Т-машина парила в одиночестве, в световых месяцах от ближайшего астрономического тела. Траекторию ее определяло множество звезд. Размеры цилиндра в два раза превышали те, к которым привыкли путешественники. Гиганта обслуживали двадцать три маяка, разбежавшиеся на сотни тысяч километров.— Мы возле центра Галактики, внутри облаков, — в голос Джоэль возвратилась уверенность, подобное сну спокойствие. — Здесь значительно больше звезд, чем где бы то ни было, и мы видим сейчас старые, образовавшиеся вскоре после Начала. Возможно, в самом центре существует черная дыра чудовищной величины, которая уже поглотила миллионы светил и продолжает это делать. Если это верно, теперь скорость поглощения сделалась небольшой, потому что радиационный фон за бортом можно считать умеренным. Тогда получается, что мы переместились в наше собственное далекое будущее, а в галактике остались только долгожители карлики.Лишенный веса на своем командирском сиденье, окруженный общим безмолвием, Бродерсен слышал собственный голос:— Почему же тогда Ворота не ведут к кому-нибудь из них? Пиджин сумела бы подобрать слова, способные передать то, что я сейчас чувствую, но в такой миг мой тупой мозг может породить лишь тупое кваканье… даже если бы я не был столь ошеломлен.— Т-машины не могут иметь безграничный радиус действия. Необходимы промежуточные станции, они должны располагаться в оптимальных пространственно-временных положениях. Эта вот обслуживает на порядок величины больше пунктов назначения, чем звезд в галактике. Число маяков и размер Т-машины, — я уже успела прикинуть, — позволяет мне предположить, что она дает возможность передвигаться очень далеко…— Это вокзал… узловая станция. Подожди! — взревел Бродерсен. Вдохновение охватило его, пульс забарабанил. — Слушайте, слушайте! Это означает цивилизацию, множество цивилизаций, или нечто из будущего — подобное им, чему у нас нет еще имени и представления… Тут можно понять Иных — они просто не могут не бывать здесь. Оставшись здесь, мы непременно встретимся с ними.Интерком донес крики и радостное бормотание со всех постов корабля. Дав шуму утихнуть, Вейзенберг предостерег:— Ну не торопитесь. Как часто они залетают сюда? Наверное, в основном транзитные переходы минуют эту машину просто потому, что она открывает дорогу к стольким мирам, что их не облететь и за миллион лет. Возможно, эта используется лишь раз в столетие, или что-то вроде того. При временных масштабах существования Иных им вполне достаточно этого, чтобы оправдать все расходы.— Да уж, тут не попробовав — не узнаешь, — возразил Бродерсен уже тише.— А кроме того, мы не можем проводить все время в свободном падении, — предостерегла Кейтлин. — В последний раз мы включили тяготение слишком ненадолго, чтобы поддержать здоровье.Бродерсен подумал. Правильно. — И вспылил:— Вот что, Пиджин, тебе пора избавляться от этой мерзкой привычки: ты всегда оказываешься права.— Ладно, нам необходим вес, и раз мы не хотим переходить в режим вращения, прежде чем это окажется неизбежным, давайте полетаем взад-вперед возле машины. Пусть будет так — четыре часа вперед, потом поворот, и четыре часа торможения. Так мы никогда не удалимся от нее более чем на миллион километров и не наберем слишком высокой относительной скорости. А обнаружив корабль, сможем послать ему сигнал.— А почему они обязательно должны использовать электромагнитные волны для связи? — возразил Дозса. — Мне говорили, что бетане поступают иначе.— В случае необходимости бетане умеют принимать радиоволны, — заметил Руэда. — Кроме того, их приборы заметят излучение наших двигателей.— Еще можно поместить на корпусе большой и яркий мигающий маяк, — взволнованно добавил Лейно.— Ну, — спросил Бродерсен, — каково ваше мнение?«Чинук» летел. Они ограничились тремя четвертями земного ускорения, меньше чем предлагал капитан. Кейтлин решила, что этого будет достаточно и сэкономит реакционную массу. Все ощущали легкость и ногами и сердцем.Войдя в каюту Джоэль, парамедик обнаружила голотевта посреди скучного помещения. Все остальные предпочитали что-нибудь извлечь из памяти корабля: музыку или произведения искусства. У нее же экран был нем и чист. Если не считать опрятно убранной постели, каюта ничего не говорила о личности хозяйки.В свободном голубом кафтане, сшитом для нее Кейтлин, Джоэль казалась изваянием бодисатвы. Она позаботилась о себе, вымылась, более или менее отдохнула, избавившись от усталости и вместе с нею от последней памяти о Земле. Огромные глаза под ободком седых волос, бледное, слоновой кости лицо… бесплотное и бесполое, нечеловечески ясное. Поднятая ею рука и улыбка, которой Джоэль приветствовала гостью, следовали абстрактным кривым; голос ее вновь сделался мелодичным, но песня эта предназначалась не для смертного уха.— Спасибо, что зашла, — вежливо проговорила она.— Меня это не затрудняет, — отвечала Кейтлин, — нам необходимо, чтобы ты отдохнула, и поэтому, начиная обследование в уединении, я не стану рекомендовать тебе физические упражнения, — она опустила свой врачебный чемоданчик и открыла его. — Начнем с проверки.Джоэль стянула одежду через голову и отбросила ее на кресло. Кейтлин рассматривала тощее пугало, ходила вокруг, проводила исследующими пальцами по коже. Джоэль застыла на месте и только шевелила руками — когда было нужно.— Некоторая потеря веса сама по себе не страшна, — заметила Кейтлин. — Я могла бы только желать, чтобы моя задница стала чуточку менее пышной, но твою можно назвать эфирной. — Не сумев завести разговор, она продолжала:— Тебе нужно восстановить утраченные мышечные ткани, а для этого нужно есть больше протеинов; потом женщине необходима легкая жировая прослойка. Назови мне свои любимые блюда. Я могу приготовить что-нибудь вкусное.— Пища мне безразлична, — ответила Джоэль. — Просто скажи мне что есть и сколько, и я последую твоему совету.Кейтлин чуть нахмурила лоб, но отвечать не стала. Продолжив обследование, она обнаружила, что Джоэль в общем здорова, невротических расстройств тоже не наблюдалось.Напряженность, тик и подергивания исчезли, рефлексы были великолепными, ровный и медленный ритм сердечных сокращений поддерживал кровяное давление, которому мог бы позавидовать любой человек моложе Джоэль на два десятилетия.— Конец программы, — сказала наконец Кейтлин. — Можешь одеваться. Я возьму стандартные пробы тканей и жидкостей твоего тела, но не сомневаюсь, что все будет в порядке.Джоэль вновь натянула кафтан.— Наверно, я сумею высказать свое мнение о твоей программе, если ты расскажешь о ней.— М-м-м, я пока еще не окончила. Садись, я хочу поговорить с тобой.Женщины уселись, и Джоэль с полным бесстрастием стала ждать, пока Кейтлин заговорит.— Я могу назначить все, что необходимо твоему телу, однако толку в моих предписаниях не будет, пока я ничего не узнаю о твоем настроении. Для начала — насколько точно ты будешь выполнять инструкции?— В точности. — В обещании не слышалось ни спешки, ни сомнения. — Надеюсь, что они не помешают моей работе и предназначены лишь для восстановления сил.Рот Кейтлин напрягся.— Именно это и смущает меня больше всего. — «Сколько еще голотезиса ты сумеешь выдержать, прежде чем с тобой что-нибудь случится? И что это будет? Нечто необратимое? Не началась ли уже болезнь?» — Джоэль, никто из твоих спутников по «Эмиссару» не знает тебя в достаточной мере, но все сходятся на одном: ты превратилась в совершенную незнакомку. Я никогда не слышала о человеке, проводящем едва ли не каждый дневной час подключенным к машине. Нет, дома это время ограничено правилами, и я подумываю, что Дэну пора заставить тебя вспомнить о них.— Ты опасаешься, что со мной что-нибудь случится? — невозмутимым голосом спросила Джоэль.— Ага. Нечто вроде наведенной шизофрении или чего-нибудь в этом роде… кто может сказать? Я ведь всего только медицинская сестра, получившая некоторое дополнительное образование. Имеющаяся на корабле литература просто топит меня в болоте технических подробностей, но не описывает симптомов, не позволяет поставить диагноз и сделать прогноз, поскольку ситуация является беспрецедентной. Тем временем ты все дальше и дальше… уходишь в себя. — Кейтлин наклонилась вперед. — Будь откровенной. Признайся, остаемся ли все мы в твоем восприятии чем-то большим, чем придаток корабельных машин?— Конечно, — отвечала Джоэль невозмутимо. Улыбка промелькнула на ее лице, словно лучик луны сквозь облако. — Вы мне нравитесь, я хорошо думаю о вас и намереваюсь сделать все зависящее от меня, чтобы вы вернулись домой. Ну а для этого мне нужны силы. Заверяю тебя: я далеко не безумна, напротив, я с каждым днем становлюсь все более и более нормальной, чем приводилось кому-нибудь из людей за все время существования нашего вида.— О! Это не утверждение, а целый кит.— Да, звучит грандиозно, пока прибегаешь к помощи той обезьяньей трескотни, которую люди зовут языком. Жаль, что ты не можешь испытать того, что дает машина. Ты — поэтесса, способная передавать словами намеки, чувства или реальность. Я не обладаю твоим красноречием, и к тому же в жизни мне приходилось общаться с обыкновенными людьми менее чем среднему человеку. Потом, отсоединенная, я ощущаю себя менее чем полумертвой. — Джоэль остановилась, подыскивая слова. — Возможно, Сюзанна Гранвиль пыталась объяснить тебе, что дает ей машина. Но ее переживания только бледная тень того, что испытываю я. Но ты ведь не считаешь Сюзанну больной, правда? Потом — сочиняя — занимаясь любовью, которой ты отдаешься более полным образом, чем все остальные, — ты ведь считаешь свои переживания трансцендентными, не так ли? Ты хочешь пережить их снова и снова, используешь каждый шанс. Они не влияют на твой рассудок, так? Или наоборот? Быть может, они делают тебя сильной и уравновешенной?!— Но эти переживания естественны, — возразила Кейтлин. — Их породила эволюция, после того как возникла на Земле жизнь. Ты же совсем отказалась от них, а это болезненный симптом. Да, священникам, монахиням и святым, погруженным в мистику, или углубленным в свое дело ученым и художникам иногда удавалось в целибате сохранить душевное равновесие. Возможно, эти люди были аскетичны по темпераменту и отвергали обычные удовольствия. И все же они оставались внутри мира людей, добивались доступной для человека силы и искали целей, понятных человеческому рассудку… никого из них проволоки не присоединяли к машине. Я не запрещаю тебе голотезис, Джоэль. Я просто хочу сказать, что тебе нужно использовать себя целиком.Боль впервые прикоснулась в лицу Джоэль, заставила дрогнуть голос — самую малость.— Я пыталась, и куда старательнее, чем ты думаешь. Год за годом радости от тела уменьшались, а боль росла; наконец я стала чувствовать себя вне машины глупой каргой. — Спокойствие вернулось. — Потом, в этом полете, я научилась наделе использовать то, чему научилась на Бете. Фиделио научил меня многому, и в этом колоссальном потоке данных мне открывается весь космос. Я ощущаю грани Ноумена, не снившиеся ни человеку, ни бета-нину. Пытаясь обрести понимание, я нащупала новые методы — научилась точнее понимать, различать, думать… открыла новые философии, и они наделяют меня более глубоким озарением, которое ведет меня дальше…Мир в душе Джоэль уступил место ровному пылу.— Кейтлин, поверь мне. Я никогда не была такой счастливой, как сейчас, и чем дальше ухожу за пределы того, что ты зовешь человеческой личностью, тем счастливее и нормальнее себя ощущаю. Нет, я не лучше тебя: просто я другая. Как ты отнеслась бы к тому, если бы по чьей-то команде тебя лишили дара создавать песни и заниматься любовью? Я… я скоро сумею перерасти то, что пока считаю своей ошибкой: свою жалость к вам. Бедное, милое, прекрасное животное, мне жаль тебя. Но не надейся, что и Иные будут испытывать эту жалость. А посему и я должна избавиться от нее.— Иные… возможно, мы так и не найдем их. Мы можем умереть в пространстве, или на какой-то планете, чьи обитатели просто обладают лучшей техникой, чем люди. Я смогу пережить и то и другое. Но я уверена в том, что каждая раса, достигнув нужного уровня, отправляется на поиски Иных, как случайно вышло у нас. Какую более высокую цель может иметь человечество?— И… если мы отыщем их, если нам это удастся… я буду готова разговаривать с ними.Только позже, распорядившись, чтобы Джоэль не ограничивали, пока не появятся тревожные признаки, Кейтлин осознала ее последнюю фразу, так и оставшуюся невысказанной. И к тому, чтобы присоединиться к ним.***«Чинук» летел.Кают-компания сверкала новыми украшениями, орган выпевал извлеченные из банка данных звуки, на голографических экранах проплывали виды Земли и Деметры: сад в весеннем цвету, закат над океаном, горный пик, дерево посреди луга. На других экранах сияли звезды и галактики. В лучших своих одеждах Дозса, Вейзенберг, Лейно, Фрида и Кейтлин стояли по бокам стола, за которым высился Бродерсен. Перед ним замерли Руэда и Сюзанна — рука об руку. В задней части каюты был приготовлен пир, на что ушел не один день.Отсутствовала лишь Джоэль, в вознесении своем знавшая о том, что происходит. Она неловко благословила вечеринку. Но кому-то следовало находиться на вахте, чтобы не пропустить инопланетный корабль и мгновенно предпринять необходимые действия, а Джоэль могла заменить на этом посту сразу двоих.Бродерсен взял необходимые бумаги. Он не был священником или гражданским чиновником. Вступающие в брак по-разному верили в Бога, а посему он уклонился от традиционного обряда. Текст сочинила Кейтлин, а потом переписала его каллиграфическим почерком в подарок друзьям.«Вот ей-то и следовало бы проводить обряд, — думал он. — Кейтлин сделала бы все как надо. А я просто пародирую священника. Я… проклятие, зачем это перехватывает горло и туманятся глаза. Плакать нельзя, понял? Так! Лиз моя, Лиз, и солнечные лучи в окнах храма, когда мы…»— Мои дорогие, — начал Бродерсен, — в этот день нашего изгнания мы собрались, чтобы создать дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63