- Чего тебя разобрало, Горбун. Смотри только, чтобы все шито-крыто. Как возьмут мешки, пусть к тебе везут. Спрятать есть где?
- В сарае дровами забросаем. Не разглядишь.
- А через пару дней пойдешь к Синягину, чтобы забрал муку. Понял?
- Как не понять.
- Ну, и ладно тогда... Коль засыплются, пусть помалкивают.
Хива потер шею, глянул на Горбуна. Он знал этот взгляд. Он встречал его на воле, на воровских "малинах", в камерах тюрьмы, на допросах, когда их сводили один на один.
- Разве же тебя выдашь, Хива, - усмехнулся Горбун, - кому жить неохота.
- Хрусталя я встречал, - продолжал так же строго тот, - а Ушкову передай обо мне. Мало ли - новичок. Пусть знает. Ребяток этих твоих тоже предупреди, чтобы не распускали языки... Мол, наняли, а кто - не знаем... И точка...
Он плеснул себе еще немного в кружку, допил, не торопясь уже, и пожаловался:
- И что такое, Горбун, как поволнуюсь, так ноет в животе, спасу нет.
Он похлопал себя по коленкам, вздохнул, а Горбун сказал:
- От годов это, Егор. Тоже стареешь. И налетчиков время теребит, выходит.
- Еще и как, - улыбнулся Хива. Он встал, протянул руку. Сжал ладонь Горбуна с какой-то непонятной силой, как бы пожатием этим говоря: смотри, вот какая еще у меня сила в теле, хотя пусть и ноет в животе. Потом глянул Горбуну в глаза и пошел к двери. Оставшись один, Горбун пересчитал деньги, сунул их в карман ватника, подумал: "И половины ребяткам хватит за такое простое дело".
Он пропустил пару глотков крепкого вонючего вина собственной выделки, повеселел снова и замурлыкал ту самую, что в прошлый раз пели у него гостившие на квартире Хрусталь с Ушковым.
23
После обеда агенты, как обычно, принимали посетителей, свидетелей, вызванных повестками. Тяжелый лохматый мужчина бубнил над составляющим протокол Васей Зубковым:
- Одни штрафы с этой "конфеткой", гражданин начальник...
Женщина, в дорогом пальто, накрашенная, разглядывала фотографии, разложенные перед ней Барабановым, и качала головой:
- Нет... Тот в желтом дождевике был.
- Дождевик можно снять, - хмуро говорил Барабанов. - А лицо, лицо какое у него было?
Женщина вздыхала и прятала руки в кофточку.
- Такой перстень, такой перстень.
Какай-то крестьянин, вызванный по делу хищения в кооперативе, говорил Саше Карасеву:
- А он мне: ты, Хромов, тоже в сыщики записался.
Мягко и заискивающе текла речь толстого гражданина с портфелем, поставленным на колени:
- Уверяю, что я в Севпатоку по делу приехал, про кокаин никогда не слыхивал. И как он в номере очутился у меня, понять не могу.
Ворвался вдруг в "дознанщицкую" Нил Кулагин. В распахнутой шубе, в сбитой на затылок шапке, сияющий. Он пробился между столами, уселся напротив Кости, разговаривавшего по телефону с начальником уездного уголовного стола по делу Миловидова. С чего это такой Кулагин? Повесив трубку, Костя спросил:
- Или именины у тебя, Кулагин?
Тогда Кулагин пригнулся, в ухо зашептал:
- Из "Хуторка". Выяснил я, как велел ты. Потолковал с посудомойкой. А она мне: бывает такой с трубкой и бородкой. Не иначе как Трубышев...
- Ну и что - бывает? У Трубышева, Нил, тоже две ноги, как и у тебя. Куда хочет, туда идет.
- Допросить, может, и Трубышева, и трактирщика, - опять зашептал, тараща глаза, Кулагин. - Чего тянуть... Они, я думаю, та самая подпольная биржа. Больше некому.
- А морщины порока есть на лице у Трубышева? - засмеявшись, спросил Костя. - Я их что-то не видел. Был на фабрике, разговаривал с ним, как с тобой вот, нос к носу. Лицо у него чистое, морщинки разве что только у глаз. На лбу есть одна или две, и то если хмурится. Что же, возьмем, а он под твою калькуляцию не подходит. Извиняться будем.
Кулагин обиженно пожал плечами. Не ожидал он такого спокойствия от инспектора. Думал, наверное, что инспектор сейчас же бросится за ордером на арест. А на каком основании?
- Доказательства где? - спросил строго Костя. - Ну, возьмешь, а что предъявишь? Ходит в трактир... И другие ходят. Подождем. В дело это все занесем. И узнал ты очень ценное, Нил. Но не спеши, как всегда. Говорил же я тебе про бабушку, которая спицами шевелит да шевелит. Ниточка бежит да бежит... Не суетись попусту... Я тебе вот что хочу сказать, - осуждающе покачал он головой, разглядывая снова агента. - Ходишь в распахнутой шубе, заломленной, как у приказчика, шапке. Ну, в темноте - ладно, у себя во дворе - тоже ладно. Но здесь, - кивнул он на посетителей, - ты должен быть в порядке. Да и не только к тебе это относится, - добавил он, посмотрев на Барабанова, на его расстегнутый ворот гимнастерки. - Есть и другие агенты, что ходят нараспашку. Шумим, стучим, хохочем во весь рот в губрозыске. Хлопаем друг друга по плечам, по задницам. В ремни играем в уборной. Табак курим в коридоре прямо, а не в курилке. А разговор: "Сашуха", "Васюха"... Подтягиваться надо... Вот скоро проведем специальную летучку по этому вопросу.
Он глянул в расстроенное лицо агента. Вместо похвалы - выговор. Улыбнулся, подмигнул ему:
- Новое тебе задание, Кулагин. Правда, к делу Миловидова не относящееся. Прислали нам два новых фотоаппарата типа "Бертильон". На станции они. Эксперт просил выделить кого-нибудь поплотнее. Ну, а кто у нас поплотнее, кроме тебя. Потому что там еще всякие принадлежности к ним. Сода, растворители. После пяти поедете вместе с экспертом.
Кулагин застегнул шубу, поправил шапку:
- Надо раскрывать, а мы с растворителями...
Увидев на лице инспектора улыбку, замолчал. Когда он вышел, Костя снова снял трубку телефона и попросил телефонистку соединить его со следователем Подсевкиным.
24
Колька Болтай Ногами сидел на бирже труда в зале, на полу, опершись спиной о квадратный деревянный столб, и ждал, когда выглянет в окошечко или выйдет в зал нанимающий и объявит о наборе безработных на расчистку разваленных домов или на железнодорожные пути, откидывать снег с рельсов и шпал. Пришел он сюда не потому вовсе, что велел ему инспектор дядя Костя. Шел мимо да и заглянул. А тут хоть и холодно, но весело. Парни сидят на подоконнике, поют песню, в которой одно слово нормальное, а два ругательных. Дразнят проходящих, задираются, того и гляди, около этого окна драка начнется. Какие-то мужчины, хорошо одетые, - кучкой возле окна. Еще одна толпа мужиков, пожалуй, из деревни, что-то про трактора бубнят. Где-то завод вроде как строится, и они метят туда. Метят, а толкутся здесь, как комары. Возле дверей, на полу, на самом сквозняке два старика. Некуда деться, может, вот и сидят. Котомки у ног, палки. Вытянули свои лапти. Через лапти перешагивает народ, ругает стариков. А они точно слепцы - смотрят друг на друга, молчат.
Так и сидеть бы, но вот живот давал знать. Тянул он голодную песню. Вроде бы на Мытный отправиться, пошнырять возле лотков с пирожками, возле конфетниц. А то и в подвал завалиться под ткацкими каморками. Там наверняка Би Бо Бо. У него всегда шамовка в карманах. Где-нибудь слямзил кусок колбасы или французскую булку. Поделился бы. Пойти разве? Но вспомнил злые глаза беспризорника и остался сидеть.
А тут вошел в зал биржи еще один безработный. В армячке, в валенках с загнутыми голенищами. Армячок перехвачен широким и крепким ремнем с бляхой. Лицо заиндевелое, с красным фонарем носа. Бороденка, как у старика, в инее белом. Заинтересовался им Колька Болтай Ногами. Ремнем больше. Хорошо бы его увести у мужика. Дали бы знатно за него на рынке на толкучем.
Мужичок тем временем подошел к столбу и воздел голову, принялся вслух и громко читать то, что написано:
- "В Мологу требуются: колбасники - пять, печники - трое, парикмахер - один".
- Не бухти, дядька, - попросил Колька Болтай Ногами, - уже набрали в Мологу и уехали даже. Жди теперь в очередь. Покурить нема у тебя?
Мужичок бросил котомку на пол, подсел рядом, пытливо разглядывая его, удивляясь, вероятно, наряду - этой зеленой короткой шинели, этому свитеру в дырах, галстуку, нацепленному на шею, картузу на голове, замотанному сверху грязным шарфом.
- Ты тоже на работу?
- Куда же еще, - фыркнул Колька Болтай Ногами. - Не за пивом же. Это тебе, дядя, не пивная "Бахус". Только я вот не регистрированный, - добавил он, вздохнув. - Регистрируют у кого документы есть. А у меня все документы - протоколы милицейские. Ночую в подвалах. На вокзалах жмемся, в ночлежке "Гоп" на топчанах. Вот на поденку жду...
- Это что такое? - заинтересовался дядька.
- А на один день посылают. На чистку путей. Потом талон дадут. По талону - в кассе деньги. Пошамаешь знатно.
Вот теперь дядька вытащил кисет с газетой, протянул Кольке Болтай Ногами.
- Выщипывай давай, - сказал он. - А меня возьмут, если напрошусь?
- А чего же, - солидно ответил Колька Болтай Ногами, насыпая махорку на листок газеты. - Ума много лопатой кидать снег не надо. Это тебе не то что там токарь. Вот сейчас скоро должон выйти нанимающий, объявит, дескать, двадцать человек на чистку путей.
- Ну и я буду ждать с тобой, - проговорил как-то весело дядька. Он вытащил из котомки кусок хлеба с очищенной уже дома луковицей. Подумав немного, отломил край, протянул соседу:
- Валяй, раз мы с тобой заодно.
Вот и хорошо как! Обрадованный Колька Болтай Ногами и завернутую цигарку позабыл. Прежде всего принялся наминать хлеб, довольно и благодарно глядя на доброго соседа.
- Ты, дядька, меня держись, - посоветовал он. - Со мной не пропадешь. Зови меня Колька Болтай Ногами. А тебя как звать?
- Михей. Так и зови Михеем. Хоть и гожусь я тебе в батьки, но все равно. У меня ведь трое, - как похвастался он. - Петька - старший, помощник по дому. Сережка - тот на ухо ниже. А Нюшка еще палец сосет.
- Что убежал от них? - промычал Колька Болтай Ногами, прислушиваясь к какой-то возне за стенкой. Уж не собирается ли нанимающий открыть окошечко?
- Лошадь зарабатывать приехал, - пояснил Михей. - В покров своя лошадь Ласка задохлась.
- Эт как же ты проворонил ее, дядька, - сочувственно спросил Колька Болтай Ногами, разглядывая унылое лицо своего соседа. - Чай, пьяный был?
И как обрадовал Михея. Закивал головой по-птичьи, открыл рот, вроде бы как удивился, вроде как засмеялся:
- Агафья, жена моя, говорит, не езди к дядьке в Бурлаково. Нет, поехал. А темка была да дождь. Ну, побыл я у дядьки. Тот к семидесяти, а хоть что ни поднеси. И тетка тоже. Тоже хвощет, а потом песни поет. Ну и в этот раз хвостать стали. А потом песни пели. И поехал как назад - не помню. Видно, ввалили они меня на подводу. Вдруг очнулся, глянь, а лошадка-то моя в яме. Это над речкой размыло мостик, бревна рассыпались, и то ли скользнула она, то ли не заметила и шагнула. Только лежит между бревен, голова торчит, как комель сосновый. Ну, кинулся я вытаскивать. А что там вытаскивать, задохлась...
- Эка ты, - покачал головой укоризненно Колька Болтай Ногами. - Чать, цена лошади большая. На снеге не заработаешь.
- Ничего, - ободрил сам себя Михей. - Буду откладывать заработки. Накоплю.
- Накопишь, как же, - язвительно пробурчал Колька Болтай Ногами. Но тут он услышал стук окошечка, вскочил, кивнул Михею и бросился в толпу:
- А ну, напрись, робя! Чаво там сделам!
В толпе забурчали, затеснили их. Но Колька Болтай Ногами взмахнул кулаком над головой, закричал уже обозленно:
- Да мы с дядькой Михеем с утра с самого. Нанимающего спросите, коль не верите. Вот сейчас он глянет, и спросите. На полу сидим с утра с самого.
- Да не связывайтесь с ними, - проговорил кто-то в интеллигентской блузе, - шпана. Чикнет ножом.
После этих слов и Михея пропустили к окошечку.
А тут и окошечко открылось, лицо женщины в нем точно фотография в квадратной рамке. Коротко и сухо, вроде и рта не разжимая:
- Фамилия...
- Вот его сначала, - подтолкнул Колька Болтай Ногами своего старшего приятеля. Тот робко и стеснительно глядя на нанимающую, назвал свою фамилию. Получил талон на работу. С таким же талоном выбрался следом за ним из очереди и Колька Болтай Ногами.
- Ну вот, завтра с утра на пути. Рано только надо вставать. Чтобы к семи на путях быть. Лопаты в очередь получим.
- Это где лопаты получать?
- А в складе за станцией.
Михей испугался, робко посмотрел на Кольку Болтай Ногами. А тот ему:
- Не робь, дядька Михей. Коль ночевать негде, то пойдем со мной в ночлежку "Гоп".
- Да есть где ночевать, - отозвался растерянно Михей, перекидывая котому на плечо. - Свояченица на фабрике. Хоть когда к ней. Да только бы не заблудиться мне утром.
- Ну и пойдем тогда. В ночлежке регистрируют с четырех. Сейчас со всего города бегут бездомные. И нам хватит места на топчане.
Обрадовался теперь дядька Михей, потому что улыбнулся и суетливо побежал рядом к выходу.
25
Запись уже шла. Записались и они.
- Мать честная, - так и воскликнул Михей, едва вошел в ночлежку "Гоп", в мужское отделение, расположенное на первом этаже. Длинный коридор и здесь же, направо к стене, - рядами деревянные топчаны. На топчанах кто лежал, кто сидел, кто в обнимку пел заунывные песни. Под потолком лампочка брезжила светом, моргала то и дело. Налево по коридору бачки для питья и печи, а возле печей охапки дров, мужики, греющие спины. Духота сопревших портянок, табака, сивухи. На липком, темном полу лужи, окурки.
В дальнем углу ночлежки всхлипывала гармонь, и кто-то орал истошно:
- Всех на ножик перевешаю!
Послышались удары, затрещали доски, промчался мимо в исподнем парень, за ним другой, с кровавым носом, с отверткой в руке, кричавший:
- В бога мать тут тебе и место!
- Ой-ей, - опять воскликнул Михей, шарахнувшись к стене. - Ну и привел ты меня, Коляй, в содом...
- Бывает тут, - равнодушно ответил Колька Болтай Ногами. - Не наше это дело... Сейчас пускать только начали, а вот к ночи набьются, под топчанами даже залягут. Вот смехота. Плюнешь, а глядь - в харю кому-то. А то вступишь на брюхо, а тот за ногу тебя... Ох и суматоха бывает. А сейчас тихо, сейчас што.
Из узкой комнатки, закрытой фанерной дверью, вышел мужчина. Был он невысок, с черным хохолком волос, кисточкой усов, в рубахе, опоясанной широким солдатским ремнем. Зорко оглядев Михея, спросил, задерживая рукой рвущегося вперед Кольку Болтай Ногами:
- Это кто с тобой, Болтай Ногами? Что за личность?
- Дядька Михей это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34