Его тело нуждается в пище. Теперь и тебя, пока будешь Там, придется молочком прикармливать. Но, сударик мой, денька через два возвернись. Возвернись, сударь, и приятеля прихвати – есть что сказать вам, пока меня ноги носят. Да запиши, что увидишь… Может, тебя, молодого, и послушают, не назовут дураком, как меня.
– Раз такой разговор, – я прислонил топор к бревну и глянул бабе Ане в глаза, – откровенный разговор, как я понимаю… Олигофрению вы лечите?
– Прочтешь бумаги, что в сундуке, – разберешься. Там много чего по травам… Так ты обещай мне, что не больше трех дней Там… Хоть на полчаса возвернись с приятелем. Скажи, что травки надо позарез попить, чтоб и дальше в ящике своем… Не шутка это.
– Сундучок ваш больших денег стоит. Может, надо чего. Я, как старатель, откажусь от своей доли, – предложил я, подумав, что в заинтересованности сундучком у меня есть своя корысть: как бы не помешало это моим путешествиям в Тот мир.
– Помощь, говоришь? Ну что ж… Вели мне книжек хороших прислать. Только пусть не просто так, лишь бы отделаться, а что-нибудь… Сартра, например. Или Маркузе, Дейчера, на худой конец.
Подгнившее бревно все же заменил, но провозиться пришлось до позднего вечера. Копеечная работа, а удовольствие получил такое, словно не бревно заменил, а дом выстроил, – и с этого угла гляну на выпрямившуюся крышу, и с той стороны зайду – приятно.
– Дело есть, пойдем на озеро, – шепнула Милка, пройдя мимо, и начала поправлять развешанное на веревке белье. Хоть бы глянула в мою сторону, улыбнулась.
На озеро, так на озеро.
Лес… Никто и никогда до конца не подсчитает количество пользы, получаемой от общения с травой, кустами… Даже голоса насекомых и других лесных тварей целебной силой просачиваются в наш организм и разрушают болячки, не причиняя боли. Не говоря уже о запахах… Какие духи могут сравниться с ароматом земляничной поляны!
Милка догнала меня у самого озера:
– Баба Аня отдала еще одну кипу бумаг… Она все мне рассказала. Но я не понимаю: зачем ты решил лежать в ящике, как Стоценко? Нужно это тебе? – Милка схватила меня за руку. – А как же я? Почему ты избегаешь меня?
– Будешь поить меня молоком, – сказал я, отвечая на движения ее пальцев в моей руке. – У меня будет надежный тыл. – И сжал ее холодную ладонь. – И я не избегаю тебя.
– Господи, боюсь… Боюсь, что этот вечер – последний. Успокой меня… Поцелуй…
Как она не похожа на официантку из «Посоха»… Никогда не думал, что черные глаза могут быть зелеными в свете луны. Где моя железная воля?..
В дальней дали ухал филин, пахло папоротником и прошлогодними листьями…
– Что теперь будет? – Милка дернула меня за ухо… – Боюсь, что сойду с ума… Буду поить тебя молоком и жить около ящика. Сделаюсь дряхлой и морщинистой, как баба Аня.
– Милка, бросим все и поедем в Питер. «Посох» хорошо заплатит за бумаги из сундучка. Куплю тебе алмазное колье…
– Поцелуй меня, Поляков.
– Завтра сходи к нашему тайнику и напиши Василию, чтоб прислали человека за бумагами для «Посоха»… Не пройдет и двух дней, как я притащу к бабе Ане Стоценко на покаяние… За уши притащу… Милка, мне хорошо с тобой, но… Но надо довести дело до конца – я обязан разобраться в механизме метаморфоз. И все. И мы катим в Ленинград. И можем обвенчаться в церкви, перед официальной росписью… Найдем какую-нибудь старенькую покосившуюся церквушку, подкупим попа и ночью совершим таинство венчания. Как ты, согласна?
– Серьезно? – спросила Милка удивленно. В ее зрачке утонул блик лунного света. Странно, но глаза перестали быть зелеными.
– А что? Женятся – нормальные люди, конечно, – только один раз. Почему бы не сделать так, чтоб навек в памяти осталось.
– Ловлю на слове. Чтоб непременно в дряхлой церкви и чтоб поп был подкуплен!.. А ты говоришь, стар! Господи, хорошо-то как!.. А мне только так и нужно – чтоб с вывихом, но празднично.
– Раздобудем телегу, набросаем в нее рябиновых веток с ягодами, – фантазировал я.
– Ну, е-мое! Чувствовала, знала, ты тот – мой!
Честно говоря, мне больше нравится простота, но сейчас в ночном лесу захотелось выдать что-то необычное для моего характера, например почитать стихи. Но в голову лезли школьные, из учебников литературы.
Мы шли медленно, поминутно останавливаясь, чтобы прижаться друг к другу, пошептаться, словно кто-то мог услышать нас.
Старуха поджидала нас на крылечке.
– Ночь-то какая, – вздохнула она. – Комаров нет, и теплынь. Благодать… Соколику передай, пусть не противится.
Думал, не усну после лесного свидания с Милкой, но ошибся – едва прислонил голову к подушке, так с ходу и уснул.
Стоценко ждал меня там, где мы расстались с ним прошлой ночью.
– Приветствую короля джунглей! – Я, озираясь, приблизился к нему, и мы пожали друг другу лапы. – Чертовски хочется прыгать по деревьям, например, – сказал я, почувствовав, как напружились мышцы.
И прыгнул… Дуб толстый, сучки крепкие, и их много. Дивился точности каждого своего движения.
Как приятно вот так… с ветки… на ветку, с ветки на ветку… Такое впечатление, что весь состою из расплавленного удовольствия.
– Мираж… Постигай быстро и не трать лишних мозговых клеток.
– Ты о чем? – не понял я, опускаясь на колени перед странным желтым цветком, похожим на колокольчик.
– Нет ничего этого. – Стоценко развел руками и присел в траву передо мной. – Нет физических прыжков. И мышц нет, и обезьяны нет в тебе, вернее, в твоем настоящем теле.
– А как же я по деревьям прыгал? – Я протянул Стоценко свои когтистые, волосатые лапы.
– Смотри. – Стоценко – что за наваждение? – говорил с закрытыми глазами и ртом. Не шевелились у него губы. Чревовещатель, что ли? – Сейчас я превращусь в птицу.
Обезьяна, сидевшая передо мной, плавно взмахнула конечностями, оторвалась от земли и… гигантская птица, распахнув крылья… перевернулась в воздухе и… села в траву обезьяной.
– Или вот так. – Обезьяна-Стоценко сунула лапу в землю, как в жидкость… – Смотри… – провел лапой по траве. Но трава не шелохнулась – лапа прошла сквозь нее.
– Но этого не может быть! – воскликнул я и выдернул из земли желтый колокольчик вместе с корнем: – Вот!
Сте… Стебель растаял в лапе и оказался там, откуда я его выдрал.
– Я был удивлен не меньше твоего. – Голос Стоценко.
– Но… В таком случае мы… Мы должны провалиться сквозь землю! Почему же…
– Не проваливаемся, как видишь. Надо принять как данность: то, что мы из себя представляем в данный момент, умеет мгновенно фиксироваться в заданной нашим мозгом точке пространства. Ты понимаешь?.. В заданной… Хочешь – лети птицей, желаешь быть тигром – пожалуйста. Облик не имеет значения. И в образе тигра можешь, если пожелаешь конечно, парить над землей. Обезьяний вид не очень хорош, но нам все же необходим хоть какой-то.
Я пожал плечами и подумал, что мой жест, наверное, выглядит комично – обезьяна, пожимающая плечами.
– Древние выдумали образ ангела… Может, они посещали этот мир? Как думаешь?.. Ведь ангелом быть довольно удобно.
Обезьяна исчезла, а вместо нее передо мной стоял крылатый юноша в тунике голубого цвета. Он подмигнул мне:
– Называй меня Стоцем. Внешность должна гармонировать с именем, я так считаю.
– Поль, – представился я, превратившись в ангела. По телу разлилась теплая кровь умиротворения и покоя. Захотелось взять в руки лютню и возвестить миру о всеобщем счастии и гармонии.
Стоц взмахнул могучими белыми крыльями и взлетел, устремляясь к облакам. Я последовал за ним.
Некоторое время мы бесцельно кружили над лесной чащобой. Мне не составило труда быстро освоиться со своей крылатой сущностью, и я нисколько не уступал Стоцу, выполняя вслед за ним фигуры высшего пилотажа.
Вдоволь налетавшись, мы сели на самую верхушку каменистого, поросшего зеленым мхом холма. Деревьев здесь не было, только колючие заросли неизвестного мне растения.
– Дятел… Он хотел получить много денег, – сказал Стоц, привалившись спиной к камню, и глянул на меня опушенными бархатом ресниц глазами. – Жадность его сгубила.
– Он был здесь? – спросил я.
– Старуха вытравила из его памяти все, что он знал… Архелая клянется, что не трогала Дятла, думает, буду ее осуждать… Правильно сделала… Ты быстро научился владеть ангельским телом.
– Ты знаешь, такое впечатление, будто всю жизнь был ангелом… Зачем ты себя закапывал в могилу?.. Вспомни, как вдобавок просил зарубить тебя топором, заколоть вилами… Зачем?
Стоц грациозно повернул голову к зарослям, поднял глаза к небесам:
– Разве тебя сейчас не интересует, где мы? И что это за мир?
– Наверное, параллельный мир или что-то вроде этого… Не знаю, но хотелось бы…
– Тогда расскажи, как попал сюда. – Стоценко повернул голову в мою сторону. – А я буду объяснять.
Я поведал Стоцу все, что произошло со мной с момента знакомства со старухой, исключая, конечно, наши отношения с Милкой.
– …Архелая так и сказала: «Поведу тебя тропой, по которой ушел Стоценко», – закончил я.
– Понятно… Пережевывание зелени, запах трав, грибы… – Стоц одарил меня ангельской улыбкой. – Но, сударь, как говорит баба Аня, я ничего не могу объяснить… Ты только один раз реально смотрел на грибы, и так далее. Следующий поход в лес – ты спал на своем лежаке и выполнял во сне, указания старухи. Она давала тебе сонному понюхать траву. Мозг улавливал сигнал и воспроизводил виденное во время реального хождения по лесу… Но это была та стадия сна, когда в мозгу происходит переработка информации, полученной днем. Нужная заносится в блок памяти – назови его словом «видел». Но маршрут, проделанный тобой мысленно, тоже записывается в этот блок! В «видел» твой мозг записал мысленное движение по тропе Стоценко. Хотя данная информация должна записаться в другой блок… или участок мозга, как хочешь назови… Вот тебе и ключ, отмыкающий в мозгу что-то такое, что объяснить пока нельзя. Постулат, так сказать. Прими и постигни его как точку отсчета для дальнейших рассуждений.
– Значит, мы спим?
В объяснении Стоценко было больше вопросов, чем ответов. Вряд ли он сам верил в свои объяснения.
– О сне не может быть и речи… Люди с нарушениями психики воспринимают приснившееся за реально происшедшее. Их мозг автоматически записывает информацию сна в блок памяти «видел», и они начинают путать реальность с воображением.
– Но разве мы не нарушаем законы гравитации, паря над землей? Какая здесь реальность?
– Законы физики ни при чем… В этом мире совсем другая логика… Ты получил ключ. Старуха дала его тебе и мне. Давай вместе разбираться в происходящем.
– Логика ирреализма, – подумал я вслух. – Может ЛИ быть такая?.. Если сон, то странный сон. У меня прекрасное настроение. Мне хорошо в перьях ангела.
– Сон не может быть таким насыщенным и нефрагментарным.
Он смотрел на меня не мигая. Что-то тягостное было в его взгляде. Вдруг он встал и одним махом вознес снос тело над холмом. Я устремился вслед. Мы опять кувыркались в воздухе, неподвижно зависали над вершинами холмов, чуть не касаясь крыльями, проносились над гладью лесных озер.
– Приятно ощущать себя хозяевами целого мира!
– Кроме ангелов здесь много и других хозяев… Настоящих хозяев. А еще существует черный ангел.
Поспевая за Стоцем, я убедился, что вперед меня толкает непонятная сила и крылья здесь не играют роли.
Земля под нами превратилась в серую мутную массу. Какой, должно быть, холодный ветер опаляет наши головы, но холод не ощущался. Я сложил крылья, но, как и предполагал, скорость не снизилась, лишь возникло некоторое неудобство в мыслях, связанное с абсурдностью неестественного полета, и я раскинул крылья.
Серая муть земли под нами стала зеленеть. Проступили заснеженные вершины гор. Мы устремились вниз. Некоторое время кружились над зеленой долиной.
Человек… Мы опустились в нескольких шагах от него. Он, прижав руки к груди, благоговейно смотрел на нас и улыбался.
– Я шел путем Будды. – Коричневокожий человек склонил голову, продолжая держать руки на груди.
– Посетивший Шамбалу имеет право называться Учителем, – сказал Стоц. – Укажи другим путь, ведущий к выходу из лабиринта неправедной жизни.
– Не каждому дано владеть словом убеждения. Научи, Учитель. – Человек смотрел на Стоца тихим взглядом.
Мы сделали круг над коричневокожим человеком и двинулись в сторону запада.
– Индийский йог… Управляемая галлюцинация, – сказал Стоц. – Можно подумать, и мы галлюцинируем. Но это не так – мы можем влиять на галлюцинацию, но, опять же, лишь в пределах того, что допускает медитатор. Йог уличил меня в неправильном толковании истин, осмысленных им самим, и вступил в спор без страха… И мне пришлось прекратить разговор, чтоб не попасть впросак… Для нас он фантом. Мы с тобой можем прикасаться друг к другу, а к нему – лишь схватим руками воздух. Кто мы?..
– Ты спрашиваешь меня?.. Мы – сгусток энергии, которая… Короче, она имеет свойство принимать любой облик… И она материальна только к такой, как она сама, энергии-сгустку. Другая материя для нас не существует… Ерунда, наверное, все мои рассуждения. Верно?
– Есть одно «но». И оно сводит твою догадку к нулю: как может нематериальное для нас существо разговаривать с нами?
– Подключим «Посох» – пусть ищет грамотных людей.
– Давай прибавим скорость, – перебил Стоц.
Если опереться на земные точки отсчета, мы мчались в сторону Италии.
Так оно и было: замедлив движение и немного снизившись, я увидел внизу контуры Средиземного моря. Кусок суши, похожий на дамский сапог, быстро увеличивался… Мы ступили на солнечную поляну среди пальм.
– Пройдем немного пешком, – сказал Стоц и ловким, вероятно привычным, движением поправил завернувшееся перо в правом крыле.
Мы в два прыжка преодолели пространство поляны, молнией промчались меж стволов пальмовой рощи. Несколько минут скользили в дремучих зарослях экзотических растений… Наконец вышли на открытую площадку в несколько гектаров, засыпанную золотистым, необыкновенно чистым песком.
– Делай, как я, – сказал Стоценко.
Я скользнул за ним желтой ящерицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29