OCR Anita
«Разбитое отражение»: Эксмо-Пресс; Москва; 2001
ISBN 5-04-006035-1
Аннотация
Рейчел Брэдли обладает необычным даром – глядя ей в глаза, люди делятся с ней сокровенными тайнами, открывают душу… Рейчел иногда помогает полиции, но на этот раз ей предстоит нелегкое и опасное задание – вместе с Дрейком Хантером, тайным полицейским агентом, она должна выяснить причину гибели своей сестры. Ее напарник настроен весьма скептически, он не верит в особый талант Рейчел… пока сам не попадает в плен ее удивительных глаз.
Дебора Николас
Разбитое отражение
1
Дверь камеры закрылась за Рейчел Брэдли с отвратительным, леденящим кровь лязгом. В этом жутком металлическом звуке потонули перекликающиеся голоса женщин-заключенных, кряхтенье и скрип кроватных пружин. В муниципальной тюрьме Джефферсона готовились к отбою.
«Это не навсегда, – напомнила себе Рейчел, косясь на сидящую в углу на нарах соседку по камере. – Скоро я выйду отсюда. Может, уже через два-три часа».
И все-таки, помимо воли, она обернулась и с тоской посмотрела сквозь дверную решетку на удаляющегося надзирателя. Ей хотелось позвать его, сказать, что она передумала, но Рейчел знала, что должна остаться здесь. Хотя бы ради Си Джей.
На все про все майор Годшо отвел ей шесть часов. Завтра утром женщину из этой камеры уведут на суд, и тогда уже ничего не сделаешь. Шесть часов… Слишком много для того, кто заперт с незнакомым человеком в тюремной камере, но для того, чтобы вытянуть из этого человека признание, слишком малый срок.
Прижавшись лицом к холодной решетке, Рейчел выглянула в коридор. Вдаль уходил длинный ряд таких же камер, похожих на гигантские консервные банки. «Консервированные женщины, – угрюмо подумала она. – Испорченные консервированные женщины…»
Ей казалось, что отчаяние, исходящее от каждой из них, окутывает ее тяжелым дурманом, понемногу просачивается в мозг. «Я не позволю этому парализовать меня, – сказала она себе. – У меня есть дело, и чем скорее я начну работать, тем раньше выйду отсюда».
Сделав глубокий вдох, Рейчел отошла от решетки и повернулась лицом к сокамернице. Жилистая смуглая блондинка сидела на краешке нар и курила. Ее тяжелые груди туго обтягивал топ из ядовито-розового эластика, совсем не прикрывающий плоского мускулистого живота; атласные черные шорты напоминали скорее купальник-бикини. Рейчел в жизни не видела такой откровенно вызывающей одежды. За что эта женщина попала в тюрьму, не вызывало ни малейшего сомнения. Даже если забыть о шортах и топе, желтоватые, пережженные перекисью волосы, десятисантиметровые каблуки и длинные вызолоченные ногти говорили сами за себя. Рейчел сразу стало ясно, что перед ней обладательница древнейшей профессии.
Однако для особы, привыкшей ночевать под казенным кровом, проститутка вела себя как-то слишком беспокойно. Она курила, судорожно и глубоко затягиваясь, то и дело нервно стряхивая на пол не успевающий нарасти столбик пепла; сидела чересчур прямо, плотно сдвинув колени. Что-то в очертаниях твердых, крепко сжатых губ, в недобром блеске глаз говорило о напряжении слишком сильном для «ночной бабочки», которой ночь в кутузке должна бы казаться неизбежным, но вполне терпимым злом. «Но ведь обычно проститутки платят штраф – и все, – подумала Рейчел. – А этой почему-то предстоит суд…» Ей и прежде приходилось сотрудничать с полицией, однако в самом судопроизводстве она не понимала ничего. Забавно – столько лет проработала в библиотеке, а не может вспомнить ни одной книги по этому вопросу. В библиотеке были книги о том, как заработать целое состояние на переработке мусора или где найти дешевые автозапчасти, но ничего о пребывании в тюрьме. Стоит только переступить черту – и от тебя отворачивается даже библиотека…
Рейчел понимала одно: если она понадобилась майору Годшо, значит, эту проститутку вряд ли держат здесь за приставание к мужчинам на улице. Ее сестра, детектив Келли Брэдли, попросила выяснить, что представляет собой эта женщина. Под блузку Рейчел спрятали микрофон; майор Годшо и Келли слышали сейчас каждое ее слово. К несчастью, от этого ей легче не становилось. Может, и правда у нее такой особенный дар – вытягивать из людей их секреты, – но никакой радости в том нет…
Поправив трясущимися пальцами светло-рыжие волосы, Рейчел оглядела убогое убранство камеры. Дощатые нары вдоль стен, раковина, в дальнем углу журчит унитаз, лишний раз напоминая, что тюрьма – не место для уединения.
Рейчел вздохнула. Она никогда не бывала в следственном изоляторе, но камера оказалась именно такой, как она себе и представляла. Интересно, знает ли Годшо, как тяжко ей сейчас? Рейчел досадливо поморщилась. Конечно, знает! Наверно, только и ждет, чтобы она струсила и запросила пощады. А ведь если смотреть правде в глаза, она и в самом деле чуть было не попросила пощады… Заглядывать в чужую душу всегда страшно, и сегодня это не доставит ей ни малейшего удовольствия. Но надо, ничего не поделаешь. Ради Си Джей и ради ее второй сестры, Келли.
«Держись, детка, потом все будет хорошо», – услышала она словно на яву спокойный, умиротворяющий голос. Папин голос. Папа всегда так говорит. Рейчел почувствовала, как к глазам подступили слезы. Она не видела отца больше месяца и тосковала по нему.
По Си Джей тоже, но Си Джей больше нет. Она ушла навсегда, лежит глубоко под землей в этом жутком гробу. И надо выяснить, почему, как это случилось.
На негнущихся ногах Рейчел прошла к своим нарам и села.
– Эй, Сюзи Солнышко, сигареты есть? – сипло спросила соседка.
«Сюзи Солнышко?» Рейчел оглядела свою порядком измятую одежку – белая блузка с вышитыми цветочками, воздушная юбка, на ногах босоножки из тоненьких ремешков. Пожалуй, вид несколько девчачий, но она всегда так одевается…
А соседка, казалось, уже забыла о ней и безучастно смотрела в пространство. На вид ей было лет тридцать пять, но, может быть, нелегкая жизнь преждевременно состарила ее, проложив глубокие складки в углах рта, на лбу, над верхней губой.
– Я говорю, курить есть? – сдавленным шепотом повторила женщина, так и не взглянув на Рейчел, и в последний раз затянулась зажатым в тонких пальцах окурком «Вирджиния слим».
Рейчел снова вздохнула. Пора браться за работу. Надо заставить женщину поднять на нее глаза. Но как?
– Вы со мной говорите? – спросила она.
Женщина наконец посмотрела на нее в упор, подрагивая уголками губ.
– Ну да, цыпленок. А с кем тут еще говорить?
«Не отворачивайся!» – мысленно приказала Рейчел, а вслух произнесла:
– Но меня зовут Рейчел.
Женщина шевельнула безжалостно выщипанной бровью и равнодушно отвернулась.
– Да наплевать мне, как тебя зовут. У тебя курить есть?
– Я не курю.
– А я вот курю! И меня сюда первую привели, так что, если хочешь, жалуйся, но сперва десять раз подумай.
– Да нет, курите, пожалуйста. – Рейчел помолчала. – А вас как зовут?
Соседка явно колебалась, потом пожала плечами.
– Харлей – так все называют.
– Харлей? – Да. Я мотоциклистов клею.
«Ничего себе специальность», – усмехнулась про себя Рейчел, но промолчала.
– За что тебя сюда? – спросила Харлей, по-прежнему глядя на дверную решетку.
«За то, что у меня есть один необычный талант», – хотела сказать Рейчел, но вовремя осадила себя. Глубоко вдохнув спертый, прокуренный воздух, она наконец решилась:
– За убийство.
Громко фыркнув, Харлей мазнула глазами по ее безучастному лицу и опять уставилась на решетку.
– Ни хрена себе! Кого же ты пришила, няньку свою, что ли?
Она сухо усмехнулась собственной шутке, и Рейчел почувствовала безотчетное раздражение.
– Нет, мужа, – солгала она, заставляя себя сосредоточиться на лице Харлей и нервно вертя на безымянном пальце непривычное обручальное кольцо. – А вас каким ветром на этот курорт занесло?
– Не твое собачье дело! – отрезала Харлей и погрузилась в угрюмое молчание.
«Да посмотри ты на меня, что же это такое?!» – мысленно взмолилась Рейчел. Сколько времени уже потрачено впустую, а так хочется выйти отсюда поскорее. Разделаться со всем этим. Увы, Харлей уже спряталась в свою скорлупу – твердую скорлупу, которая здесь надежно защищает товарищей по несчастью друг от друга. И от себя самих.
– Попробую угадать, – храбро продолжала Рейчел. В полиции ей ничего не рассказали о соседке по камере, но Харлей, несомненно, натворила что-то очень серьезное. Иначе они не стали бы прибегать к услугам постороннего человека, да еще гражданского. – Ты, наверно, замочила кого-нибудь важного, да? Полицейского, или мэра, или…
– Никого я не мочила, – буркнула Харлей, неуверенно и сердито поглядев на нее.
Рейчел чуть не вздохнула от облегчения полной грудью: на этот раз Харлей не отвела взгляда. Теперь нужно как следует сосредоточиться, чтобы глаза женщины, полные скрытого за вызовом страха, и дальше смотрели прямо на нее. Харлей неловко повела плечами, как будто хотела разорвать установившийся между ними контакт, но уже не могла.
– Один мой клиент отбросил коньки, а они пытаются повесить это на меня.
Ах, так вот почему они придумали для Рейчел роль убийцы! Решили, что Харлей скорее расколется, если окажется в одной камере с товаркой по преступлению. Господи, ей никогда еще не приходилось работать с обвиняемой в убийстве. Мошенничество, похищение, вооруженный грабеж – все это было, а убийство – ни разу.
– Но у них против меня ничего нет, только кос-вен-ные ули-ки, – продолжала Харлей, с трудом справившись с двумя последними словами. – Не сегодня-завтра я отсюда выйду. Они могут пришить мне только приставание, но это уж как водится. Дело плевое, беспокоиться не о чем.
«Говори, говори!» – твердила про себя Рейчел, чувствуя, как начинает ныть под ложечкой. – Говори, не останавливайся, мне тоже тут надоело!»
Беспокоиться, однако, было действительно не о чем. С Харлей оказалось очень легко работать. Теперь, когда Рейчел завладела ее вниманием, она с очевидным удовольствием поддерживала драгоценный контакт, только села поудобнее, но глаз по-прежнему не отводила.
– К сожалению, против меня у них есть совсем не косвенные улики, – вздохнула Рейчел, входя в роль. – У меня все руки были в крови. Можно сказать, взяли с поличным.
Она рассчитывала, что на это Харлей среагирует, но та лишь пробормотала:
– Ни хрена себе!
– Ага. И вот я здесь.
– Вот ты здесь… – повторила Харлей, и тогда-то Рейчел заметила это: гримасу боли, незащищенность, спрятанную под внешним и вроде бы естественным равнодушием. Тут же, к своему ужасу, она почувствовала и ответную ноющую боль внутри: рассудок инстинктивно перенял эмоциональный настрой собеседницы.
«Нет! – беззвучно закричала Рейчел. – Я не желаю знать, что ты чувствовала, что привело тебя к этому. Скажи мне, как и где, больше мне ничего не надо!»
К несчастью, выбора у нее не было. Всегда, когда люди признавались ей в содеянном, они попутно сполна перекладывали на нее весь груз своих переживаний, потому-то она и бежала от этих признаний, как от чумы. Но сегодня отказываться было нельзя. Годшо хотел еще раз убедиться в ее странной, необъяснимой способности вынуждать людей выбалтывать самые потаенные свои секреты. Иначе он ни за что не позволит ей принимать участие в расследовании вокруг «Хисторик хоумз». И она никогда не узнает, что случилось с Си Джей… Разумеется, о ее личном интересе Годшо не подозревал, не то тут же снял бы с расследования Келли… и тем более не подумал бы привлекать к нему Рейчел.
Так что Годшо все равно спасибо, а она должна обязательно выдержать испытание, пусть даже ей придется захлебнуться чужой болью и гневом.
Рейчел растерла озябшие плечи, стараясь не сводить глаз с соседки. Она боялась пропустить момент, когда та дозреет окончательно – как другие, с кем ей раньше приходилось иметь дело по просьбе полиции или ФБР. И, судя по всему, этот момент должен был наступить скоро. Выражение напряженного раздумья на физиономии дешевой проститутки могло бы показаться смешным, если б не страдальческая, как от физической боли, складка между щедро подведенными бровями.
Внезапно на Рейчел откуда-то изнутри тоже нахлынула боль – острая, безжалостная. Боль раскалывала виски, жгла под ложечкой; хотелось закрыть глаза, зажать уши руками, забиться в угол. Рейчел знала, что к этому ей не привыкнуть никогда – ее собственные чувства вдруг смешивались с чувствами другого человека, и она, совсем того не желая, заглядывала в самые темные уголки чужой души.
Голова болела все сильней, но Рейчел заставляла себя удерживать взгляд соседки. В какой-то миг ей удалось поймать гнездящийся в зрачках ужас, и она поняла: теперь Харлей будет отвечать на любые вопросы. Пора приступать.
Но она не очень представляла как. Раньше допрос всегда вела Келли, а Рейчел только сидела рядом, смотрела, слушала и подталкивала людей к ответам. Однако сейчас Келли была далеко, за несколькими толстыми стенами и решетками, в полной безопасности.
«Смелее, не бойся, детка, – снова услышала она голос отца. – Пока не попробуешь, все равно не узнаешь, как оно пойдет».
– А какие у них против тебя косвенные улики? – спросила она Харлей, стараясь, чтобы голос звучал ровно, успокаивающе.
Слава богу, ее вопрос как будто не насторожил Харлей.
– Этого моего клиента нашли убитым, а я была последней, кто его видел. Легавые привели свидетелей, которые подтвердили, что он снял меня на улице. Но никто не говорил, что видел, как я вхожу вместе с ним в тот мотель!
– Какой мотель?
– На Эйрлайн… где нашли его тело.
Надтреснутый, сдавленный голос Харлей доносился словно откуда-то издалека, пальцы выбивали нервную частую дробь по острой коленке.
– А ты с ним в этот мотель не пошла?
– Я… я сказала полицейскому, что мы с клиентом не сошлись в цене и он высадил меня на углу.
«Сейчас, – велела себе Рейчел. – Давай, пора!»
– Так ты сказала полицейскому?
– Ага.
Глаза Харлей сузились, но беззащитность по-прежнему была там, в зрачках, на самом дне. Если копнуть поглубже, Харлей уже не сможет скрывать, как ей страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43