Я собрал со стола свои записи, аккуратно свернул бечевочку, привел все в порядок и покинул кабинет. В одном из залов возле ткацкого станка оживленно беседовали директор музея Светлана Степановна, сотрудница Танечка и главный консультант по ткацкому станку маленький дедок, седенький, с хитрыми глазками.
Этот станок сотрудники отыскали где-то на чердаке у древней бабульки. Был он разобран на детали, в количестве ста с лишним штук. Тогда в музее как раз восстанавливали интерьер казачьей избы, уже были найдены и приведены в рабочее состояние прялка, самовар и кровать с никелированными шарами. Когда станок попробовали собрать,
выяснилось, что простой природной смекалки в этом деле недостаточно. Пришлось искать кого-то, кто хоть немного разбирался бы в предмете. С трудом нашли этого самого дедка. И он, правда, с краткими перерывами на запои, собрал этот агрегат. На запуск его год назад собрались торжественно все сотрудники. Дед двинул его руками, станина громыхнула, деревянный гребень пошел и... и затащил Танину юбку.
Как ни пытались её выдернуть, ничего не получалось, пришлось извлекать из юбки Татьяну, для чего с представления были удалены все мужчины. Дед стоял на улице, курил и сокрушался по поводу того, что не туда поставил "одну деталю".
В течение года состоялось ещё четыре пуска, и каждый раз деревянное чудище с чавканьем затаскивало то платокСветланы Степановны, то старинные занавески, недавно с трудом отреставрированные, то штаны оператора местной телекомпании "Лаба" Виталия Глебова, который увлекался съемками настолько, что едва не отправился вслед за штанами.
Он отважно отбивался и победил. Ему удалось вырваться, но на студию он возвращался завернутый в полотенце с петухами.
Андрей после этого отвел дедка в сторонку, и заявил, что если он ещё раз неправильно "поставит деталю", то его самого засунут в этот механизм. Как ни странно, аргумент подействовал, агрегат заработал. Теперь даже что-то там ткалось и выползало из него. Но Андрея на этом пуске не было.
Когда я спросил Светлану Степановну и Таню, которые наблюдали за рычащим станком с почтительной дистанции, куда запропастился Андрей, они указали мне на комнатку, где он беседовал с корреспондентом местной газеты.
- Можно тебя на минутку? - спросил я Андрея, заглянув в комнату.
- Заходи! - позвал Андрей. - Познакомься вот, рекомендую.
- Антон Борин! - бодро протянул мне руку усатый мужик.
Рука была крепкая, ладонь широкая.
- Главный и единственный редактор газеты "Лабинский мореход", продолжал он не то представляться, не то отдавать рапорт. - А тебя я где-то видел. Ты не за станцией живешь?
- За станцией, - не очень охотно подтвердил я. - А почему у газеты такое название? Я помню, у вас тут раньше было несколько газет, похожих по названиям... Постой, постой, я сам вспомню, я память тренирую. Так, была "Провинциальная газета", её главный редактор, Скворцова, кажется, ушла в большую политику, пыталась стать депутатом думы, а потом уехала. Так?
- Точно! - почти радостно подхватил Антон. - И стала министром путей СРЯ.
- Чего? - опешил я.
- СРЯ, Суверенной Республики Якутия.
- А почему министром путей? Путей сообщения, может?
- Да какие там сообщения! Там и путей-то нет.
- А как же её министром назначили?
- Других свободных портфелей не было. А президентом там стал тоже наш, местный. Я тебе сейчас расскажу... Купил он тут мини-завод по изготовлению спирта. Нагнал пару цистерн, пытался продать, но никто у него не покупал, тут у каждого свой мини-завод, дедовский. Повез одну цистерну в Москву, так там у него её и отобрали. Тогда он и поехал в эту самую сра... СРЯ. Хотел продать якутам огненную воду.
Они набежали со всей тундры, или чего там у них, на собаках понаехали. Только денег не дают. Соболя дают, алмазы дают, а денег не дают. Говорят, им платят тем, что они производят. Алмазами, соболями. А куда ему их девать? Сидит он там, замерзает, спирт не при деле. Куда дальше везти, белых медведей поить? Он от скуки написал письмо Президенту, мол, тут такие безобразия творятся, алмазами зарплату выдают. И что бы вы думали? Как раз подоспели выборы, Президент выделил деньги для этой СРЯ. Так они, якуты, скупили у нашего мужика весь спирт и заодно выбрали его своим президентом. При этом за него проголосовало девяносто девять и девять десятых населения. Одна десятая, в составе двух якутов, просто опустили бюллетени не в ту урну.
Вот так и стал он Президентом СРЯ. И от скуки потихоньку начал перетаскивать в Якутию земляков и знакомых.
- Вот это дела! А потом были у вас газеты "Лабинские новости" и "Лабинские новые новости", они ещё воевали все время друг с другом.
- Во! - обрадовался Антон. - В "Новостях" я как раз и работал, писал под псевдонимом Александр Борисов. Может, помнишь?
- А как же! - горячо ответил я, хотя, конечно, ни черта не помнил.
- Мы с этими "новыми" сражались не за жизнь, а на смерть. Там главредом безумная тетка была, волосы сосульками, зубы, словно у бабы Яги, страшная, как грех. И пристала ко мне, не дай Бог! Затаскала по судам, все пыталась доказать, что у неё от меня внебрачный сын. А когда я в одной статейке написал, что сын у неё не от меня, а от неизвестного науке животного, то она такой шум в своей газетенке подняла, хоть со святыми выноси. Я, конечно, в долгу не остался, и пошла у нас война титанов. Бились мы, бились, пока у неё в голове чего-то не произошло. Как потом врачи сказали, было у неё разжижение мозга, и она умерла, бедняжка, со злости, наверное. Потом выяснилось, что на самом деле она была в меня влюблена, тайно и безнадежно. И завещала мне газету. А я, грешным делом, до того, как в корреспонденты пошел, работал радистом на рыболовных судах, бороздил, так сказать. И такая тоска у меня по утрам... Все снятся порты заграничные, туманы морские, волны барашками... Эх! А тут своя газета на халяву свалилась. И обозвал я её на радостях "Лабинский мореход". А чего, подумаешь! Море все любят. А писать можно не только про море. Правда же? Ты вот у Андрюхи спроси, он знает.
- Ну да, там не только про море, - как-то вяло согласился Андрей. Там ещё стихи, мемуары.
- А чьи? - заинтересовался я.
- Да все мои! - так же восторженно ответил Антон. - Я сам всю газету пишу, от корки до корки. Ну, иногда, конечно, разрешаю корешкам моим что-нибудь опубликовать. А ты, часом, не моряк?
- С чего ты так решил? - удивился я.
- Да есть в тебе что-то такое наше, морское. Ладно, мужики, побегу я, мне номер в печать сдавать. А ты напротив Петровых живешь? - спросил он меня, обернувшись на пороге.
Я кивнул.
- Во! - обрадовался жизнерадостный лабинский мореход. - Я к тебе вечерком забегу, может, что интересного расскажешь.
И он убежал, смешно косолапя.
- Эту бы энергию да в мирных целях, - вздохнул Андрей. - Ну, нашел что искал?
- Да нашел вроде. А знаешь, Андрюш, я тут кое-что придумал по части археологии. Хотел бы посоветоваться.
- А что можно придумать по части археологии? - усмехнулся Андрей. "Про все уже написано"... Впрочем, излагай, - милостиво разрешил он.
- Сейчас некогда, - глянул я на часы и сник. - Потом забегу, ладно? Или ты заезжай, если время будет.
И тут же прикусил язык, поняв, что сморозил глупость. Но Андрей рассеянно ответил:
- Эх, когда заезжать-то, Коля? И так еле успеваю. А что ты придумал, в двух словах?
- Помнишь профессора Константинова, с которым я сюда в первые экспедиции приезжал? Помнишь? Когда мы с тобой познакомились, ты практику проходил?
- Конечно помню! Такого дядьку забыть! - Андрей при этом воспоминании даже прищелкнул языком от восхищения. - Он ещё теорией возможного прогнозирования археологических открытий нас развлекал. Так что?
- Вот как раз насчет этой теории я и накопал кое-что...
- Ну это вряд ли. Это гигантский труд который потребовал бы усилий целого коллектива, систематизации, компьютеров...
Некоторые пробовали работать в этом направлении. Заманчивая идея, романтическая, красивая. Но увы, времена Шлиманов кончились. Помнишь, он по "Иллиаде" Трою откопал?
- А может, этим некоторым просто терпения не хватило?
- Не-е, это вряд ли, - покачал головой Андрей. - Теория эта рассматривалась в разных вариантах. Периодически она возникает ещё на горизонте, но серьезные ученые давно махнули на неё рукой. Так что...
Он торопливо распрощался со мной и убежал. А я все смотрел на часы и медлил уходить из этой обители по крупицам собранного, остановившегося времени. Вот где настоящая жизнь. В этом тихом провинциальном музейчике, где бережно хранят память. В смешной этой газетке, сочиняемой бывшим моряком.
С горечью махнул я рукой и поплелся домой, где меня ждали только неприятности и прочие сопутствующие удовольствия.
Пошел я по улице Ленина, она была менее многолюдной, чем Красная, где то и дело встречались знакомые лица. Около райотдела милиции царила деловая суматоха. На посту пристально и сурово щурились на прохожих двое в бронежилетах, с автоматами, сновали вооруженные милиционеры, выезжая на дежурство и возвращаясь с него.
Начальник милиции, усатый моложавый полковник, без фуражки, с черной шевелюрой, стоял на улице и беседовал о чем-то с группой штатских. Среди них выделялась стройная женщина. Она на мгновение оглянулась, щурясь от яркого солнышка, и я чуть не выронил с перепугу сердце на мостовую. Это была капитан Павлова!
Вот это уже был полный абзац! Выходит, в Лабинск приехала следственная бригада из Москвы. Если по поводу последних событий, в чем можно не сомневаться, то не сегодня-завтра они обнаружат среди прочих бумаг протокол и моего допроса, а если и нет, то группа москвичей, давно уже ошивающихся в городе, так или иначе привлечет их внимание, и меня с моей подпиской о невыезде мигом загребут в кутузку.
"А может, оно и к лучшему? - мелькнула подленькая мысль. - Может, позволить арестовать себя? Ну что пока на мне висит? Спекуляция? И черт с ней, в конце концов. По крайней мере останусь жив и выберусь из этой кровавой мясорубки..."
Но я быстро отогнал эти мысли, понимая, что если в меня вцепятся, то рано или поздно раскрутят до конца. Почти два десятка трупов - это не кучка шкурок ценой в сто тысяч долларов. Да и как я могу оставить ребят с этой озверевшей сворой, между двух бандитских жерновов, беспощадных к самим себе и к другим?
Я прибавил шагу и, отворачивая лицо, прошел мимо милиции по другой стороне улицы. К моему счастью, Павлова была поглощена разговором с начальником милиции и меня не заметила.
Придя домой, я рассказал ребятам об этой встрече. Все сначала обеспокоились, но потом до нас дошло, что это - неплохой шанс убедить Кота отправить нас подальше отсюда, по крайней мере на время работы московской следственной группы. И наше первичное уныние сменилось хорошим настроением. Шансы попасть домой и получить хотя бы тайм-аут, пересидеть в родных стенах бандитские разборки, прийти в себя, просто отдохнуть от грязных торгов, от ежедневного страха и опасений, что обманут, ограбят, нападут.
Мы несколько воспряли духом, поскольку почти не сомневались, что скоро окажемся в Москве. Кресту нужен этот "меховой путь", значит, мы для него стоим денег. А все, что стоит денег, нужно беречь.
У нас даже аппетит появился, и мы с удовольствием пообедали. К обеду пришел неожиданный гость. Это был Антон Борин, сухопутный лабинский моряк, который отправился было домой перекусить, но по дороге решил заглянуть к нам, не откладывая обещанный визит в долгий ящик. Попал он под хорошее настроение. Мы усадили его за стол, налили огромную миску супа, который он стал поглощать с большим удовольствием и не меньшим знанием дела. Ложка мелькала у него в руках, словно вязальные спицы в умелых руках старушки, так что её, ложки, почти не было видно. И в то же время, как истинный профессионал-газетчик, он ни на минуту не переставал говорить. Как ему удавалось совмещать поглощение пищи и беседу, мы так и не смогли понять, настолько быстро происходило и то, и другое.
Антон успел проглотить три миски супа и вывалить на нас материала не меньше, чем на три номера газеты. Он явно оседлал любимого коньяка, пересказывая нам последние новости и местные сплетни. Беседа завертелась в опасной близости от темы, которая стояла у нас поперек горла. И я постарался ненавязчиво перевести разговор на что-нибудь не менее близкое этому неугомонному журналисту.
Вскоре в доме запахло морской пеной, белоснежные океанские лайнеры уходили за горизонт, замелькали экзотические порты, заклубились туманы Альбиона, и мы зашаркали вместе с Бориным морской развалочкой по улочкам Гринвича, узким и странным.
Мы изо всех сил старались не дать Антону вернуться к местным темам, удерживая его "на плаву". Слава Богу, о море он, как любой человек, однажды им заболевший, мог говорить часами. А где стихия, там и стихи. И вот уже Антон читает глуховатым баском, роняя на пол пепел дешевой сигаретки "Прима":
Грустить в начале рейса не резон,
И, как слепец, не верящий в потерю,
Я все ещё нащупываю берег,
Ударившись глазами в горизонт.
За то, что я, твой непутевый житель,
Гляжу в твою последнюю обитель
С далекой точки - точки корабля.
Здесь и далее стихи А. Борисова.
И были ещё стихи, и ещё стихи, о море, о любви, о разлуке и встречах. То есть о жизни. А потом разговор перекинулся на нашу встречу в музее. Оказывается, Антон приходил к Андрею по поводу разрушения памятников. Он с болью стал рассказывать о том, как ветшают мемориалы, разворовываются кладбища. Рушится память.
- Я тут стихи написал, можно прочту?
Мы молча одобрили его, и он опять стал читать своим глуховатым, прокуренным голосом:
Без проволочек, без простоев,
Без вечных ссылок на мороз
Бригада трудовых героев
За ночь, в районе новостроек,
"Под ноль" разделала погост.
Там трактора урчали сыто,
Снимая страшный урожай.
И "кто забыт" и "что забыто"
Всех уравняли, кто лежал...
Их, мертвых, снова смерть настигла,
За новостройками страны.
И сколько там их вновь погибло,
После законченной войны?
- А что, действительно было такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26