Армия вылепила из него настоящего человека, а нация обрела в его лице верного сына и патриота Германии. Любовь к своему народу, забота о солдатах и страстное желание стать опорой и защитой своей многострадальной родины красной нитью прошли через всю его жизнь. Два последних года убедили маршала в том, что ему есть, что противопоставить всесокрушающей системе. Свидетельством этого могут стать его собственные слова. Во время разговора с единомышленником из генштаба Роммель произнес: «Наверное, я единственный, кто сегодня может что-нибудь предпринять против Гитлера».Летом 1943 года безрезультатно закончилась совместная с Манштейном попытка оказать влияние на фюрера. Радикальная концепция Роммеля не возобладала и в Италии, где ему пришлось довольствоваться вторыми ролями, а вскоре и вообще покинуть театр военных действий, который он собирался превратить в поворотный пункт всей кампании. Гитлер подсознательно чувствовал, что Роммель уже не тот. После знакомства с подноготной «Волчьего логова» маршал прекрасно представлял себе, чьему влиянию наиболее подвержен фюрер. По свидетельству очевидцев «Роммель действительно изменился и в эти дни о нем можно было говорить что угодно, кроме того, что он „партийный генерал“. Маршал шел своим тернистым путем, но с этих самых пор за каждым его словом и делом скрывалось непоколебимое желание дистанцироваться от Гитлера и его образа действий.Незабываемым воспоминанием для меня останется совместный с Роммелем визит в Гардоне, в штаб-квартиру Муссолини на озере Гарда, 12 октября 1943 года. Пропаганда режима Бадольо вынесла на всеобщее обозрение ворох «разоблачений» и подробностей альковных похождений бывшего диктатора Италии. Следует заметить, что нехитрый трюк удался, и в лагере сторонников и почитателей его учения начались разброд и сумятица. Ореол поблек, а сам образ «вождя итальянского народа» претерпел подвижки к некоторой скандальности и двусмысленности.Граждане Италии отдавали себе отчет в том, что возвращение Муссолини будет означать либо откат к дискредитировавшей себя в обществе идее фашизма, либо начало новой неофашистской эры. Дуче был «политическим трупом»! Спецподразделения СС и чернорубашечники из батальона «Муссолини» охраняли резиденцию дуче, которая располагалась в миниатюрном дворце на живописных берегах озера Гарда, и-совместно патрулировали прилегающие территории. Было несколько непривычно видеть дюжих эсэсовцев, охранявших подходы к рабочему кабинету Муссолини и блокировавших коридор в личные покои недавнего абсолютного самодержца Италии. Совсем не много времени прошло с тех пор, как германские диверсионные подразделения по приказу Гитлера совершили сенсационное освобождение Муссолини, дерзко похитив его из импровизированной тюрьмы у подножья Гран-Сассо в Абруццких Альпах. Дуче выглядел уставшим и поблекшим, даже его знаменитая жестикуляция потеряла присущую ей живость. При встрече маршал в присущей ему жесткой манере сообщил Муссолини все подробности злосчастной африканской кампании. Роммель недвусмысленно дал понять, что считает главной причиной разразившейся катастрофы бездействие итальянского флота и пораженческие настроения большинства высокопоставленных итальянских офицеров. Так же однозначно маршал высказался в пользу разумной минимизации геополитических аппетитов «Оси», поскольку и Германия, и Италия были уже далеко не так сильны, как несколько лет тому назад.Вскоре после этого Роммель отправился к месту нового назначения, во Францию. За несколько часов до его отъезда я находился в штаб-квартире группы армий «Б» у озера Гарда и имел беседу с генерал-фельдмаршалом. Я только что вернулся из командировки на Южный фронт и как следует не пришел в себя от запечатлевшихся в памяти картин жесточайших и кровопролитнейших сражений, которые вели наши войска севернее Неаполя, у предмостных укреплений реки Вольтурно. Я доложил маршалу о своих впечатлениях-о возрастающей мощи вражеских атак, о разрушительной силе его воздушных ударов, об опустошительных артобстрелах британского ВМФ – и рассказал ему о мужестве и героизме наших быстро редеющих дивизий. Фельдмаршал Роммель внимательно выслушал меня и после непродолжительной паузы произнес:– Знаете, Кох, все, что вы мне сейчас рассказали, – это лишнее подтверждение тому, что я читаю между строк в оперативных сводках с Южного фронта. Сейчас противник значительно превосходит нас в технике и живой силе, и это превосходство будет еще больше возрастать. Поэтому совершенно бессмысленно пытаться удерживать сегодняшнюю линию фронта на юге ценой таких страшных потерь. Мы все равно будем оставлять одну позицию за другой, обильно поливая их своей кровью, а если противник выбросит десант севернее или южнее Рима, то он вынудит нас окончательно отступить – ведь мы уже исчерпали последние резервы. Если бы все это время армия грамотно маневрировала, а командование щадило солдат и бережно относилось к технике, имея глубоко эшелонированные позиции на севере, в Апеннинах, наше положение не было бы настолько безнадежным. Хочу особо подчеркнуть, что, начиная с 1942 года, мы применяем противотанковые пушки, а не танки – и в этом главное отличие моей стратегии от стратегии Гудериана, например. В 1941-м сразу же стало ясно, что в России нам придется не так легко, как это предполагали некоторые, а в 1942-м наше наступление на востоке окончательно застопорилось. Уже тогда требовалось начинать систематически и без каких-либо иллюзий работать на сильную оборону. В этом скрыта причина наших сегодняшних неудач, а ведь все пошло бы по-другому, осмысли мы тогда новый опыт и примени новейшие военные методики и технологии.Я включился в беседу и сказал несколько злых слов по поводу роковой беспомощности германских ВВС, которую я считал главной причиной наших военных неудач. Роммель прямо-таки взвился:– Даже не напоминайте мне о люфтваффе. Когда я слышу слово «Геринг» – у меня желчь подступает к горлу!»Маршал задержался на несколько дней в рейхе и убыл во Францию для вступления в должность главнокомандующего группой армий «Б». Накануне союзнического вторжения во Францию ОКВ вряд ли смогло бы предложить лучшую кандидатуру на этот пост, учитывая его двухлетний африканский опыт войны с британцами и американцами, доскональное знание боевых возможностей союзников и их менталитета.А в Италии завершали свой скорбный путь немецкие дивизии под командованием Кессельринга. Пресловутые «приказы фюрера» были бессильны сделать из «невозможного возможное», будь это в русском Сталинграде, африканском Тунисе или в кровавых боях за вольтурнские плацдармы в Италии. В армии стали с подозрением относиться к этим «приказам» после того, как безропотный Кессельринг принял один из них к исполнению, а римский фронт заплатил за гипертрофированный авантюризм фюрера тысячами ненужных жертв.Как-то я возвращался с переднего края, лежавшего тогда у горного селения Сан-Пьетро-ди-Фине в горловине Миньяно через Роккасекко – забытое Богом высокогорное местечко, приютившее, тем не менее, командный пункт целого корпуса. Тогда, а дело происходило 15 ноября 1943 года, противник захватил все господствующие высоты в горловине Миньяно: Монте-Кезима и Монте-Ротондо – в немецких руках оставалась только ставшая предметом «горячих споров» с союзниками вершина Монте-Камино. На корпусном КП я поделился с офицерами своими впечатлениями о том, что довелось увидеть своими глазами на передовой. Командир корпуса, генерал танковых войск фон Зенгер унд Эттерлин, попросил меня рассказать Кессельрингу о реальном положении дел на фронте в подкрепление его собственных многочисленных рапортов по этому же поводу.В очередной раз я убедился в бессмысленной жестокости «приказов фюрера», которые нельзя было объяснить ничем иным, кроме мелочного упрямства и стратегической близорукости, но, тем не менее, истекающий кровью фронт был вынужден их выполнять. Неоднократно усилившееся давление противника в районе Сан-Пьетро-ди-Фине требовало не самоубийственного выполнения безответственного приказа Гитлера, а смены диспозиции, маневренного и мобильного ведения боевых действий. Вскоре я уже докладывал по телефону о сложившемся положении фельдмаршалу Кесельрингу. Я говорил, что войска защищают безнадежные позиции под ураганным огнем. Захват противником обеих господствующих высот позволяет его артиллеристам, как в тире, вести огонь на подавление, огонь на уничтожение, огонь на разрушение, огонь на ослепление, беспокоящий, заградительный… и любой другой на его усмотрение, по любой понравившейся мишени, из орудий всех калибров. Поле боя буквально вспахано снарядами – воронка на воронке. Наверное, так воевали наши отцы в 1-ю мировую войну, умирая во Фландрии, под Верденом и на Сомме. Из роты, которую согласно «приказу фюрера» бросили отбивать оставленные позиции, в расположение войск вернулось 5 человек. На других участках фронта предпринимались аналогичные попытки с аналогичным результатом. Есть только две разумные вещи, которые можно сделать в создавшемся положении: во-первых, немедленно прекратить биться лбом о стену в бесплодных попытках вернуть позиции, которые противник давно уже обошел со всех сторон и оставил в своем глубоком тылу; во-вторых, фронтовые командиры сообщают об удобных позициях на обратном скате, и всего лишь в двух километрах от передовой. Целесообразно отступить и занять оборонительные позиции, препятствующие к тому же прицельной стрельбе вражеской артиллерии.Кессельринг поблагодарил за информацию, но добавил, что не может изменить «приказ фюрера» без… нового «приказа фюрера». Он ждет связи со штаб-квартирой и надеется, что максимум через два часа получит новые указания из Ставки. Я с горечью узнал, что при сложившемся порядке получения «целеуказаний», к великому счастью, в вермахте нашлось достаточно «несознательных» полевых командиров, действовавших в аналогичной ситуации самостоятельно, правда, на свой страх и риск – главнокомандующий фронтом оказался бессилен что-либо сделать.Стоит ли говорить, что на позициях под Сан-Пьетро так ничего и не изменилось. А район, из которого уже давно нужно было вывести немецкие войска, был захвачен противником приблизительно во время моего телефонного разговора с Кессельрингом. Сан-Пьетро-ди-Фине был утрачен нами навсегда.По выражению начальника генштаба одной из групп армий: «Гитлер и другие ответственные лица из ОКБ упорно пытались превратить главнокомандующих в простых исполнителей их исходящих приказов». Даже самовластный Фридрих Великий вполне успешно использовал так называемую «проблемную тактику». В королевских указах он только обозначал тактическую цель, предоставляя своим военачальникам право самостоятельно выбирать пути решения поставленной задачи. Во времена Гитлера наряду с задачей жестко указывались и «правильные» пути ее решения, напрочь исключающие творческую инициативу и свободу выбора исполнителя. Так, на Восточном фронте офицерам всех рангов было категорически запрещено отдавать приказ «к отступлению» без одобрения этого решения лично Адольфом Гитлером. Не могло быть и речи ни о каком «вождении полков» в старинном понимании слова «полководец»! Жесткий централизм, совершенно необходимый в рамках общей военной стратегии, был заменен на «приказы фюрера». В кризисной ситуации вермахт платил за упрямство фюрера неоправданно высокую цену – людьми, техникой и в конечном итоге утраченными победами. Гитлер не мог ссылаться на «незнание положения на фронте», во что искренне верили многие фронтовые командиры. Гитлер знал, но в непреоборимом упрямстве продолжал гнуть свою линию и действовать по шаблону, совершая один промах за другим.Я ни в коем случае не подвергаю сомнению безупречные личностные качества генерал-фельдмаршала Кессельринга, но хочу высказать свое мнение по поводу его командирских способностей. Мне кажется, что он настолько «пропускал через себя» все приказы фюрера, что на определенном этапе они начинали казаться ему «его собственными» – тогда Кессельринг бросался в самую гущу сражения и с неумолимой непреклонностью начинал действовать даже там, где весь его боевой и гражданский опыт должен был бы заставить его, как минимум, остановиться и осмотреться. Он был хорошим исполнителем, но никогда не был творцом. Ему довелось пережить и мгновения триумфа, но первоначальный успех всегда оборачивался неизбежным поражением, уносившим жизни тысяч и тысяч немецких солдат… Глава 11. ЗЛОВЕЩЕЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ
НЕСОКРУШИМЫЙ ПЛАЦДАРМ 22 января 1944 года союзники высадились на побережье Тирренского моря в районе Анцио и Неттуно. Я сразу же вспомнил Роммеля и его мысли вслух незадолго до отъезда во Францию: …мы все равно будем оставлять одну позицию за другой, обильно поливая их своей кровью, а если противник выбросит десант севернее или южнее Рима, то он вынудит нас окончательно отступить – ведь мы уже исчерпали последние резервы…Роммель предупреждал о неизбежности десантов южнее и севернее Рима и называл места предполагаемой оперативной высадки союзнической армии вторжения – Пизу или Ливорно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42