— Хвала небесам, надобности в них не возникало. Воистину астрологи выбрали для моего отбытия благоприятный день.
— Быть может, помогло как раз присутствие воинов, — сухо заметил Янь Тинко.
— Слышу речи старого доброго владетеля, — улыбнулся Цай Ли. — Насколько я понимаю, ваше семейство уже давненько главенствует в этих краях?
— С той самой поры, когда император Уди удостоил этой чести моего благородного предка Янь Чи за доблесть в боях с северными варварами. Ах, то были славные дни! — Цай Ли тихо-тихо вздохнул. — Нам, их недостойным наследникам, остается лишь сдерживать лавину бед живой плотиной.
Янь Тинко немного поерзал, прокашлялся, взглянул прямо на собеседника и сказал:
— Мой государь, несомненно, стоит на самом гребне плотины, и столь долгое изнурительное странствие тому подтверждением. Будет ли нам дозволено поддержать его праведные стремления и каким образом?
— В основном мне требуются сведения. И проводник, пожалуй. До столицы докатилась весть о мудром, а то и святом человеке из ваших мест.
— Что?! — не поверил своим ушам Янь Тинко.
— Басням странников верить нельзя, но мы опросили несколько человек, и рассказы их сходятся. Он проповедует учение Дао, и добродетель принесла ему редкое долголетие. — Цай Ли поколебался, но добавил: — Или даже бессмертие… Что вам известно об этом, господин субпрефект?
— А-а, — Янь Тинко насупился. — Теперь я понял. Некто, именующий себя Ду Шанем.
— Значит, вы настроены по отношению к нему скептически?
— Он не соответствует моим представлениям о святом человеке, господин инспектор, — проворчал Янь Тинко. — В желающих выдать себя за святого недостатка нет. Простые крестьяне склонны верить всякому вруну, особенно в столь беспокойные времена, как нынче. Находятся неприкаянные бродяги, которые не делают ничего полезного, а лишь побираются да произносят обольстительные речи. Заявляют, будто обладают волшебной силой. Крестьяне клянутся, что видели, как они исцеляли недуги, изгоняли демонов, воскрешали мертвых, — словом, все, что в голову взбредет. Я разобрал несколько подобных случаев и не нашел реальных подтверждений ни единому слову. Подтвердилось лишь, что, прежде чем податься дальше, эти подзаборники успевают попользоваться кошельками мужчин и благосклонностью женщин, утверждая, что таков Путь. Цай Ли взглянул на него с прищуром,
— О шарлатанах нам ведомо. Ведомо и о простых ворожеях, народных колдунах — по-своему честных, но темных и суеверных. Увы, их верования и обряды действительно начали просачиваться в чистое некогда учение Лаоцзы. Сие прискорбно.
— А разве двор не следует неукоснительно наставлениям великого Кунцзы* [В Европе этот древнекитайский философ известен под именем Конфуция. (Примеч. пер.)]?
— Разумеется. И все же, господин субпрефект, мудрость в сочетании с силой встречается все реже. Услышанное навело самого Единого на мысль, что голос Ду Шаня был бы желателен в хоре имперских советников.
Янь Тинко устремил взор в чашку, будто искал там утешительного совета.
— Не мне ставить под вопрос волю сына небес, — наконец заговорил он. — Осмелюсь сказать, этот молодец серьезного вреда не наделает. — Он рассмеялся. — Пожалуй, он даже не уступит иным советникам.
Цай Ли некоторое время молча всматривался в собеседника, прежде чем вымолвить:
— Уж не намекаете ли вы, господин субпрефект, что советники императора в прошлом вводили его в заблуждение?
Янь Тинко слегка побледнел, потом вспыхнул и чуть ли не огрызнулся:
— Я не проронил ни слова хулы, господин мандарин.
— Разумеется, нет! — с готовностью отозвался Цай Ли. — Хотя, между нами, подобный намек был бы вполне справедлив. — Теперь Янь Тинко поглядел на него испуганно. А Цай Ли продолжал без обиняков: — Посудите сами. Прошло десять лет с тех пор, как Ван Ман стал наместником небес. Он провел много реформ, изо всех сил стремился творить добро своему народу. И все-таки смута не утихает. Ее питают, да будет сказано, бедность в Поднебесной и варварское невежество за ее рубежами. — Инспектор оставил недосказанным, что есть и такие, их даже больше, кто считает династию Цинь просто узурпаторами, захватившими трон в результате дворцовых интриг, и заявляет, что давно пора вернуть династии Хань власть, принадлежащую ей по праву. — Ясное дело, нам весьма нужен добрый совет. Мудрость и добродетель нередко обитают под кровлей простолюдина.
— Должно быть, ситуация действительно отчаянная, если вас послали в такую даль лишь за тем, чтобы расследовать пустые слухи, — выпалил Янь Тинко и торопливо добавил: — Конечно, ваш приезд, государь, для нас большая честь и счастье.
— Вы весьма любезны, господин субпрефект. — Тон Цай Ли стал более резким. — Так что же вы можете поведать о Ду Шане?
Янь Тинко устремил взгляд прочь, нахмурился, подергал себя за бороду и медленно заговорил:
— Если честно, назвать его жуликом я не могу. Я расследовал все слухи, какие мог, и не нашел в его поступках ничего предосудительного — ни мошенничества, ни иных неправых деяний. Вот только… по моим понятиям, он ни в чем не похож на святого.
— Ищущие истин Дао частенько бывают, ну скажем, несколько чудаковаты.
— Знаю. И все же… Но позвольте по порядку. Он появился у нас лет пять назад, а до того прошел через северо-восточные уезды, на время задерживаясь в каждом из них. С ним странствовал один-единственный ученик, юноша из крестьянского сословия. С той поры он принял еще двух учеников и отверг всех других претендентов. Поселился он в пещере, что находится в горном лесу у водопада, в трех-четырех часах ходьбы отсюда. Там он предается созерцательному размышлению, то есть так он утверждает. Я бывал там; пещера обращена в довольно уютное обиталище. Никакой роскоши, но и никаких лишений. Ученики выстроили себе хижину по соседству с пещерой. Возделывают небольшое поле, ловят рыбу, собирают орехи, ягоды и корни. Остальное, вплоть до денег, ему приносят в дар окрестные жители. Они приходят туда, чтобы выслушать слова, которые он потрудится им сказать, исповедуются в своих горестях — он доброжелательно склоняет к ним слух, — и получают его благословение, а то и просто проводят час-другой в его обществе. Время от времени он на день-два спускается к нам. Далее все происходит одинаково — он на славу ест и пьет в одной местной харчевне, после чего резвится в нашем единственном веселом доме. Я слышал, он могучий любовник. Впрочем, мне не ведомо, чтобы он соблазнил чью-либо дочь или жену. Тем не менее его поведение не кажется мне. благочестивым, а те его нравоучения, что мне доводилось слышать, кажутся полной бессмыслицей.
— Дао невозможно выразить в словах.
— Знаю. И тем не менее… Тем не менее…
— Что до увеселений… Я слышал от сведущих даосов, что любовные утехи, особенно продолжительные, позволяют прийти к равновесию сил «янь» и «инь»*. [Фундаментальные понятия древнекитайской философии, воплощающие в себе противоречивые начала природы: мужское и женское, твердое и мягкое, рост и увядание и т. п.] По крайней мере, так проповедует одна из школ. Другие с ней не соглашаются, как мне сказывали. Но вряд ли можно ожидать соблюдения общепринятых приличий от человека, стоящего на пути просветления.
— Похоже, государь мой куда терпимее меня, — выдавил кислую улыбку Янь Тинко.
— Я лишь считаю необходимым подготовиться к тому, с чем встречусь, настроиться на постижение непостижимого. — Цай Ли помолчал. — Что известно о прежней жизни Ду Шаня? Насколько справедливы его притязания на преклонный век? Я слышал, обликом он молод.
— Это так, и бодрости ему не занимать. А мудрецу, по-моему, пристало выглядеть почтенным. — Янь Тинко перевел дух. — Впрочем, я сделал запросы на предмет проверки упомянутых его притязаний. Нельзя сказать, что он трубит о своем возрасте на всех перекрестках. Пожалуй, он даже избегает упоминать об этом, доколе не вынужден бывает пояснить, каким образом давно покойный Чоу Пэнь мог стать его учителем. В то же время он и не пытается замести следы. Мне удалось опросить ряд лиц и навестить ряд уездов, имевших к нему отношение, когда дела мои вели в те края.
— Будьте добры поведать мне о том, что вам удалось установить, дабы я мог сопоставить это со сведениями, имеющимися в моем распоряжении.
— В общем, не подлежит сомнению, что он рожден более сотни лет назад. Это случилось в области Трех Великих Камней, и принадлежал он всего-навсего к сословию мастеровых. Он пошел по стопам отца, стал кузнецом, женился, завел детей, — словом, ничего необычного, кроме того, что не старел телом. Соседи дивились, но он вроде бы не пытался извлечь из своего положения никаких выгод. Вместо того, когда дети его переженились, а жена скончалась, он провозгласил, что идет искать мудрости, хотя бы для того, чтобы выяснить причины своей исключительности. Он снялся с места, и о нем долго не слыхали, пока он не стал учеником Чоу Пэня. Когда же сей мудрый муж тоже скончался, Ду Шань двинулся дальше, неся людям учение Дао и постигая его на свой лад. Не знаю, насколько его речения и жизнь соответствуют заветам Чоу Пэня. Не знаю также, надолго ли Ду Шань задержится здесь. Наверное, и сам он этого не знает. Я спрашивал его, но такие люди на редкость умело уклоняются от вопросов, на которые не желают отвечать.
— Благодарю вас. Все сходится с тем, что мне докладывали. Но человеку вашей проницательности, господин субпрефект, должно быть очевидно, что подобная жизнь указует на некие сверхъестественные силы, и…
Но тут в дверях выросла почтительно изогнувшаяся фигура.
— Войди и говори, — предложил Янь Тинко. Секретарь Цай Ли шагнул в комнату, низко поклонился и объявил:
— Нижайший просит у высоких сановников прощения за причиняемое беспокойство. Однако до него долетела весть, которая может оказаться для них интересной и даже спешной. Мудрец Ду Шань показался на западной дороге. Он направляется в селение. Не соизволит ли государь отдать какие-либо приказания на сей счет?
— Ну и ну, — пробормотал субпрефект. — Любопытное совпадение.
— Если только совпадение, — отозвался Цай Ли. Янь Тинко приподнял свои густые брови.
— Он что же, предвидел прибытие высокого гостя и его намерения?
— Для этого вовсе не требуется обладать таинственными способностями. Цель Дао — привести все сущее в гармоническое соответствие.
— Призвать ли мне его сюда или попросить обождать, пока государю не будет угодно встретиться с ним?
— Ни то ни другое. Я сам сойду к нему, хоть мне и горько прерывать столь занимательную беседу. — Заметив удивленный взгляд хозяина, Цай Ли добавил: — В противном случае мне пришлось бы искать встречи с ним в его обиталище. Выкажем ему уважение, раз он достоин того.
Сановник встал с подушек, шелестя шелком и парчой, и вышел. Янь Тинко последовал за ним. Конюший поспешил созвать подобающую свиту, отправив ее вослед начальникам. Выйдя из ворот, процессия начала спускаться по склону достойной поступью.
Занимался ветер. Он с гулом летел с севера, остужая воздух и погоняя перед собой стада туч, — их тени бежали по полям, будто серпы в проворных руках. Пронеслась стая ворон, перекрывшая своим карканьем людские голоса.
Вокруг колодца толпился народ. Здесь собрались все, кто не был занят на пашнях: торговцы, ремесленники, их жены и дети, престарелые и недужные. Тут же толклись прибывшие с инспектором воины, снедаемые любопытством. В центре внимания был мужчина с крупной, мощной фигурой в простой синей одежде — такой же стеганой куртке и штанах, как у любого окрестного земледельца. Ноги были босы, на них бугрились мозоли. Голова его также была не покрыта; черные пряди, выбившиеся из затылочного узла, трепетали на ветру. Широкое лицо с приплюснутым носом обветрилось до черноты. Рядом с ним стоял молодой человек, одетый столь же скромно. А мужчина, прислонив свой посох к кладке колодца, посадил на плечо крохотную девчушку.
— Ну что, малышка? — смеялся он, щекоча дитя под подбородком. — Хочешь покататься на своей старой лошадке? Ах ты, бесстыдная попрошайка!
Девочка жмурилась и хихикала.
— Благословите ее, учитель, — попросила мать девочки.
— Да она сама — благословение! — отвечал тот. — Она еще не покидала Врат Покоя, к которым мудрые люди надеются когда-нибудь вернуться. Что не мешает тебе мечтать о леденцах, а, сестренка?
— По-твоему, детство лучше старости? — продребезжал старик с жидкой седой бороденкой, согбенные плечи которого уже не могли распрямиться от груза лет.
— Ты просишь от меня поучений, когда мое бедное горло пересохло от дорожной пыли? — добродушно ответствовал новоприбывший. — Нет, уж будьте добры, сперва одну-две-три чашечки винца. Никаких излишеств, даже в самоограничении.
— Дорогу! — провозгласил конюший. — Дорогу государю Цай Ли, посланцу императора из Чананя, и начальнику области Янь Тинко!
Голоса умолкли, люди расступились. Девочка, испугавшись, захныкала и потянулась к матери. Мужчина вернул баловницу и поклонился двум облаченным в парчовые халаты мужам — с уважением, но нисколько не униженно.
— Это и есть наш мудрец Ду Шань, господин инспектор, — сказал субпрефект.
— Расходитесь! — объявил конюший простолюдинам. — Дело государственной важности!
— Они могут слушать, если пожелают, — мягко прервал его Цай Ли.
— Их смрад не должен оскорблять ноздри государя, — провозгласил конюший; толпа с шарканьем отодвинулась, разбилась на группки и с любопытством глазела, что же будет дальше.
— Не вернуться ли нам в дом? — предложил Янь Тинко. — Сегодня тебе оказана великая честь, Ду Шань.
— Нижайше благодарю, — отвечал тот, — но мы убоги, неумыты и вообще недостойны посетить благородный дом. — Голос его был низок, в нем не хватало столичного лоска, но его речь никак нельзя было назвать бескультурной. И в голосе, и в глубине глаз будто таился смешок. — Могу я позволить себе вольность представить своих учеников Чи, Вэя и Ма?
Трое юношей простерлись перед сановниками ниц и лежали, пока учитель не подал им недвусмысленный знак встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90