то, что есть , стремится стать тем, что оно не есть; но то, что оно не есть, — это идеал, собственная проекция. Вы делаете усилия, чтобы стать чем-то, но это «что-то» есть часть вас самих. Идеал — ваша собственная проекция. Посмотрите, как ум обманывает сам себя. Вы, оказывается, боретесь за слова, вы гонитесь за своими собственными проекциями, за своей собственной тенью. Пусть вы вспыльчивы; вы стараетесь сделаться кротким, стать подобным идеалу; но идеал — это проекция того, что есть , только под другим именем. Такая борьба считается необходимой, духовной, двигающей нас вперед и т.д.; но она целиком пребывает в клетке ума и ведет лишь к иллюзии.
Когда вы осознаете этот обман, который вы разыграли над самим собой, тогда вы увидите ложное таким, как оно есть. Борьба за осуществление иллюзии есть фактор дезинтеграции. Всякий конфликт, всякое становление есть дезинтеграция. Когда вы осознаете этот трюк, который ум разыграл над самим собой, тогда останется только то, что есть . Когда ум избавится от всякого становления, от всяких идеалов, от всякого сравнения или осуждения, когда его собственная структура коллапсирует, тогда то, что есть , претерпевает полную трансформацию. Пока существует наименование того, что есть , до тех пор сохраняется связь между умом и тем, что есть , но когда процесс наименования, который есть память, т.е. сама структура ума, когда этот процесс прекратился, тогда то, что есть , более не существует. Произошла трансформация, а с ней — интеграция.
Интеграция — это не действие воли, не процесс становления. Когда нет дезинтеграции, когда нет конфликта, нет борьбы за становление, — лишь тогда существует бытие целого, полнота.
СТРАХ И БЕГСТВО
Самолет непрерывно набирал высоту, хотя казалось, что мы стоим на месте. Внизу расстилалось огромное море облаков, белых и ослепительно ярких, волна за волной, до самого горизонта. Они казались совсем неподвижными и имели чарующий вид. Когда самолет поднимался, делая широкий круг, иногда среди этой сверкающей пены показывались просветы, и тогда далеко внизу была видна зеленая земля. Над нами было ясно-синее зимнее небо, мягкое и беспредельное. Мощная цепь снеговых гор простиралась с севера на юг, рассыпая искры в лучах яркого солнца. Горы достигали высоты более четырнадцати тысяч футов, но мы были еще выше и продолжали подъем. Это была хорошо знакомая цепь вершин; они казались такими близкими и безмятежными. К северу лежали более высокие вершины, а мы, достигнув высоты в двадцати тысяч футов, мчались на юг.
Пассажир, который сидел рядом, оказался весьма разговорчивым. Он не видел этих гор раньше и дремал, пока мы поднимались; наконец, он проснулся, и ему захотелось поговорить. Он, по-видимому, впервые выезжал по какому-то делу; у него был разнообразный круг интересов, и говорил он обо всем с достаточной эрудицией. Теперь под нами было море, темное и далекое; можно было различить несколько кораблей. Не чувствовалось ни малейшей вибрации крыльев. Мы летели вдоль берега мимо ряда освещенных городов. Он говорил о том, как трудно быть свободным от страха, не только от страха потерпеть аварию, но и от страха, связанного с любыми событиями повседневной жизни. Он был женат, имел детей, но постоянно жил в страхе, не только за будущее, но вообще по любому поводу. Это был страх без определенного объекта; и хотя дела его шли успешно, его жизнь из-за этого страха была тягостной и мучительной. Он и раньше находился в постоянном ожидании каких-то несчастий, но за последнее время боязнь эта сделалась просто навязчивой. Страх постоянно вторгался в его мечты. Жена знала об этом, но не отдавала себе отчета, насколько все это серьезно.
— Страх может существовать только в отношении к чему-либо. Как абстракция, страх — это только слово; но слово — не сам страх. Можете ли вы точно указать, чего именно вы боитесь?
«Я никогда не мог подойти к этому вопросу вплотную, да и мечты мои носят какой-то расплывчатый характер; но в них всегда имеется оттенок страха. Я говорил об этом с друзьями и врачами; они или обращали вопрос в шутку, или, если и принимали всерьез, то не могли ничем помочь. Страх постоянно находится где-то около меня; я хотел бы освободиться от этой ужасной вещи».
— Вы действительно хотите освободиться или это только слова?
«Может быть, это звучит необычно, но я немало отдал бы за то, чтобы освободиться от страха. Я — не особенно религиозный человек, но представьте себе, даже молился о том, чтобы избавиться от него. Когда я поглощен работой или игрой, никакого страха нет. Но, словно какой-то монстр, он всегда где-то подстерегает меня, и вскоре мы опять вместе».
— Чувствуете ли вы страх в данный момент? Сознаете ли вы, что он где-то рядом? Относится ли ваш страх к области сознательного или скрытого?
«Я чувствую его, но не могу определить, сознателен он или подсознателен».
— Ощущаете ли вы его как нечто далекое или как нечто близкое — не в пространстве, но как чувство?
«Когда я осознаю страх, мне кажется, что он совсем рядом, но что это дает?»
— Страх может возникнуть только в отношении к чему-либо. Это может быть ваша семья, ваша работа, ваша озабоченность по поводу будущего или по поводу смерти. Боитесь ли вы смерти?
«Не очень, хотя я предпочел бы быструю смерть медленному умиранию. Я не думаю, что мой страх возникает в связи с семьей или работой».
— Тогда должно существовать нечто более глубокое, чем поверхностные отношения; оно-то и вызывает этот страх. Можно, конечно, указать вам, что это такое, но если вы сможете самостоятельно выяснить вопрос, это будет иметь несравненно большее значение. Почему у вас нет страха, связанного с поверхностными отношениями?
«Моя жена и я любим друг друга; едва ли ей придет в голову взглянуть на другого мужчину, а меня не привлекают другие женщины. Мы находим полноту друг в друге. Дети в известной степени тревожат нас, но все, что можно, мы делаем; однако в связи с экономической неустойчивостью, существующей во всем мире, невозможно обеспечить их будущее в финансовом отношении, поэтому им придется приложить все усилия, чтобы наилучшим образом выбрать свой путь в жизни. Дело мое достаточно прочно; но меня никогда не покидает боязнь за жену; я постоянно в страхе, как бы с ней чего-нибудь не случилось».
— Так что вы уверены в ваших более глубоких отношениях. Почему вы так уверены?
«Не знаю почему, но это так. Ведь надо что-то принять за основу, не правда ли?»
— Не в этом суть вопроса. Хотите выяснить, в чем дело? Что именно придает вам такую уверенность в ваших интимных отношениях? Когда вы говорите, что вы и ваша жена находите полноту друг в друге, то, что вы под этим понимаете?
«Мы находим счастье друг в друге: товарищеские отношения, взаимное понимание и т.д. В более глубоком смысле, мы зависим друг от друга. Было бы страшным ударом, если бы что-нибудь случилось с любым из нас. Именно в этом смысле мы зависим».
— Что вы понимаете под словом «зависимость»? Вы думаете, что без нее вы будете потеряны, что почва выпадет у вас из-под ног, не так ли? Возможно, ваша жена чувствует то же самое; так что вы взаимно зависите.
«Но что же в этом неверного?»
— Мы не порицаем и не судим, но лишь исследуем. Уверены ли вы в том, что вы хотите глубоко во все это вникнуть? Вы действительно уверены? Если так, то продолжим. Если бы вы остались без жены, разве вы не оказались бы в одиночестве, разве вы не были бы потеряны в более глубоком смысле? Следовательно, она необходима вам, не правда ли? Ваше счастье зависит от нее, и вот эту зависимость вы называете любовью. Вы боитесь остаться в одиночестве. Ваша жена всегда здесь, чтобы прикрыть факт вашего одиночества, так же, как вы прячете ее одиночество. Но ведь факт, как таковой, остается, не так ли? Мы пользуемся друг другом, чтобы прикрыть свое одиночество; мы убегаем от него всевозможными путями, с помощью самых различных форм отношений, причем любое из них становится новой зависимостью. Я слушаю радио, так как музыка делает меня счастливым, она уводит меня от самого себя. Книги и знание — это тоже весьма удобный способ бегства от себя. И от всего этого мы зависим.
«Но почему мне не следует убегать от себя? Во мне нет ничего такого, чем можно было бы гордиться; поэтому, отождествляя себя с женой, которая гораздо лучше меня, я могу уйти от самого себя».
— Несомненно, огромное большинство людей убегает от себя. Но, убегая от себя, вы становитесь зависимым. Эта зависимость постепенно возрастает, а путь бегства делается все более необходимым по мере того, как усиливается страх перед тем, что есть . Жена, книги, радио становятся чрезвычайно важными; способы бегства приобретают особое значение, величайшую ценность. Я использую жену как средство убежать от самого себя, поэтому я к ней привязан. Я должен обладать ею, я не могу ее потерять; ей также нравится, что она принадлежит мне, так как она равным образом использует меня, чтобы убежать от себя. Это взаимное использование называется любовью. Вы себе не нравитесь и поэтому убегаете от себя, от того, что есть .
«Это вполне понятно. Я вижу в этом нечто ценное и разумное. Но почему происходит это бегство? От чего, собственно, мы убегаем?»
— От вашего собственного одиночества, вашей собственной пустоты, от того, чем вы являетесь. Если вы убегаете, не видя того, что есть , вы, очевидно, не можете это понять. Поэтому, прежде всего вам необходимо прекратить бегство, уход, и только тогда вы сможете наблюдать себя таким, каков вы есть. Однако вы не можете наблюдать то, что есть , если всегда это критикуете, если это вам нравится или не нравится. Вы называете это одиночеством убегаете от него. Но как раз само бегство от того, что есть , и есть страх. Вы боитесь этого одиночества, этой пустоты, а ваша зависимость прикрывает это. Отсюда страх приобретает устойчивость; он сохраняет устойчивость до тех пор, пока вы продолжаете бегать от того, что есть . Полное отождествление с чем-либо — с личностью или идеей — совсем не является гарантией, что бегство кончено, потому что этот страх всегда остается на заднем плане. Стpax приходит через сны, когда существует ошибка, что-то на рушено в отождествлении; а ошибка в отождествлении существует всегда, поскольку отсутствует душевное равновесие.
«Получается так, что мой страх возникает от моей собственной пустоты, моей неполноценности. Я это хорошо понимаю, и это все верно, но что же мне делать?»
— Вы ничего с этим не можете делать. Все, что вы попытаетесь делать, будет лишь новой формой бегства. Вот это и есть наиболее важное, что необходимо четко себе представлять. Тогда вы поймете, что не являетесь чем-то отличным или отдельным от этой зияющей пустоты. Недостаточность, неполнота — вот чем вы являетесь. Наблюдающий есть наблюдаемая пустота. Тогда, если вы дальше продолжите исследование, вас перестанет беспокоить то, что вы называли одиночеством, и само это слово утратит для вас значение. Если вы пойдете еще дальше, что достаточно трудно, то такой вещи, которая известна, как одиночество, уже более нет; полностью прекращаются одиночество, пустота, мыслящий, как и мысль. В этом уединении приходит конец страху.
«Но что же такое любовь?»
— Любовь — не отождествление; любовь — не мысль о любимом. Вы не думаете о любви, когда она есть; вы думаете о ней лишь тогда, когда ее нет, когда имеется расстояние между вами и объектом вашей любви. Когда существует непосредственное общение, не существует мысли, нет образа, нет оживления памяти когда же общение прервано на каком-то уровне, начинается процесс мысли, воображения. Любовь вне ума. Ум создает дым зависти, стремления удержать, боли потери, воспоминания о прошлом и страстного желания завтра, печали и тревоги; а это эффективно гасит пламя. Когда нет дыма, есть пламя. Оба они вместе существовать не могут; мысль, что они существуют вместе, — просто желание. Желание — проекция мысли, а мысль — не любовь.
ЭКСПЛУАТАЦИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Было раннее утро; радостные птицы создавали невероятными шум. Солнце только что коснулось верхушек деревьев; пучки света еще не проникли в глубокую тень. Змея проползла по лужайке, после нее остался длинный узкий след из капель росы. Небо еще не потеряло своей окраски; большие белые облака собирались в тучи. Внезапно гомон птиц прекратился, потом снова стал нарастать, но теперь уже предупреждающими, тревожными криками — это подошла кошка и уселась под кустом. Крупный ястреб схватил белую с черными крапинками птицу и раздирал ее острым кривым клювом. Он держал добычу с дикой яростью и принял угрожающую позу, когда к нему приблизились две или три вороны. У ястреба были желтые глаза с узким черным разрезом; он не моргая наблюдал за воронами и за нами.
«Почему я не могу предоставить себя в распоряжение других. Я ничего не имею против того, чтобы меня использовали для работы, которая имеет большое значение, и я хотел бы полностью с ней слиться. Что они будут делать со мной, это неважно. Вы понимаете, я ничего собой не представляю. Я очень немногое могу делать в этом мире и потому помогаю тем, кто обладает большими возможностями. Но у меня возникла проблема личной привязанности, которая уводит меня от работы. Вот эту привязанность мне хотелось бы понять».
— А почему необходимо, чтобы вас эксплуатировали? Разве вы менее значимы, чем тот индивидуум или группа, которые вас эксплуатируют?
«Я ничего не имею против того, чтобы меня использовали для той работы, которая, как мне кажется, имеет великую красоту и ценность в мире. Те, с кем я работаю, это духовные люди с высокими идеалами, и они в состоянии лучше, чем я, делать то, что надо».
— Почему вы думаете, что они в большей степени способны делать добро, чем вы? Откуда вы знаете, что они духовные, если говорить вашими словами, и способны видеть более широко? Во всяком случае, когда вы предлагали свои услуги, вы должны были дать себе в этом отчет. Но, может быть, вы были увлечены, возбуждены эмоционально и именно потому отдали себя работе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81