Артур обнял мать, сидящую в кресле, и наклонился к ней, чтобы она тоже могла его обнять.
– Храни тебя господь, сынок, – прошептала она. – Сегодня тебе как-никак сорок, но для меня ты все равно дитя.
– Молодая моя, восхитительная мама, – польстил он, прижимая ее к себе. Редко ему приходилось так остро чувствовать вкус счастья. Его умилили подарки детей, он похвалил Мюриэль за выбор золотых запонок, поразился заботливости матери, вышившей для него чудесную подушку. Артур наслаждался изысканным обедом, часто подходил к телефону – поздравляли родственники из Орегона и Небраски. Семейство Бим разъехалось по разным штатам, и Артур, административный директор «Бим и Купер инкорпорейтед», представлял интересы многих из них, смело и перспективно руководя делом.
За последние годы он заметно увеличил товарооборот, снискав одобрение и неограниченное доверие акционеров.
Несколько месяцев назад он приобрел участок земли в Коннектикуте и строил там виллу, а пока намеревался переехать в новый дом, более подходящий для него, крупного менеджера.
Дети уже спали, когда Артур, по обыкновению, вышел прогуляться с Баком. Пес, лишь только почувствовав волю, начал носиться взад-вперед по аллее, а потом умчался далеко вперед, обнюхивать кустарники.
На горизонте со стороны аэропорта вспыхивали огни взлетающих и идущих на посадку самолетов. Оказавшись наконец в одиночестве, Артур с удовольствием вспомнил все события дня: возвращение домой, тепло домашнего очага, радость праздника, но все отравлял докучливый образ этой итальянки… Как там ее зовут – то ли Кори, то ли Конни? Он точно не помнил. Раздражало, что эта дурища вывела его из себя. Днем, за несколько часов до этого, все получилось так просто с Сузан, совсем недавно принятой на работу игривой блондинкой. Разумеется, она, как и другие, покапризничала для виду, когда он по окончании работы на складе закрыл на ключ кабинет, но хватило четырех пощечин, и она угомонилась. Никаких взбрыков. Он готов был держать пари, что потом она сама вошла во вкус. Они все, потаскушки, ломались, словно им не нравилось, а сами млели от восторга, психопатки. Только эта Кори или Конни или как там ее, черт побери, зовут, не покорилась. Он и сейчас еще чувствовал на себе ее взгляд, исполненный ненависти и жажды мщения. Поблядушка! Таскалась небось с кем попало, а перед ним разыгрывала целочку.
С сегодняшнего дня надо поосторожнее выбирать телок. Он теперь преуспевающий деловой человек, свою репутацию надо поберечь. Достаточно малейшего промаха, и тайная сторона его жизни будет выставлена на всеобщее обозрение. И тогда столько лет усилий – псу под хвост.
Его передернуло от ужаса при одной мысли об этом, но он тут же отбросил мрачные прогнозы, вспомнил домашний праздник и блаженно вдохнул ароматный весенний воздух. Он был счастлив.
Автомобиль, остановившийся у тротуара в темноте, он заметил слишком поздно – две пары мощных рук схватили его и впихнули в машину. Он сразу понял – это были руки профессионалов. Он решил свистнуть, позвать на помощь Бака, но огромная ладонь зажала ему рот. Он не мог издать ни звука.
– Тише, приятель, – послышалось предупреждение. – Мы провернем все быстро и основательно. Сделаем так чисто, что тебе будет больше не до девушек. Кстати, привет от Конни!
Артур попытался вырваться, но ему не удалось даже пошевелиться. Один стиснул ему руки, а другой орудовал с «молнией» брюк.
Господи, что им от него нужно? Что происходит? Он почувствовал, как железная рука ухватила его член, острая боль разлилась по телу, в голове словно что-то взорвалось – он потерял сознание.
Когда Артур пришел в себя, Бак горячо дышал ему в лицо, а он сам лежал животом на тротуаре. Невыносимая боль раздирала его внутренности.
В этот момент в памяти всплыло испуганное лицо Конни Коралло, той самой темноволосой итальянки. Она смотрела на него взглядом, исполненным ненависти и жажды мщения.
Глава 4
Нэнси приколола рубиновую брошь на плечо, там, где драпировка черного крепового платья была гуще. Отблески украшения оживили ее бледное лицо. Она оценивающе взглянула в зеркало и осталась довольна: улыбающаяся женщина выглядела много моложе своих сорока пяти лет. Индивидуальность Нэнси, неукротимая энергия, завидное здоровье ломали стереотип немолодой женщины. Нэнси пришлось прокладывать путь в жизни ударами мачете, выбирая тайные тропы, спасаясь от внезапных нападений. Судьба вела ее сквозь горести и радости по самой кромке добра и зла.
Мощная интуиция, свойственная Нэнси с самого детства, часто уберегала ее от опасностей. Тайна этих далеких лет известна только ей и Хосе Висенте Доминичи. Теперешний ее муж, Тейлор, и сын Шон мало что знали о ее прошлом. Да, из зеркала смотрит привлекательная женщина. Короткое платье-туника подчеркивает гибкую и стройную фигуру, черные чулки и туфли из красной замши – великолепные ноги. Серые ясные глаза смотрят спокойно. Нэнси готова к интервью с известной журналисткой из «Нью-Йорк таймс мэгэзин», которое будет читать вся Америка да и многие другие страны. Она вынула из несгораемого шкафа футляр, достала кольцо, которое украшал чистейший рубин в сочетании с жемчужиной лунного цвета, шедевр Булгари, и надела на мизинец правой руки. Закрыла несгораемый шкаф и нажала кнопку – выдвинулась деревянная лакированная панель, имитирующая секцию шкафа. Незатейливый тайник, любой вор-дилетант обнаружит. Система безопасности в доме много надежней, да и охранники меняются каждые четыре часа. Двухэтажный особняк семейства Карр – неприступная крепость.
Нэнси спустилась в гостиную, где Тейлор, сидя в кресле, читал «Ю-эс-эй тудей». Он поднялся и пошел ей навстречу, восхищенно улыбаясь.
– Ты – само совершенство. Это точное определение, – и он почтительно поднес ее руку к губам.
– Довольно банальный комплимент, – с иронией заметила она.
– Предпочитаешь тирады в стиле Сирано де Бержерака?
– Нет, предпочитаю тебя такого, какой ты есть: практичного рационалиста.
– Определение можно уточнить. Основа твоего совершенства – счастливое сочетание красоты, изящества и обаяния.
Нэнси улыбнулась мужу, этому пятидесятилетнему мальчишке, наделенному чисто европейским шармом. Она благодарила судьбу за то, что встретила его. Тейлор не только красивый мужчина, но и уважаемый доцент кафедры международной экономики в Йельском университете. Нэнси не представляла себе, как бы она могла жить без него, его присутствие было необходимо ей, Тейлор постоянно готов прийти на помощь, его влюбленность не иссякает все эти двадцать лет, сколько они женаты.
– Ты у меня тоже необыкновенный. – Нэнси нежно поцеловала мужа.
– Конец церемониала. – Комплимент явно смутил его. Тейлор осторожно обнял ее, чтобы не нарушить изящно-небрежного стиля в одежде, который стоил Нэнси немалых усилий. Скоро придет Натали Гудмен, и Нэнси должна быть во всеоружии.
– Нервничаешь? – Тейлор протянул ей бокал с бурбоном.
Нэнси взяла бокал. Она считала, что бурбон незаменим в трудные моменты, он снимает нервное напряжение.
– Я не нервничаю, я начеку, как перед экзаменом.
– Боишься каверзных вопросов?
– Непредвиденных.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – попытался ободрить ее Тейлор.
– Увы, я придерживаюсь другого мнения. Пессимизм – мое лучшее оружие. Разумнее относиться к трудностям так, словно они неразрешимы.
Нэнси привыкла к вниманию журналистов. Когда ее выбрали в конгресс от демократической партии округа Куинс, ей пришлось несладко, хроникеры местных газет, даже ее сторонники, постоянно ставили ей палки в колеса. Но общение с Натали Гудмен требовало особой осторожности, не только потому, что «Нью-Йорк таймс мэгэзин» – авторитетная газета, главное – журналистка коварна, нетерпима к успеху других женщин, зависть обуревает ее так неодолимо, что она готова пренебречь даже собственными убеждениями. Она разбила вдребезги не одну репутацию, пострадавшие все еще собирают черепки в тщетной надежде восстановить ее. Вероятно, Гудмен выпустит жало и на этот раз. Предвидеть худшее и здраво оценивать противника было жизненным правилом Нэнси. Те немногие люди, которых она уважала, тоже исходили из того, что противник всегда достоин их.
– Я должна быть начеку, все время начеку, – повторяла она.
По указанию Нэнси было проведено тщательное расследование биографии Гудмен. Нэнси сама читала ее досье и знала все похождения журналистки – от самых невинных до тесной дружбы с гомосексуалистами. Натали тридцать два года, внешность ничем не примечательная, фигура далека от совершенства. В жизни ею двигали зависть и тщеславие. Незаконнорожденный ребенок, родилась и выросла в небольшом местечке в штате Огайо, шестнадцати лет приехала в Нью-Йорк и поступила работать официанткой в заштатный ресторанчик. Жила и спала с кем попало. Дважды тайно обращалась к гинекологам – делала аборты. У нее были связи по крайней мере с тремя женатыми мужчинами, благоверная одного из них ее жестоко избила. Супруга была богачкой, ее муж – влиятельным человеком. В результате за соответствующую мзду Натали не стала доводить дело до суда, и скандал замяли. Ей было двадцать, когда главный редактор журнала «Виллы и приусадебные участки» заинтересовался ею и взял на работу секретаршей. Затем ее биография круто изменилась. Хитрая и напористая, журналистка по призванию, Натали умела добыть любую информацию и великолепно преподносила материал. У нее было феноменальное чутье на сенсацию. Ради этого она искажала истину, подгоняла добытые факты под свою версию, не останавливалась ни перед чем – ни перед чувствами, ни перед авторитетами. Теперь, когда Натали Гудмен стала журналисткой номер один, ей, чтобы удержаться на пьедестале, был необходим сенсационный материал, и чем скандальнее, тем лучше. Но Нэнси готова к встрече – ей хорошо известны все самые постыдные эпизоды, которые Натали надежно похоронила, надев на себя маску добропорядочности и легкого снобизма. Нэнси не собиралась без нужды ворошить ее прошлое – если только сама журналистка будет соблюдать правила игры.
Совершенно бесполезно рассказывать обо всем этом Тейлору, далекому от всех этих темных дел в борьбе за власть. К тому же один откровенный разговор неизбежно повлечет за собой и другие признания, а это уж совсем не нужно ни ей, ни ему.
– Я уезжаю в Бостон, ну ты, конечно, помнишь… – сказал Тейлор, осторожно обнимая жену.
– Неужели ты думаешь, что я забыла? – обиделась Нэнси.
– У тебя столько дел и забот, что такая забывчивость была бы понятна.
Тейлору на самом деле очень не хотелось ехать, не хотелось расставаться с Нэнси. Она почувствовала его настроение и легонько подтолкнула мужа к двери.
– Гвидо уже ждет – он отвезет тебя в аэропорт. Возвращайся поскорей, я буду скучать.
Семейству Карр принадлежал личный турбовинтовой самолет, но Тейлор всегда предпочитал пользоваться услугами авиакомпаний.
Нэнси стояла у окна гостиной и смотрела, как Гвидо торопливо идет к машине. Он махнул ей рукой на прощание, Нэнси улыбнулась в ответ.
Она отошла от окна и прошла в свой кабинет, заставленный стеллажами с книгами – старинными фолиантами с уникальными миниатюрами, справочниками по гражданскому и уголовному праву, книгами по истории и искусству. Письменный стол девятнадцатого века с обтянутой кожей столешницей, небольшое, обитое красным бархатом кресло у окна, выходящего в сад, два уютных кресла побольше с мягкими перьевыми подушками, чайный столик – вот и вся меблировка. Нэнси проверила магнитофон. Она примет журналистку здесь, та наверняка будет работать с диктофоном. Нэнси тоже собиралась записать интервью.
Когда ее секретарь Ли Митчелл доложил, что прибыла мисс Гудмен, Нэнси пошла ей навстречу, сияя лучезарной улыбкой.
Журналистка была одета нарочито небрежно: вылинявшие итальянские джинсы, шелковая блуза и спортивный свободный пиджак. Определенно не красавица, лицо вполне заурядное, но чувственное. Сосредоточенна, самоуверенна, ведет себя бесцеремонно и не прилагает ни малейших усилий, чтобы понравиться. Нэнси с первого же взгляда поняла, что этой женщине успех достался не на серебряном блюдечке, она его по праву заслужила.
Нэнси велела горничной принести кофе и жестом пригласила гостью садиться.
– Вы впервые открыли двери своего дома журналистке, – осторожно начала Гудмен и в ожидании ответа включила карманный диктофон. Она употребила слово «дом», но на языке у нее вертелось другое слово – царство.
– Это вопрос или констатация факта? – осведомилась Нэнси.
– Это широко известный факт, так же как и ваше нежелание говорить о личной жизни. – Губы Натали растянулись в подобии улыбки. – Почему этой чести удостоилась именно я, госпожа Карр?
Нэнси уловила нотку сарказма в голосе журналистки, но не подала виду.
– Всегда что-то случается в первый раз, – ответила она. Натали прикурила сигарету, Нэнси, которая несколько лет назад бросила курить, восприняла жест журналистки как вызов.
– Однако выбор пал на меня, – настаивала журналистка.
– И не случайно. Наша встреча своего рода пристрелка. Если получится интересный разговор с вами, то с другими – тем более. – Она обезоружила противницу правдой, как ей и советовал Хосе Висенте.
Губы Натали тронула ироническая улыбка.
– Расценивать это как комплимент? А что вы скажете насчет упорных слухов о том, что вы намереваетесь выставить свою кандидатуру в мэры Нью-Йорка?
– Эти слухи доходят и до меня. Демократы назвали мою фамилию в связи с предстоящей в этом году выборной кампанией. Бессмысленно отрицать, что и мне самой приходят в голову мысли о кресле мэра, – неожиданно заключила Нэнси.
– У вас уже есть программа для Сити-Холла? – Вопрос прозвучал неожиданно резко.
– Была бы, если бы я твердо знала, что выдвинули мою кандидатуру. А в настоящий момент Сити-Холл для меня, так же как и для вас, всего-навсего – слухи. И все-таки я могу сказать, что в отличие от консерваторов-экстремистов я бы стала действовать, руководствуясь моей теперешней политикой – конкретностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39