Никто не спешит, - усмехнулся второй, почти без шеи, с квадратными плечами и подбородком.
- Ладно, - остановил нашу приятную беседу третий, который и начинал разговор. - Ты, Николай, мужик не робкий, но это нам по барабану. Мы и не таких жизни лишали. Ты вот скажи, ты что - вправду дурак? Ты не понимал, на что нарываешься? Или у тебя совсем страха нет? Ты что - "афганец", нарк, отмороженный?
В его мутном взгляде я не заметил того интереса, который он обозначил словами. Был он сед, лицо изрезано глубокими морщинами или шрамами. Нос перебит, кисти рук в наколках.
"Старший", - подумал я.
И почему-то рассказал ему все. Не им всем, а именно ему, глядя в его водянистые, бесцветные глаза, глаза человека, которому все и все давно были неинтересны. Рассказал, как собирал по крохам деньги на поездку за шкурками, как почти по году пахал в археологических экспедициях под палящим солнцем, как еле сводил концы с концами, как у меня конфисковали кассеты, как теперь влетел с несезонным товаром, да ещё и Заур этот...
Я закончил, седой смотрел на меня в упор, двое остальных явно скучали.
- Послушай, Крест, - тяжело проронил квадратный, - чего мы тут его байки слушаем? "Мочить" его пора. Он Заура поломал.
- Погоди! - остановил его Крест. - Я ещё не все сказал.
Он повернулся ко мне.
- А ну-ка, голубь, повтори нам по меховую столицу.
Я повторил все, что знал. Кореша Креста с удивлением на него поглядывали. Чего, мол, в этом интересного? Но не перебивали. Как видно, авторитет Креста был здесь непререкаем.
Он выслушал меня снова со скучающим видом, задал несколько вопросов по поводу того, как я попал в те края, довольно подробно, даже дотошно, выспросил о ценах. И наконец изрек, к удивлению всех сидевших за столом, и моему тоже:
- Ладно, голубь, вали отсюда. Тебя мои ребята домой отвезут, а завтра выходи торговать.
Заметив мое замешательство, сурово добавил:
- Выходи. Я скажу. Никто тебя не тронет. Мое слово - закон. Ты понял меня?
Я только и смог что головой кивнуть. Квадратный удивленно пожал плечами, но встал из-за стола, грузно переваливаясь на ногах-тумбах, направился к качкам, что-то проговорил им, они тоже явно удивились, но молча поднялись. Один подошел к нам, взял мою каталку, играючи поднял и понес к выходу. Я поплелся следом, сопровождаемый остальными качками. В дверях обернулся. Трое сидели, погрузившись в свои разговоры и даже не глядя мне вслед. Я пожал плечами и вышел за молчаливыми качками.
Они посадили меня в иномарку и доставили прямо к дому, даже каталку занесли в квартирку мою, однокомнатную. Я уже настолько устал и перенервничал, что воспринимал все так, будто это не со мной происходит.
Но утром о реальности вчерашних событий мне напомнили звонком в дверь. На пороге стояли двое из провожавших меня вчера до дому молодчиков. Они молча вошли, один взял каталку, так и стоявшую в передней, второй буркнул:
- Поехали. Одевайся.
- Куда? - спросил я совершенно ошарашенный.
- Торговать, - криво усмехнулся качок.
Я поехал. Меня, к моему удивлению, привели на мое место, согнав не в меру шустрого мужичка, который, прослышав, что здесь теперь свободно, пристроился с лотком сигарет.
Молодчики, молча, под удивленными взорами всего торгового люда, помогли мне разложить столик, пронаблюдали, как я раскладываю товар, и ушли.
Торговля шла из рук вон плохо. Тем более, что почти все шапки были испорчены. На меня глазели соседи, перешептывались, кто-то пытался подойти и выспросить, что произошло вчера, но что я мог рассказать им?
Дело шло к обеду. Я собрался пойти перекусить, когда ко мне снова подкатили двое молодчиков, которые утром доставили меня на рынок.
- Пойдем, Крест приглашает, - кивнул мне один из них. - Давай поживее, Леха за товаром твоим приглядит.
Я пошел. Мне стало все как-то безразлично. Провожатый привел меня в ту же кафешку, за столом сидели те же трое, что и вчера. Я замялся.
- Чего топчешься? - усмехнулся Крест. - Вчера ты вроде как посмелее был. Садись.
Он кивнул на стул и уставился на меня своим немигающим, пугающим пустотой взглядом.
- Значит, так, голубь. Будем считать, что ты меня заинтересовал своими крысами. Денег я тебе дам. Поедешь завтра. Дело это может быть интересным, у меня собственных коммерсантов нет. А ты мужик с башкой. И деньги тебе можно доверить, и груз. Постоять ты за себя умеешь. Теперь слушай внимательно: говорю я один раз. Возьмешь с собой напарника, кого сам считаешь нужным. Дорогу и все прочее мы оплатим. Дадим вам денег в долг. Скажем, на месяц с того дня, как вернетесь. Это нормально. Успеете обернуться. И привезете товар. И шапки, и шкуры. Посмотрим, что из этого получится. Будет дело - будешь при деньгах и при работе.
- Сделаем тебя поставщиком Его Величества Креста, - усмехнулся лысый, с перстнем на указательном пальце.
- А что, - задумчиво отозвался Крест. - Может, и так. Чего ж ему у лотка прыгать? Не мальчишка.
- Найдешь напарника до завтра? - спросил квадратный,.
- Найду, - почти уверенно сказал я. - Есть у меня несколько верных ребят на примете.
- Ты возьми того, кто в торговле маракует, в коммерции шустрый и за себя может постоять, ясное дело. Давай, голубь, - усмехнулся Крест. - Ты сразу домой поезжай, дозванивайся. Завтра утром увидимся...
- Да я сейчас, только товар заберу.
Я стал выбираться из-за стола, но меня остановил квадратный.
- Не надо товар забирать. Я так думаю, что его уже нет.
- Как это нет? - у меня даже пот выступил на лбу.
- А ты у него спроси, - показал куда-то мне за спину лысый, ехидно улыбаясь.
Я оглянулся и увидел стоявшего сзади Леху. Он помялся и пробурчал:
- У меня это... Товар украли.
- Ай-ай-ай, - деланно изумился квадратный. - Весь?
- Ага! - почти радостно вздохнул Леха. - Прям со столиком вместе и сперли.
- Ну народ! - восхитился лысый. - А ты говоришь, вас охранять не надо. Прут прямо из-под носа.
Пока я соображал, что за новую издевку придумали эти бандиты, Крест сказал Лехе:
- Ну и чего стоишь? Уперли у тебя товар - плати, раз ты за него в ответе был.
- Ага! - все так же радостно отозвался Леха, с готовностью залезая в карман, откуда вытащил две пачки денег и положил передо мной на столик.
- Вот. Пять "лимонов". Ага. Хватит?
Еще бы не хватило! Да все вместе и половины не стоило, тем более в том виде, в каком я это оставил.
- Ты чего, не слышишь? - дернул меня за руку квадратный. - Тебя спрашивают: хватит?
- Хватит, - с ледяным равнодушием произнес я, сгребая деньги со стола.
- Тогда вали, голубь, тебя ребятки на машине подкинут. Да не вздумай каких глупостей натворить. Ищи напарника. Готовь чемодан в дорогу. Завтра поедешь.
Я ушел, совсем ничего не понимая, сжимая в кармане деньги, ожидая какой-то пакости, которой все не происходило. И не произошло. Молчаливые Леха и второй качок отвезли меня домой, проводив до двери квартиры.
Я довольно бесцеремонно выпроводил их, достал из холодильника молоко, разогрел картошку, придвинул к себе сковородку и принялся с удовольствием наворачивать, запивая молоком. Одновременно я нажимал на кнопки телефона, обзванивая знакомых. Я закончил обедать и поволок телефон на длинном шнуре в комнату. Только я поставил его рядом с тахтой, как раздался звонок.
- Ну как, нашел напарника? - спросили меня.
- Вроде как нашел, - не очень уверенно ответил я.
- Тогда ищи двух. Крест сказал, что вдвоем не управитесь. Товар ещё придется вывозить. Ну да если не найдешь второго, мы дадим.
Я хотел что-то возразить, но трубку повесили, и в мембрану уже толкались частые гудки.
Легко сказать - ищи двух. Но - это оказалось немного легче, чем я думал сначала. Первым согласился Дима Громов, бывший десантник, с которым мы ездили несколько раз в археологические экспедиции, пока он не оброс семьей. Ушел он на постоянную работу на завод. Изредка мы перезванивались. Он явно тосковал по кочевой жизни, по палаткам, по той дрожи предчувствия тайны, с которой всегда начинаются любые раскопки.
Он часто приезжал ко мне, когда я возвращался из экспедиций. Сейчас он остался без работы, никуда не мог устроиться, возраст уже был не тот, когда охотно берут, хотя мужик он был поздоровее двух молодых, но это никого не интересовало. Куда-то вложили они с женой все деньги, которые берегли на черный день, и прогорели. Сейчас они перебивались случайными заработками, и, едва заслышав о возможности заработать, Димка охотно откликнулся, даже не спрашивая, куда и на сколько нужно ехать. А уж тем более - зачем. Вот жизнь довела!
Потом я уже почти ночью вызвонил Алика Мишина, по прозвищу Манхэттен. Его я знал с детства. Скорее с подросткового возраста. Он уже тогда проявлял незаурядные коммерческие способности, шныряя у гостиниц и выпрашивая жвачку, значки, мелкие сувениры, которые потом с большим успехом продавал в школе, наводняя наши карманы разными яркими предметами, столь непривычными и желанными в то время.
За эту жвачку он и вылетел из школы. Но даже будучи выпоротым безжалостно отцом, кстати, армейским политработником, не прекратил он своей бурной коммерческой деятельности в новой школе. Правда, стал более осторожным.
К окончанию школы он был уже на примете у бдительной московской милиции. Его знали все постовые в центре, несшие дежурство у отелей и гостиниц.
Потихоньку от простого выпрашивания он переходил к более серьезным сделкам, что принесло ему невероятный успех среди варящихся в этом же котле стиляг и фарцовщиков. Алик, к тому времени уже студент факультета журналистики МГУ, умудрялся торговать иконами, балалайками, лаптями, матрешками и прекрасно владел английским.
Вот тогда-то он и получил свою кличку Манхэттен, которая прочно приросла к нему. Он прочитал какую-то книжку про Дикий Запад, ковбоев, первопроходцев и прочее, которая оставила неизгладимый след в его душе. Особенно его поразила одна история, классическая для Америки, о том, как Манхэттен в свое время был куплен у диких индейцев каким-то пройдохой всего за двадцать долларов. Это настолько потрясло бедного Алика, что он тут же раздобыл двадцатидолларовую купюру и зашил её в трусы, заявив, что у него всегда будет с собой двадцать долларов, чтобы не упустить шанс и при случае приобрести свой Манхэттен.
В один прекрасный день Алика арестовали за противозаконные валютные операции. Время было суровое, и он залетел всерьез и надолго. Главным свидетельством против него оказалась найденная в его трусах сложенная в несколько раз двадцатидолларовая купюра.
Как он потом рассказывал, ему относительно повезло: попал он в лагерь, где было много диссидентов, и это сделало его существование там вполне сносным. Но отсидел он порядком.
Вышел Алик через десять лет, с виду все такой же пройдоха и неунывающий аферист. Сразу позвонил мне, отметили его освобождение, и потом он напросился в экспедицию. Ездил с нами два года, но работать ему было тяжело: отсидка не прошла бесследно для здоровья. После окончания второго сезона, когда уже готовились к отъезду, он со вздохом сказал мне, что ездить больше не сможет. Что-то не так с легкими. А в степи жара, пыль, ветер. И скучновато для его деятельной натуры.
Мы с ним сидели на закрытом как и положено после раскопок кургане, откуда было извлечено немало удивительных находок, что само по себе явление нечастое. А в этот раз вдобавок ко всему мы нашли золото.
Мы сидели, смотрели на потрясающий закат, степь дышала осенью, хотя было ещё по южному тепло.
- Знаешь, - сказал он мне, - впервые в жизни я держал в руках золото, которое мне не хотелось положить в карман.
Внизу, вокруг наших палаток, шло веселье, раздавались гитарные переборы, смех. А мы сидели с ним и пили из горлышка сухое вино, чуть горьковатое, как этот ветерок из степи, доносивший запах полыни.
- Ну а как дела с твоим Манхэттеном? - спросил я вдруг. - Больше не мечтаешь купить его?
- Это как же?! - едва не подскочил он. - Я за этот долбаный Манхэттен почти одиннадцать лет отсидел! И чтобы я?!..
Он расстегнул брюки и показал зашитые у пояса двадцать долларов.
- Вот! Я всегда готов! У меня всегда будут при себе двадцать баксов на Манхэттен. И я его куплю, пусть он уже будет называться по-другому!
С тех пор я видел Алика редко. Он кое-как перебивался заработками журналиста, но неоконченное высшее ему сильно мешало. Он просиживал штаны в какой-то заводской малотиражке, получал гроши, попробовал спекулировать, как прежде, валютой, но его слишком хорошо знали, что весьма затрудняло ему жизнь. Позже он кое-что нажил, используя природные таланты афериста, но вот пришла перестройка, и вписаться в неё он никак не мог. В последнюю встречу он жаловался мне:
- Я знаю значительно больше сравнительно честных способов отобрать деньги у сограждан, чем знаменитый Бендер. Но у меня рука не поднимается отнимать кровные у тех, у кого и без меня все отняли. А выуживать из тех, у кого сегодня они есть - чревато. Они либо знают ещё больше способов, чем я, либо за свои деньги могут пристрелить не задумываясь.
Короче, он согласился ехать, не очень выспрашивая, что и как так же, как Дима. Видимо, и его допекла жизнь.
На следующее утро оба были у меня, уже собранные в дорогу. Дима с маленьким чемоданчиком, а Алик Манхэттен - с щегольским кейсом. Он остался верен себе.
- Далеко едем? - спросил Алик. Я плацкартом не поеду.
- Может, ты желаешь в мягком? - съязвил Дима.
Манхэттен поджал губы и промолчал, проигнорировав это замечание.
Мы сидели на кухне, пили кофе, и я рассказывал им, что со мной приключилось.
- Ну что же, - несколько неожиданно подвел итог Манхэттен. - Господа бандиты имеют денежки, и им требуется их отмыть, то бишь вложить во что-то. Разумно.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Дима.
- Только то, что сказал, - пожал плечами Алик. - Нас посылают прокладывать Великий меховой путь.
- Возможно, - согласился я.
И тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял лысый и с ним двое молодчиков с толстыми бритыми затылками. Лысый молча отодвинул меня и прошел в комнату. Сел на тахту и приказал своим качкам:
- Пригаси всех сюда.
Но из кухни уже сами вышли Дима и Манхэттен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26