Почему она не догадалась об этом раньше? Он точно знал, что делать с ее лодыжкой, он помогал тете Белле во время ее тяжелейшей болезни. Ну, конечно, он был врачом! Дэйн был слишком хорошо знаком с медициной, чтобы приписать это случайным познаниям из жизни на ранчо. Но почему он ей об этом не рассказывал? И почему он больше не практикует как врач?
Дэйн вновь заговорил, и голос его был полон муки. Кэтлин слушала, и слова его омывали ее волнами целительного бальзама. Его теплая рука держала ее руку, и он говорил ей, что любит ее.
Кажется, ее веки слегка дрогнули? Кэтлин не была в этом уверена. Вроде бы так, но, возможно, это был самообман? Может быть, все, что происходит с ней сейчас, некий самообман? Иллюзия? Может быть, она умирает? И речи Дэйна – лишь плод воображения ее затухающего сознания?
Нет. Его слова звучали реально. В этом Кэтлин не сомневалась. Ей никогда бы в голову не пришла странная история, которую он ей рассказывал… о Джулии и Бет, о том, как бросил он свою практику на Парк-авеню, когда не смог спасти Бет.
Кэтлин затаила дыхание, надеясь, что он расскажет ей больше. И Дэйн продолжал. Усталым, но таким любящим голосом он рассказал ей обо всем, что случилось в ту грозовую ночь, когда он уехал с ранчо вместе с Джулией.
Оказывается, это действительно был крайний случай и особые семейные обстоятельства! Кэтлин хотела сказать Дэйну, что все поняла, но губы никак не подчинялись ей, не желали выговаривать слова. А он говорил, что любит Джулию, что всегда ее любил, потому что она сестра Бет. Она – последнее звено, связывающее его с покойной женой, единственная, кто остался у него от семьи, и он всегда будет любить ее… как сестру. Он подробнее объяснит ей это, когда она очнется. Она обязана очнуться. Он и слушать не хочет, что она этого не сделает!
Слезы раскаяния выступили на глазах у Кэтлин, и одна слезинка выскользнула из-под века и скатилась по щеке. Она кожей ощутила ее влажность и тепло. Было ли это хорошим признаком? Возможно, она сумеет очнуться, если очень постарается. Дэйн повторял, что любит ее и умолял ее вернуться к нему. Одна должна очнуться. Ради него. Ради их ребенка.
Ее веки были такими тяжелыми. Как ей их поднять? Но она постарается изо всех сил, чтобы сказать Дэйну, что она тоже любит его всем сердцем. Кэтлин сосредоточилась, приказала глазам открыться, невероятным усилием воли заставила веки приподняться. Она увидела слабый проблеск света, маленькую щелочку. Будет ли этого достаточно? И когда ее веки затрепетали, она их почувствовала. И Дэйн заметил этот трепет. Она услышала, как он ахнул, и рука его крепче сжала ее руку. А потом он закричал, подзывая какого-то доктора Прайса.
Кэтлин услышала звук бегущих шагов, потом в комнате зашумели голоса. Сестра Фишер. Кэтлин узнала ее голос. И голос Дэйна. А третий голос, запыхавшийся, раздраженный тем, что его побеспокоили, вероятно, принадлежал доктору Прайсу.
А потом Дэйн вновь умолял ее открыть глаза, подать им какой-нибудь знак, показать, что она его слышит. Приложив все силы, Кэтлин заставила веки затрепетать снова.
– Вот видите? Она выходит из комы.
Голос Дэйна звенел от радости, и Кэтлин порадовалась вместе с ним. Она доказала его правоту сестре Фишер и доктору Прайсу.
– Это ничего не значит. Просто беспричинная реакция мышц. – В голосе доктора Прайса звучало снисходительное презрение, и Кэтлин мгновенно почувствовала к нему неприязнь. Было ясно, что он не доверяет мнению Дэйна. Но ведь Дэйн был прав! – Известно, что у пациентов, находящихся в глубокой коме, бывает трепетание век и даже слезы. Это ничего не означает. Вы слишком эмоционально связаны с этой пациенткой, доктор Моррисон. И просто хватаетесь за соломинку.
Ну и нахал! Кэтлин ощутила прилив негодования, отогнавший остатки темного тумана. Она желала, чтобы глаза ее распахнулись и чтобы она могла прокричать этому глупцу, что он не прав! Но веки никак не поднимались. Они только трепетали. Кэтлин попыталась двинуть рукой, и, к ее радостному удивлению, пальцы шевельнулись.
– Ее пальцы дернулись! – воскликнул Дэйн. Она услышала, как он снова сел на стул и почувствовала, что он взял ее за руку. – Сожми мою руку, милая. Ну давай же, Кэтлин! Сожми мою руку.
Кэтлин попыталась, но, казалось, она утратила всякий контроль над своими мышцами. Но ведь минуту назад ей удалось подвигать пальцами. Так что же сейчас? Досада и гнев затопили ее. Она хотела доказать этим людям, что прав Дэйн, а не они.
– Успокойтесь, доктор Моррисон, и попробуйте немного отдохнуть. Вы слишком долго находитесь здесь без отдыха. Если настаиваете, мы принесем вам раскладную кровать сюда. Но я полагаю, что вы лучше выспитесь в нашем общежитии.
– Вы не понимаете… – Голос Дэйна прозвучал тихо и устало. Кэтлин почти пожелала, чтобы он принял совет доктора Прайса. – Я должен оставаться здесь. Сейчас идут критические часы. Кэтлин знает звук моего голоса, и очень важно, чтобы я продолжал с ней разговаривать.
– Чепуха. Вы в совершенном изнеможении и обманываете себя. Если пациентка сможет прийти в сознание, она сделает это независимо от того, будете вы сидеть у ее постели или нет.
Нет, этот доктор Прайс был просто невыносим! Она должна указать на его ошибку. Женщины с ранчо борются за своих мужчин, и она не исключение. Кэтлин снова заставила свои пальцы шевельнуться. На этот раз это далось ей гораздо легче. Затем она сосредоточилась на веках. Они вновь затрепетали и открылись чуточку шире.
– Я сейчас вернусь. Не оставляйте ее одну. Я только сполосну лицо холодной водой. – Сердце Кэтлин мучительно забилось: она увидела Дэйна. У него под глазами темнели круги, и вид был такой, словно он не спал целую неделю. Но тут он пересек комнату и скрылся из поля ее зрения. Сестра Фишер и доктор Прайс остались стоять у ее постели.
Глаза Кэтлин открылись еще шире, и она заметила, что сестра Фишер очень красивая женщина. Она сделала шаг в сторону и положила руку на плечо доктору Прайсу.
– Может ли он быть прав, доктор? – Сестра Фишер понизила голос, чтобы Дэйн ее не услышал.
– Нет. – Представительный доктор в белом халате покачал головой. У него была модно подстриженная седая шевелюра, и выглядел он так, будто каждый год отдыхал на Багамах. – Доктор Моррисон не хочет считаться с реальностью. Я наблюдал такую картину много раз. А его эмоции мешают ему принять очевидное. Нам не стоило допускать его вмешательства. Он возмутитель спокойствия, и его поведение нисколько не поможет этой женщине.
– Значит, она не поправится? – В голосе медсестры Фишер прозвучала озабоченность, и Кэтлин заметила, что она убрала руку с плеча доктора.
– Пациенты, которые впали в глубокую кому, редко приходят в себя. Вообще-то я бы сказал, что для этого требуется чудо.
Веки Кэтлин поднялись, и она уставилась на него. Но он этого не заметил, так был поглощен возможностью произвести впечатление на красавицу медсестру. Самоуверенный идиот! Если бы он сейчас бросил взгляд на Кэтлин, то увидел бы, что она полностью открыла глаза. Ей очень хотелось сбить с него эту спесь.
Возможно, ей это удастся. Губы Кэтлин дрогнули и начали складывать слово, которое она желала произнести. Она собиралась назвать доктора Прайса идиотом за то, что он не поверил Дэйну. А ведь это Дэйн оттащил ее от смертного края и поддержал своей любовью. Кэтлин вспомнила о том, что говорил доктор Прайс, как высмеивал он Дэйна, и это позволило ей найти силы, чтобы повысить голос.
– Идиот.
Ей показалось, что она прокричала это слово, но получился только шепот. Как странно. Они ее даже не услышали. Кэтлин собрала силы для новой попытки. Сейчас они ее услышат! Она объявит всему миру, что доктор Прайс ошибся.
– Плохо, что вы не верите в чудеса, доктор Прайс! – На этот раз ее голос был достаточно громким, чтобы они растерянно ахнули и круто обернулись к ней. Она очнулась! Эта женщина с ранчо, пришла в себя! И готова была защищать своего мужчину.
– Кэтлин! – Дэйн бегом бросился к ней через всю комнату, схватил ее в объятия. Она почувствовала, как он дрожит. – Милая!
Кэтлин ощутила, что ее губы медленно складываются в улыбку. Дэйн спас ее, и она сможет прокричать об этом на весь мир. Но сначала у нее было одно дело, которое не терпело отлагательства.
– Дэйн? – Она посмотрела на него и с изумлением увидела, что по его лицу катятся крупные слезы. – Попроси доктора Прайса, чтобы он оставил нас одних. Хорошо? И сестра Фишер тоже пусть уйдет. Они нам больше не нужны. Я просто хочу остаться наедине с человеком, который спас меня чудом своей любви.
Глава 29
Весь городок Литтл-Форк был приглашен на торжество. Как говорил Джибби, это была грандиозная пирушка. Разумеется, она не потребовала особой подготовки. На ранчо «Дабл-Би» привыкли развлекать толпы людей, и этот праздник не был исключением.
Кэтлин в последний раз взглянула в зеркало на свое свадебное платье. Она поджидала своих подружек, Лайзу и Джулию, чтобы они помогли ей его снять. Это платье сшили Лайза с матерью, и оно было необыкновенным, воздушным, из белого шелка-органди и кружев. Фасон его был несколько несовершенным, но именно такое платье и полагалось невесте ковбоя, и Кэтлин надела его с гордостью. В нем она была, когда обменивалась брачными обетами с Дэйном в гостиной главного здания ранчо.
Посаженным отцом был Джереми Кэмпбелл. Он отдавал невесту жениху и очень торжественно сопроводил ее к импровизированному алтарю перед камином. А после церемонии он поведал Кэтлин и Дэйну свои надежды на то, что их свадьба подтолкнет его сына Джерри в том же направлении.
Джейк и Тревор были шаферами жениха. Они с удовольствием позировали для свадебных фотографий, которые во множестве нащелкали Сэм и Джибби двумя камерами, бывшими в ходу на ранчо.
– Это была красивая свадьба, миссис Брэдфорд, – произнесла Лайза, вешая свадебное платье на вешалку, и сама рассмеялась над своей оплошностью. – Наверное, вас теперь надо называть миссис Моррисон.
– Зови меня Кэтлин, – засмеялась та, видя смущение милой дружелюбной девушки, которую уже привыкла считать своей подругой.
Кэтлин заметила, что Джулия смахивает с ресниц слезы умиления. Джулия тоже поинтересовалась:
– А мне как тебя называть?
– Что, если ты станешь звать меня «сестренка»? У меня никогда не было сестры, но я всегда мечтала ее иметь.
– Сестренка? – произнесла Джулия и радостно улыбнулась. – Мне нравится. Это очень тебе подходит.
Джулия должна была остаться жить на «Дабл-Би». Кэтлин и Дэйн решили, что она займет прежние, комнаты Дэйна, и накануне утром Джулия прибыла на ранчо со всем своим багажом.
– Вам надо поскорее переодеться к вечеринке. Иначе ваш молодой муж будет удивляться, куда вы пропали. – С этими словами Лайза сняла с вешалки платье Кэтлин для танцев и приложила к ее изменившейся талии. – Тут был большой запас материи, и я расширила его в поясе и вставила резинку, чтобы не надо было мучиться потом. Еще я сделала к нему широкий кушак. Можете его завязать, чтобы прикрыть резинку.
– Очень ловко, – восхитилась Кэтлин, – Обещаю, что буду надевать его на все танцы, которые у нас будут. Даже когда я стану слишком огромной для того, чтобы танцевать.
Она быстро переоделась в милое зеленое с белым платьице. Кэтлин посмотрела на свое отражение и улыбнулась. Лайза рассказала ей, что сшила это платье ей в подарок по совету Дэйна. Так что оно было в некотором роде подарком не только от Лайзы, но и от Дэйна. Кэтлин знала, что будет его носить, пока оно не превратится в лохмотья. А когда это произойдет, она попросит Лайзу сшить ей еще одно точно такое же. Оно стало символом той любви, которая соединила их отныне и навсегда.
У них был еще один символ, который сидел сейчас у нее на постели. Это была большая мягкая игрушка. Дэйн подарил ее Кэтлин в тот день, когда привез домой из больницы: игрушечный кугуар, веселый и добродушный, совсем не похожий на того, настоящего, который нагнал на Кэтлин такого страха. Кэтлин прекрасно понимала, почему Дэйн купил ей этот подарок. Они оба были уверены, что именно в ту ночь, когда он спас ее от кугуара, когда они в первый раз занимались любовью, был зачат их ребенок.
– А где вы проведете медовый месяц? – не удержалась от вопроса Лайза. Глаза ее заинтересованно сверкали, и Кэтлин улыбнулась любопытству подростка.
– Разумеется, мы проведем его в самом романтическом месте на земле.
– Где это? На Гавайях?
– Нет. Мы останемся здесь. По-моему, «Дабл-Би» – самое романтичное место на свете.
– Правда? – удивилась Лайза.
– Без сомнения. Здесь я повстречалась с Дэйном, а ведь это было мечтой тети Беллы. – Кэтлин ощутила сладостно-горькую печаль. Если бы тетя Белла дожила и увидела плоды своего блистательного сватовства! – Однажды я чуть было не уехала отсюда, но это было ошибкой. Теперь я никогда не покину ранчо.
– Если подумать, это и вправду, романтично, – согласилась Лайза. – Даже более, чем романтично, потому что вы нашли здесь свою истинную любовь. А мистер Морри… я хочу сказать, доктор Моррисон действительно откроет здесь практику?
– Да, – уверенно закивала Кэтлин и потянулась за щеткой для волос, чтобы расчесать свои длинные рыжие волосы, которые, по утверждению Джибби, следовало называть «цвета корицы». – Мы построим клинику прямо на ранчо. Теперь, когда док Хенли уходит на покой, все, кому это будет нужно, смогут обращаться сюда, к доктору Моррисону.
– Жители Литтл-Форка будут довольны. Мы гадали, что же нам делать без доктора. А теперь он у нас есть. Оказывается, он был у нас давно, а мы этого просто не знали.
Кэтлин подумала о Дэйне, о том, что он рассказал ей прошлой ночью. Утром прибудут плотники, чтобы начать постройку маленькой больницы на четыре койки. Они обещали закончить строительство задолго до ее родов. Их ребенок родится здесь, на ранчо «Дабл-Би», и, похоже, первым пациентом Дэйна станет его собственный сын или дочь.
– Давайте поднимем тост за мою сестру, за невесту, за ее счастливую свадьбу!
Пробка хлопнула где-то рядом с туалетным столиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35