это мать вцепилась в дочку, их пытались оторвать друг от друга, но обе отбивались, плакали.
- Пошли! - шепотом скомандовал Димка, заметив, что конвоиры наши отвлеклись.
Дима и Степа, прошедшие выучку в десанте, не забыли этой школы и лихо завалили своих визави, Манхэттен бестолково затоптался, а водила ошалело бросился вперед, столкнувшись со мной, отчего я в падении едва успел схватить Мишаню за ноги. Надо мной грохнул выстрел, пуля обожгла щеку, но я уже подмял его под себя и выкручивал руку с пистолетом.
Он был худой, но жилистый и довольно сильный. Ему даже удалось на мгновение оказаться сверху. Но сделал он это зря. Мишаня вдруг уронил на меня голову, и его рука, сжимавшая оружие, разжалась. Мне на лицо закапала кровь. Я спихнул тяжелое тело и увидел над ним застывшего подростка с камнем в руках.
- Отойди и ложись! - крикнул я ему, кидаясь к пирамиде с оружием.
Где-то в темноте грохали выстрелы, слышались крики. Я схватил карабин, передернул затвор и прислушался. Вдруг прямо на меня, на свет, выбежали два мужика, совершенно ошалелых, с остекленевшими глазами, с двустволками в руках.
- Стоять! - заорал я на них, вскидывая карабин, но они, вместо того, чтобы остановиться, стали поднимать стволы.
Одного я застрелил сразу, второй успел выстрелить, но пуля прожужжала высоко над моей головой.
- Жаканом, или картечью, гады, заряжали, - зло подумал я, дважды стреляя в развоевавшегося казака.
Тот странно икнул, согнулся пополам и, выронив ружье, упал головой в костер. Вспыхнули волосы, затлела гимнастерка.
По-хорошему, надо было вытащить его из огня, но я ринулся бегом в темноту на помощь товарищам.
- Димка! Степан! Алик! - кричал я, перебежками двигаясь в ту сторону, откуда слышались выстрелы, чтобы не пальнули в меня, целясь на голос.
- Не стреляй! - раздался из темноты голос Димки. - Стой у костра, мы здесь, вроде, закончили.
Я вернулся к костру и подошел к подростку, который совсем плохо говорил по-русски, что-то бормотал скороговоркой и лихорадочно блестел глазами. Я подобрал чей-то валявшийся кожушок и накинул ему на плечи. В круг света вышли Манхэттен и Димка. Впереди семенила маленькая женщина в порванном на плече платье и накинутой чужой телогрейке.
За нею Димка нес на руках девушку, судя по неестественно запрокинутой голове, мертвую.
- А где Степан и водитель? - спросил я.
- Водилу убили, - ответил Алик.
Дима аккуратно положил несчастную рядом с её убитым отцом и ответил мне:
- Степка там, - он мотнул головой назад, - Разбирается с теми, кто девочку убил.
В ночи громыхнула короткая очередь. Через пару минут показался Степан с автоматом в руках. Он бросил на землю две винтовки.
- Машину кто-то из вас водить умеет? - спросил Димка у женщины и мальчишки, которые тихо сидели возле убитых родных.
Женщина подняла на него глаза и ответила, раскачиваясь:
- Я немного могу.
- Вот ваши деньги, - он протянул ей пакет, который нашли у них бандиты, ряженные под казаков. - И ещё немного от нас. Садитесь в свою машину и потихоньку езжайте к посту ГАИ, он километрах в двадцати отсюда. Прямо по дороге. Только про нас не говорите, если сможете.
- Как можно? - удивилась женщина. - Вы нам жизнь спасли.
- Спасли, да не всем, - вздохнул Манхэттен.
- Бог вам поможет! - убежденно произнесла женщина, даже не заботясь о том, чтобы вытирать катящиеся по щекам слезы. - Мы с сыном за вас молиться будем.
Мы собрали убитых в "КАМАЗ", подогнали все машины - четыре обнаруженных неподалеку мотоцикла и "Москвич" - поближе к костру, перегрузили шкуры обратно в наш автомобиль, водителя положили в сторонке, вылили бензин на весь этот транспорт и подожгли. Помогли собрать женщине и её сыну вещи, и они уехали. Мы, впрочем, тоже торопились. На такую стрельбу и такое зарево рано или поздно должны заявиться менты.
Дома загнали машину во двор, разгрузили, отогнали на договоренное с Хлюстом заранее место, и до утра не сомкнули глаз. Но все было спокойно. Это говорило о том, что на нас ещё не вышли, а женщина и паренек сдержали обещание.
Мы уже стали думать, что худшее позади, но ближе к вечеру заявился Хлюст. На этот раз с четырьмя головорезами. И все они вошли в дом.
Там за столиком сидел я в гордом одиночестве. Сидел и кушал картошку. С большим аппетитом. При виде Хлюста я сделал удивленное лицо.
- Чего это ты так рано? Машина твоя стоит на месте, на соседней улице. Видел?
- Машина-то стоит, сука! - он сел на край стола, смахнув предварительно чашки.
- Я хотел возразить против такого грубого обращения с посудой, но Хлюст достал пистолет и положил его перед собой. Его сопровождающие достали одинаковые обрезы.
- С чего это вы за оружие хватаетесь? - сделал я удивленное лицо. - У меня в руках кроме вилки вроде как и нет ничего. Да и по количеству расклад в вашу пользу.
- Ты дуру не гони! - взорвался Хлюст. - Где застава казачья? Что за баба нерусская на пост с сыном приперлась, про стрельбу говорила? Мишаню угрохали, а?!
- Ты, Хлюст, на меня не ори. Хочешь говорить, говори толком, что и как. Твоего Мишаню я видел около "КАМАЗа", когда мы груз перебрасывали, как ты велел. Он обмолвился, что будет сопровождать машину по твоему распоряжению. Вот и все. А что стряслось?
- А то стряслось, фрайер ты недорезанный, что мы тебя сейчас кончать будем. Где дружки твои?
- Спят в той комнате, - кивнул я на занавеску, которая заменяла нам дверь.
- Поди глянь, - бросил Хлюст одному из бугаев.
Тот отправился выполнять приказание и откинул стволом полог. И тут же вернулся, подняв руки вверх. За ним в комнату вошли Степа и Манхэттен с пистолетами в руках. Степа держал в одной руке отнятое у бугая ружье-обрез.
- Я же говорил тебе, Хлюст, не спеши, - перехватил я его руку, потянувшуюся за пистолетом. - А уж если спешишь, то не опаздывай, что ли.
И ткнул его в рыло своим извлеченным из-под стола пистолетом. Кто-то из подручных Хлюста рванул было к двери, но его встретил Дима с автоматом. Молодчиков мигом разоружили и вывели на маленькую террасу. В комнате остались мы с Хлюстом.
- Значит так, Хлюст, - сказал я. - Ты от нас навсегда отстанешь, или мы тебя тут и уроем вместе с твоими дружками. Понял?
- Я-то понял, только ты ничего мне не сделаешь, - зло кривя губы, заговорил Хлюст. - Ты ещё на коленях ползать будешь, гнида. Я тебя пополам перекушу!
И оскалил гнилые, черные зубы.
- Кусалки не поломай, - посоветовал я ему.
- Ничего, не поломаю, - успокоился вдруг он. - Только учти, даю вам последний шанс. Либо мы с вами делим товар, который вы украли, между прочим, у Креста и Черепа, либо я закладываю вас, и все, кранты вам, ребята!
- Не поверит тебе Крест, - покачал я головой.
- Это как сказать, - усмехнулся Хлюст. - Отдай мой ствол, и мы уйдем. Завтра приду за ответом. И не забудьте, вы на моей территории. Москва, где она? То-то.
- Идти можешь, я тебя не задерживаю, - равнодушно ответил я. - А вот оружие я тебе не отдам. Горяч ты что-то.
- Думаешь, ты очень крутой, а, фартовый? - прищурился на меня Хлюст. Зря так думаешь, ты - сявка. Если за тебя всерьез взяться...
- А ты попробуй, - посоветовал я.
- Погоди, - пообещал он, - будет время - попробую.
- Ладно, только вали пока отсюда.
Хлюст и компания свалили. А у нас собрался целый арсенал оружия. С места вчерашней бойни мы забрали пистолеты и автомат, да ещё сейчас отобрали у Хлюста и его приятелей пистолет и обрезы. Только патронов было не густо. Но на хороший бой, на час стрельбы, хватит.
Визит Хлюста нас не то чтобы испугал, но заставил задуматься. Мы не могли прямо позвонить сейчас Кресту, надо было что-то предпринять, пока Хлюст не опередил нас. Иначе он получит благословение Креста и со спокойной совестью порешит нас тут, выбрав момент. Да и попадать между двумя жерновами, Хлюстом и Крестом, нам не очень хотелось. Такой натиск нам был бы не по плечу. Ну и ситуация!
Сидели мы, крутили так и эдак, настроение было хуже некуда. Особенно переживал Степан, расстрелявший убийц девушки. Не знаю, смог бы я сделать подобное, окажись на его месте? Наверное, в той ситуации, когда видишь растерзанное тело девушки, на глазах у которой только что убили отца, я тоже смог бы совершить самосуд. Но что в этом случае творилось бы у меня на душе...
Самым лучшим для нас было бы вообще убраться отсюда подобру-поздорову. Все равно рано или поздно нас вычислят правоохранительные органы. Подобная резня для этих сравнительно тихих мест - ЧП, да ещё какое!
Пока мы обсуждали то да се, к нам пожаловали новые гости. Два мужичка-боровичка. Оба в приличном возрасте, но довольно крепкие на вид. Пришли они вроде бы по поводу продажи шкурок. Для нас такие посещения были не в диковинку, и мы пригласили их в дом.
Мужички поинтересовались, как мы покупаем. Можем ли закупить, скажем, большую партию у них с братом? Мы ответили, что для этого надо сначала посмотреть товар, оценить качество и, если нам все подойдет, и в цене договоримся, то купим любую партию.
Мужички-боровички переглянулись и, не спрашивая разрешения уселись за стол.
- Значит, хозяева, будет делать так - начал один из них. - Сначала познакомимся. Меня, к примеру, Обух зовут, а вот его, - он кивнул на молчаливого напарника, - Шило. Не слыхали?
Мы, ничего не понимая, пожали плечами. Психи, что ли?
- Не, психически мы вполне того, соответствуем, - словно прочитав наши мысли, отмахнулся Обух. - Нас здесь все в округе знают. Мы живем на хуторе. Мы в тутошних местах ещё в сороковые хозяевали. Не хотели воевать идти, отсиделись в лесу, а фрицы пришли, мы двинули в полицаи. Оказалось, немцы ненадолго пожаловали. Ну, куда нам дальше? В Германиях нам делать неча, остались здесь. После войны ещё погуляли. С топориком да шильцем. Когда нас поймали, посидели мы сколько положено. Попали под амнистию. Вышли. Короче, что вас утомлять зря... Все, кто здесь промышляет, платят нам вроде как налог, или пошлину. Понятно?
- Допустим, - недоумевающе сказал я. - И что дальше?
- А дальше, милые люди, вы нам расскажете, кто да что, да почему? С кем работаете и кому платите? И если не платите, то кто ваша, как сейчас говорят "крыша".
- Вы, мужики, - если что спросить хотите, то у Хлюста спрашивайте.
- Спросим, если нужно будет, - почти ласково кивнул Обух.
Шило все помалкивал.
- А пока мы спрашиваем вас. И с нами шутить не надо. Мы - старые.
В глазах его при этих словах застыла такая смертная тоска, что всякое желание ерничать у меня пропало. Я как-то сразу поверил, что мужички эти люди страшные.
- Что, боисси? - тихонько засмеялся Шило. - Смотри-ка, Обух, он боится.
- А что ж ему делать еще? Правильно поступает, - одобрил Обух. - Ну, и что вы нам расскажете? Чем душеньку успокоите?
- Работаем мы на Креста, - поспешно ответил Манхэттен.
- Не знаю такого, - равнодушно пожали плечами Обух. - Да и знал бы, мне на него - тьфу! Нам Москва - не указ. А таких-то всяких за жизнь свою я повидал. Работаете на нашей с Шилом территории, мы не против, работайте. Но - он поднял корявый, прокуренный палец, согнутый, как крючок, - платите процент, вот так.
- Мы эти вопросы не решаем, - пожал плечами Дима.
- А вы решите, милые, решите, - так же тихо хихикнул Шило.
- И лучше с этим, как его... Крестом. Или сами платите. Этот ваш Хлюст, он и есть хлюст. Вы с ним поаккуратнее, к нему воры какие-то претензии имеют, нам жаловались. Мы тут вроде суда и прокурора в таких делах. Так что смотрите, ребятишки, только побыстрее осматривайтесь.
- А почем мы знаем, что вы такие дедки лихие, что надо непременно платить вам деньги? - усомнился Манхэттен.
- А мы вам знак подадим, - успокоил его Шило, уже встающий из-за стола. - Так, что ли, Обух?
- А то как же, - кряхтя, отозвался его приятель. - Пренепременно подадим знак, чего людям сомневаться зря?
- Ну, вы пока прощевайте. Извиняйте, если что не так. Будет вам знак, будет конечно. Мы люди серьезные, мушчины степенные, нам баловство ни к чему.
И они ушли в ночь.
На другой день была пятница, мы поехали на рынок. Ходили с Димой по рядам, закупали товар и относили к машине, где сидел Степа. Подходя в очередной раз со шкурками, мы увидели, что Степан горячо что-то обсуждает с тремя молодыми ребятами, явно братками. В кожаных куртках, несмотря на жару, в шароварах, белых кроссовках, коротко стриженные, они не оставляли тени сомнения в роде своей деятельности.
Мы ускорили шаг, но братки уже отошли. С другой стороны к месту событий уже бежал Хлюст с тремя здоровяками.
Мы сошлись возле Степана почти одновременно.
- Чего они хотели? - спросил запыхавшийся Хлюст, кивая вслед медленно, вразвалочку уходящим браткам.
- Того же, чего и ты, - буркнул Степа. - Денег хотели. Требовали платы для каких-то фрайеров Обуха и Шила. Ты таких не знаешь?
Судя по изменившемуся лицу Хлюста, он знал их. И они его обеспокоили.
- Не вздумайте никому ничего платить, - велел Хлюст. - Я сам разберусь. Если что - присылайте ко мне.
- А может, нам на Креста сослаться? - спросил Дима.
- Да кто здесь вашего Креста знает? - почти возмутился Хлюст. - Он здесь тьфу! Здесь я для вас все. А вы, дурни, носы воротите. Мы бы могли такие "бабки" зашибить... А что, у вас уже были от Обуха и Шила? Чего вдруг они денег потребовали?
- Откуда я знаю! - распахнул глаза Степан. - Подошли и говорят: мы от Обуха и Шила, платите деньги. Я им говорю, что мы на Хлюста работаем, а они, мол, видали мы вашего Хлюста. Он, говорят, пройдоха и жулик. Сказали, ты в какую-то кассу лазил.
Хлюст краснел, бледнел, сопел, и было видно, что все, сказанное Степой, ему крайне неприятно.
- Ладно, поговорили и будет, - остановил он. - Не забудьте, что я сказал. И с мужиками этими, если появятся, ну, с
Обухом и Шилом, вы того, поаккуратнее, повежливее. Я сам разберусь...
Он кивнул своим сопровождающим и ушел в рынок, в его глубины, где торговали инструментами, запчастями и прочими полезными в домашнем хозяйстве железками.
Мы ещё покрутились и решили уезжать. Как-то сегодня не очень у нас клеилось. То ли настроения не было, то ли отойти от последних событий никак не удавалось.
Мы сидели дома, пили чай, лениво думали, как поставить в известность Креста, и вдруг на улице послышался крик:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26