Выбор супер, рекомендую!
Прежде всего потому, что в окружающем человека мире – в природе и обществе – царит хаос. К тому же все в мире находится в непрерывном движении, а в противовес ренессансным мыслителям, которые представляли процесс развития в природе и обществе как движение к гармонии и совершенству, Кеведо и его единомышленники отрицали не только гармонию, но и всякую целесообразность этого вечного и непрерывного движения.
С идеей изменчивости всего сущего в мировоззрении Кеведо связана философская трактовка времени и пространства. В средние века человек как будто жил в полом цилиндре, стены которого скрывали от него все окружающее. Взор человека поэтому устремлен был ввысь, – время и пространство предстают в сознании человека средневековья как бы вытянутыми по вертикали: над человеком райские кущи, под его ногами – геенна огненная. В эпоху Возрождения на смену подобным представлениям приходит ощущение бесконечности времени и пространства, притом не где-то в загробном мире, а в реальной жизни на земле как бы по горизонтали. Конечно, и рай, и ад не исчезли из сознания человека этой эпохи, но, ощутив себя впервые не тварью жалкой, а властелином мира, человек ренессансной поры искал рая на земле, стремился увековечить себя в своих делах. Такое ощущение бесконечности времени и пространства не только сохраняется, но даже углубляется в эпоху барокко: новейшие открытия в астрономии, сделанные Коперником, Галилеем и другими, расширили границы окружающего человека мира до космических масштабов. Но при этом пространство и время обретают как бы трехмерность: наряду с горизонталью земной жизни вновь получает первостепенное значение вертикаль рая и ада. То, что пробуждало в людях эпохи Возрождения пафос и чувство гордости, теперь воспринимается трагически: там вечное движение мира в пространстве и времени было основой убеждения в бессмертии человека, остающегося в своих деяниях и после смерти; здесь ощущение изменчивости и неуловимости пространства и времени приводило к трагическому ощущению жизни как непрерывного умирания. Мучительный для Кеведо вопрос о границах человеческого бытия был тесно связан в его сознании с идеей текучести времени.
Непрерывное движение времени трагично, ибо человеку не дано задержать мгновение, как бы оно ни казалось прекрасным. И сама жизнь воспринимается как краткий миг, разделяющий две пропасти мрака. «Вчерашний день был сном, а завтра станет прахом. Недавнее – ничто, а близкое – лишь дым», – говорит Кеведо в одном из сонетов. И в другом: «Вчерашнего уж нет, а завтра не явилось, сегодня движется вперед без передышки». И сразу вслед за этими словами: «Я есмь Вчера; я Завтра есмь; я есмь усталое Сегодня». Из этого отожествления Времени и Жизни следует вывод о такой же эфемерности Жизни, как и Времени.
Тема Времени-Жизни естественно переходит в тему Времени-Смерти, или, что для Кеведо равнозначно, Жизни-Смерти. Эту важную в идеологии барокко идею писатель четко сформулировал в своем моралистическом трактате «Колыбель и могила» (опубликован в 1634 году): «Человек одновременно рождается и умирает: поэтому в час смерти он кончает в одно и то же время и жить, и умирать». Идея «живой смерти» пронизывает многие произведения испанского писателя. И характерно, что именно она перекидывает в сознании Кеведо мостик от трагедии личности к трагедии общества. «Живая смерть» превращает в прах не только тело человека; часы-могильщики погребают во прахе города и страны:
Я видел стены родины моей:
Когда-то неприступные твердыни,
Они обрушились и пали ныне,
Устав от смены быстротечных дней.
(Перевод А. Косе)
Парадокс для испанского писателя не просто средство заострения мысли, он лишь отражение парадоксальности мира. И быть может, поэтому не стоит удивляться еще одному парадоксу: Кеведо, как и другие мыслители эпохи барокко, не раз утверждавший безысходный трагизм человеческого существования, все же обнаруживает в изменчивом мире нечто устойчивое, способное победить самое Смерть. Это – Любовь.
Исследователи Кеведо долгое время были единодушны в отрицательной оценке любовной лирики писателя; ее объявляли лишенной глубины и непосредственности. Верно, конечно, что стихи, прославляющие радость любви (весьма немногочисленные, к слову сказать), чаще всего холодноваты и рассудочны. Но как искренне и проникновенно звучит в его устах отчаяние безнадежно влюбленного, неразделенное чувство которого поэт выставляет напоказ как вызов не только бессердечию любимой, но и всему миру, и самой смерти! Таков знаменитый сонет «Постоянство в любви после смерти» – по мнению известного исследователя и поэта Дамасо Алонсо, «лучший у Кеведо и, быть может, во всей испанской литературе». Смерть может разрушить тело, кровь, мозг, но поэт рисует трижды эту тризну смерти лишь для того, чтобы трижды подчеркнуть ее бессилие перед человеческой страстью: «Исчезнет плоть, но не исчезнет боль; все обратится в пыль, но чувство сохранится; все будет прах, но прах влюбленный…»
В сознании Кеведо, человека эпохи барокко, постоянно сталкиваются противоборствующие силы, противоречивые тенденции. Ведь этот гимн нетленной любви пропел художник, всю жизнь противопоставлявший разум страстям, которые вносят в душу, по его мнению, лишь смуту. Как это ни странно звучит, но в идеологии барокко, утверждавшей идею иррациональности мира, необычайно сильна рационалистическая струя. Рационализм барокко захватил, однако, лишь сферу мышления и искусства: он определял логику мысли и логику образа, но не приводил к признанию разумности окружающего мира.
С рационалистическими тенденциями барокко связано распространение в Европе XVII века идей неостоицизма. Кеведо был великолепным знатоком, переводчиком и комментатором трудов античных стоиков – Сенеки, Эпиктета и других. Сам он воспринял в этом учении прежде всего идею внутренней независимости личности, признание разума силой, помогающей человеку противостоять царящему в мире фатальному злу. Переняв у стоиков презрение к собственным страданиям, Кеведо, однако, не принял свойственной и стоической философии древних, и многим ее истолкователям в XVII веке общественной пассивности. Напротив, всю свою ученую и литературную деятельность испанский писатель посвятил анализу пороков, присущих современному обществу; всю свою жизнь он искал также и возможный противовес этому несправедливому обществу.
3
Политика интересовала Кеведо всегда не только как поле практической деятельности, но и как объект теоретических занятий. Что такое государство, каковы наиболее предпочтительные формы политического устройства, какую роль в государстве призван играть народ и другие общественные силы, каковы права и обязанности лиц, стоящих у власти, – эти и другие вопросы получили подробное и систематизированное изложение в научных и художественно-публицистических произведениях испанского писателя, особенно в последние десятилетия его жизни. Названным выше проблемам посвящены трактаты «Политика Бога, правление Христа и тирания Сатаны» (первая часть написана в 1617–1626 годах, вторая – в 1635–1636 годах), «Жизнь Марка Брута» (остался неоконченным, опубликована лишь первая часть, вторая не была опубликована и затерялась); много места им уделено и в художественных произведениях, в особенности в сборнике новелл «Час воздаяния, или Разумная Фортуна». Хотя в этом последнем произведении заключительная, сороковая, новелла посвящена обсуждению вопроса о том, что предпочтительней – монархия или республика, и Кеведо подробно перечисляет и достоинства, и недостатки обеих форм государства, воздерживаясь на этот раз от уточнения своей позиции, все же его позиция вполне ясна. Кеведо был сторонником монархической власти. При этом он концентрирует, однако, внимание не столько на правах и прерогативах королевской власти, сколько на ее обязанностях в отношении народа и страны. Король должен действовать в согласии с божескими законами и мнением народа. В определении места народа в государстве Кеведо испытывал колебания. В ряде сочинений он даже склоняется к идее народного суверенитета. И вместе с тем он опасается народных движений, в которых «побеждает большинство, а не разум». И все же в «Часе воздаяния» – в знаменитой двадцать шестой «русской» новелле и в некоторых «итальянских» – писатель именно людей из народа делает носителями высшей справедливости и мудрости.
Не случайно Кеведо объявляет важнейшей обязанностью монарха заботу о благе народа. Ради этого монарх должен жертвовать всем, даже собственной жизнью. Контуры идеального государства намечает один из персонажей «Часа воздаяния». «Наше требование – свобода для всех, – говорит он, – ибо нам хочется подчиняться правосудию, а не насилию; повиноваться разуму, а не прихоти; принадлежать тому, кому достанемся по праву наследования, а не тому, кто захватит нас силой; быть князю подопечными, а не товаром; быть в государстве товарищами, а не рабами; руками, а не орудием; телом, а не тенью».
Одним словом, Кеведо в своих сочинениях формулирует идеал «народной монархии», действующей от имени народа и во имя народного блага. Этот идеал во многом близок гуманистическим утопиям передовых мыслителей испанского и европейского Возрождения. Свидетельством глубоких связей Кеведо с идеологией Возрождения стало и обращение испанского писателя к наследию английского гуманиста Томаса Мора.
В конце 1637 года был опубликован впервые на испанском языке перевод второй части «Утопии» Мора, содержащей описание идеального утопийского государства. Перевод был осуществлен другом Кеведо доном Херонимо Антонио де Мединильей-и-Порресом, и, как явствует из предпосланной переводу небольшой заметки Кеведо, именно ему принадлежала инициатива осуществления перевода. «О земной жизни Томаса Мора по-испански писал Фернандо де Эррера, ученейший муж и человек справедливейших суждений, – так начинает свою заметку Кеведо. – В бессмертие же он вписал свое имя сам кровью своей и смертью, увенчанной славным мученичеством». И далее: «Это был человек удивительного ума, редкостных познаний, святой стойкости, примерной жизни и славной смерти, знаток латыни и греческого языка».
Восторженные слова посвящает испанский писатель книге Мора: «Книга эта невелика, но для того, чтобы оценить ее по заслугам, никакой жизни не хватит. Он написал мало, но сказал много. Если бы те, кто руководит миром, подчинялись ему, а те, кто подчиняется, руководствовались его указаниями, то первые не ведали бы трудностей, а вторые – забот».
Смысл «Утопии» испанский мыслитель видит в том, что Мор «обличает пороки большинства государей своего времени… Каждый, кто прочтет эту книгу, сам сумеет убедиться в том, памятуя о моем предупреждении: человек, который показывает необходимость действовать так, как не действует никто на самом деле, тем самым обличает всех».
Это замечание проливает свет и на собственные утопические построения Кеведо. Вряд ли можно считать случайным совпадением, что именно в 1635 году, когда зародилась идея перевода книги Мора, испанский писатель завершал работу над своим капитальным политическим трудом «Политика Бога, правление Христа и тирания Сатаны» В этой книге он противопоставляет неисчислимым порокам государств своего времени, их князей и министров первоначальное, свободное от пышного культа, христианство, которое, по словам Кеведо, принесли с собой на землю «сын божий» и его апостолы. Эта же ориентация на раннее, «чистое» христианство была характерна для европейского ренессансного гуманизма на раннем этапе его развития, для «христианского гуманизма» Эразма Роттердамского и Томаса Мора.
Грезам об идеальном «правлении Христа» трезвый мыслитель Кеведо противопоставлял реальность – «тиранию Сатаны», сделав ее объектом своего обличения. При всей многогранности натуры испанского писателя все же, вне всякого сомнения, именно в сатирическом творчестве раскрывается наиболее ярко его писательское дарование.
4
Гротескная картина Испании, какой она предстает и в прозаических сатирах, и в бурлескных стихотворениях Кеведо, – это, в сущности говоря, концентрированное выражение той же «боли за Испанию», которая так патетически звучала в его патриотической лирике.
Сатира Кеведо прежде всего всеобъемлюща. Она охватывает практически все стороны жизни Испании и – шире – человечества, обличает пороки нравственные и социальные, проникает во все сферы испанского общества, подвергает критике все социальные слои, профессии и состояния, обличает господствующие в обществе нравы.
Другой существенной особенностью сатиры Кеведо является ее устремленность в современность. Метафизическое, философское восприятие времени и пространства здесь отступает на задний план; изображение пространственно-временных связей становится предельно конкретным: это социально-историческое время и пространство Испании XVII века.
С этим связана и еще одна специфическая черта сатиры Кеведо – ее публицистичность, злободневность. Даже в его единственном романе «История жизни пройдохи…» современники обнаруживали немало злободневных намеков. Еще в большей мере публицистичность характерна для «Сновидений», «Часа воздаяния» и других произведений – в сущности говоря, произведений художественно-публицистических.
Это определяет особые приемы типизации, ослабление роли сюжета и многие другие особенности произведений Кеведо. В самом деле, даже в романе Кеведо сюжет играет подсобную роль. Главное – не что происходит с Паблосом, а с кем он встречается. Именно поэтому огромное структурное значение приобретает и в романе, и в других сочинениях Кеведо мотив дороги. Ведь почти все основные приключения случаются с Паблосом во время его странствий по дорогам Испании. Здесь, на дороге, в придорожных тавернах и других столь же временных пристанищах Паблос сталкивается с людьми из самых разных «этажей» общества, от бродяг и нищих до священнослужителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
С идеей изменчивости всего сущего в мировоззрении Кеведо связана философская трактовка времени и пространства. В средние века человек как будто жил в полом цилиндре, стены которого скрывали от него все окружающее. Взор человека поэтому устремлен был ввысь, – время и пространство предстают в сознании человека средневековья как бы вытянутыми по вертикали: над человеком райские кущи, под его ногами – геенна огненная. В эпоху Возрождения на смену подобным представлениям приходит ощущение бесконечности времени и пространства, притом не где-то в загробном мире, а в реальной жизни на земле как бы по горизонтали. Конечно, и рай, и ад не исчезли из сознания человека этой эпохи, но, ощутив себя впервые не тварью жалкой, а властелином мира, человек ренессансной поры искал рая на земле, стремился увековечить себя в своих делах. Такое ощущение бесконечности времени и пространства не только сохраняется, но даже углубляется в эпоху барокко: новейшие открытия в астрономии, сделанные Коперником, Галилеем и другими, расширили границы окружающего человека мира до космических масштабов. Но при этом пространство и время обретают как бы трехмерность: наряду с горизонталью земной жизни вновь получает первостепенное значение вертикаль рая и ада. То, что пробуждало в людях эпохи Возрождения пафос и чувство гордости, теперь воспринимается трагически: там вечное движение мира в пространстве и времени было основой убеждения в бессмертии человека, остающегося в своих деяниях и после смерти; здесь ощущение изменчивости и неуловимости пространства и времени приводило к трагическому ощущению жизни как непрерывного умирания. Мучительный для Кеведо вопрос о границах человеческого бытия был тесно связан в его сознании с идеей текучести времени.
Непрерывное движение времени трагично, ибо человеку не дано задержать мгновение, как бы оно ни казалось прекрасным. И сама жизнь воспринимается как краткий миг, разделяющий две пропасти мрака. «Вчерашний день был сном, а завтра станет прахом. Недавнее – ничто, а близкое – лишь дым», – говорит Кеведо в одном из сонетов. И в другом: «Вчерашнего уж нет, а завтра не явилось, сегодня движется вперед без передышки». И сразу вслед за этими словами: «Я есмь Вчера; я Завтра есмь; я есмь усталое Сегодня». Из этого отожествления Времени и Жизни следует вывод о такой же эфемерности Жизни, как и Времени.
Тема Времени-Жизни естественно переходит в тему Времени-Смерти, или, что для Кеведо равнозначно, Жизни-Смерти. Эту важную в идеологии барокко идею писатель четко сформулировал в своем моралистическом трактате «Колыбель и могила» (опубликован в 1634 году): «Человек одновременно рождается и умирает: поэтому в час смерти он кончает в одно и то же время и жить, и умирать». Идея «живой смерти» пронизывает многие произведения испанского писателя. И характерно, что именно она перекидывает в сознании Кеведо мостик от трагедии личности к трагедии общества. «Живая смерть» превращает в прах не только тело человека; часы-могильщики погребают во прахе города и страны:
Я видел стены родины моей:
Когда-то неприступные твердыни,
Они обрушились и пали ныне,
Устав от смены быстротечных дней.
(Перевод А. Косе)
Парадокс для испанского писателя не просто средство заострения мысли, он лишь отражение парадоксальности мира. И быть может, поэтому не стоит удивляться еще одному парадоксу: Кеведо, как и другие мыслители эпохи барокко, не раз утверждавший безысходный трагизм человеческого существования, все же обнаруживает в изменчивом мире нечто устойчивое, способное победить самое Смерть. Это – Любовь.
Исследователи Кеведо долгое время были единодушны в отрицательной оценке любовной лирики писателя; ее объявляли лишенной глубины и непосредственности. Верно, конечно, что стихи, прославляющие радость любви (весьма немногочисленные, к слову сказать), чаще всего холодноваты и рассудочны. Но как искренне и проникновенно звучит в его устах отчаяние безнадежно влюбленного, неразделенное чувство которого поэт выставляет напоказ как вызов не только бессердечию любимой, но и всему миру, и самой смерти! Таков знаменитый сонет «Постоянство в любви после смерти» – по мнению известного исследователя и поэта Дамасо Алонсо, «лучший у Кеведо и, быть может, во всей испанской литературе». Смерть может разрушить тело, кровь, мозг, но поэт рисует трижды эту тризну смерти лишь для того, чтобы трижды подчеркнуть ее бессилие перед человеческой страстью: «Исчезнет плоть, но не исчезнет боль; все обратится в пыль, но чувство сохранится; все будет прах, но прах влюбленный…»
В сознании Кеведо, человека эпохи барокко, постоянно сталкиваются противоборствующие силы, противоречивые тенденции. Ведь этот гимн нетленной любви пропел художник, всю жизнь противопоставлявший разум страстям, которые вносят в душу, по его мнению, лишь смуту. Как это ни странно звучит, но в идеологии барокко, утверждавшей идею иррациональности мира, необычайно сильна рационалистическая струя. Рационализм барокко захватил, однако, лишь сферу мышления и искусства: он определял логику мысли и логику образа, но не приводил к признанию разумности окружающего мира.
С рационалистическими тенденциями барокко связано распространение в Европе XVII века идей неостоицизма. Кеведо был великолепным знатоком, переводчиком и комментатором трудов античных стоиков – Сенеки, Эпиктета и других. Сам он воспринял в этом учении прежде всего идею внутренней независимости личности, признание разума силой, помогающей человеку противостоять царящему в мире фатальному злу. Переняв у стоиков презрение к собственным страданиям, Кеведо, однако, не принял свойственной и стоической философии древних, и многим ее истолкователям в XVII веке общественной пассивности. Напротив, всю свою ученую и литературную деятельность испанский писатель посвятил анализу пороков, присущих современному обществу; всю свою жизнь он искал также и возможный противовес этому несправедливому обществу.
3
Политика интересовала Кеведо всегда не только как поле практической деятельности, но и как объект теоретических занятий. Что такое государство, каковы наиболее предпочтительные формы политического устройства, какую роль в государстве призван играть народ и другие общественные силы, каковы права и обязанности лиц, стоящих у власти, – эти и другие вопросы получили подробное и систематизированное изложение в научных и художественно-публицистических произведениях испанского писателя, особенно в последние десятилетия его жизни. Названным выше проблемам посвящены трактаты «Политика Бога, правление Христа и тирания Сатаны» (первая часть написана в 1617–1626 годах, вторая – в 1635–1636 годах), «Жизнь Марка Брута» (остался неоконченным, опубликована лишь первая часть, вторая не была опубликована и затерялась); много места им уделено и в художественных произведениях, в особенности в сборнике новелл «Час воздаяния, или Разумная Фортуна». Хотя в этом последнем произведении заключительная, сороковая, новелла посвящена обсуждению вопроса о том, что предпочтительней – монархия или республика, и Кеведо подробно перечисляет и достоинства, и недостатки обеих форм государства, воздерживаясь на этот раз от уточнения своей позиции, все же его позиция вполне ясна. Кеведо был сторонником монархической власти. При этом он концентрирует, однако, внимание не столько на правах и прерогативах королевской власти, сколько на ее обязанностях в отношении народа и страны. Король должен действовать в согласии с божескими законами и мнением народа. В определении места народа в государстве Кеведо испытывал колебания. В ряде сочинений он даже склоняется к идее народного суверенитета. И вместе с тем он опасается народных движений, в которых «побеждает большинство, а не разум». И все же в «Часе воздаяния» – в знаменитой двадцать шестой «русской» новелле и в некоторых «итальянских» – писатель именно людей из народа делает носителями высшей справедливости и мудрости.
Не случайно Кеведо объявляет важнейшей обязанностью монарха заботу о благе народа. Ради этого монарх должен жертвовать всем, даже собственной жизнью. Контуры идеального государства намечает один из персонажей «Часа воздаяния». «Наше требование – свобода для всех, – говорит он, – ибо нам хочется подчиняться правосудию, а не насилию; повиноваться разуму, а не прихоти; принадлежать тому, кому достанемся по праву наследования, а не тому, кто захватит нас силой; быть князю подопечными, а не товаром; быть в государстве товарищами, а не рабами; руками, а не орудием; телом, а не тенью».
Одним словом, Кеведо в своих сочинениях формулирует идеал «народной монархии», действующей от имени народа и во имя народного блага. Этот идеал во многом близок гуманистическим утопиям передовых мыслителей испанского и европейского Возрождения. Свидетельством глубоких связей Кеведо с идеологией Возрождения стало и обращение испанского писателя к наследию английского гуманиста Томаса Мора.
В конце 1637 года был опубликован впервые на испанском языке перевод второй части «Утопии» Мора, содержащей описание идеального утопийского государства. Перевод был осуществлен другом Кеведо доном Херонимо Антонио де Мединильей-и-Порресом, и, как явствует из предпосланной переводу небольшой заметки Кеведо, именно ему принадлежала инициатива осуществления перевода. «О земной жизни Томаса Мора по-испански писал Фернандо де Эррера, ученейший муж и человек справедливейших суждений, – так начинает свою заметку Кеведо. – В бессмертие же он вписал свое имя сам кровью своей и смертью, увенчанной славным мученичеством». И далее: «Это был человек удивительного ума, редкостных познаний, святой стойкости, примерной жизни и славной смерти, знаток латыни и греческого языка».
Восторженные слова посвящает испанский писатель книге Мора: «Книга эта невелика, но для того, чтобы оценить ее по заслугам, никакой жизни не хватит. Он написал мало, но сказал много. Если бы те, кто руководит миром, подчинялись ему, а те, кто подчиняется, руководствовались его указаниями, то первые не ведали бы трудностей, а вторые – забот».
Смысл «Утопии» испанский мыслитель видит в том, что Мор «обличает пороки большинства государей своего времени… Каждый, кто прочтет эту книгу, сам сумеет убедиться в том, памятуя о моем предупреждении: человек, который показывает необходимость действовать так, как не действует никто на самом деле, тем самым обличает всех».
Это замечание проливает свет и на собственные утопические построения Кеведо. Вряд ли можно считать случайным совпадением, что именно в 1635 году, когда зародилась идея перевода книги Мора, испанский писатель завершал работу над своим капитальным политическим трудом «Политика Бога, правление Христа и тирания Сатаны» В этой книге он противопоставляет неисчислимым порокам государств своего времени, их князей и министров первоначальное, свободное от пышного культа, христианство, которое, по словам Кеведо, принесли с собой на землю «сын божий» и его апостолы. Эта же ориентация на раннее, «чистое» христианство была характерна для европейского ренессансного гуманизма на раннем этапе его развития, для «христианского гуманизма» Эразма Роттердамского и Томаса Мора.
Грезам об идеальном «правлении Христа» трезвый мыслитель Кеведо противопоставлял реальность – «тиранию Сатаны», сделав ее объектом своего обличения. При всей многогранности натуры испанского писателя все же, вне всякого сомнения, именно в сатирическом творчестве раскрывается наиболее ярко его писательское дарование.
4
Гротескная картина Испании, какой она предстает и в прозаических сатирах, и в бурлескных стихотворениях Кеведо, – это, в сущности говоря, концентрированное выражение той же «боли за Испанию», которая так патетически звучала в его патриотической лирике.
Сатира Кеведо прежде всего всеобъемлюща. Она охватывает практически все стороны жизни Испании и – шире – человечества, обличает пороки нравственные и социальные, проникает во все сферы испанского общества, подвергает критике все социальные слои, профессии и состояния, обличает господствующие в обществе нравы.
Другой существенной особенностью сатиры Кеведо является ее устремленность в современность. Метафизическое, философское восприятие времени и пространства здесь отступает на задний план; изображение пространственно-временных связей становится предельно конкретным: это социально-историческое время и пространство Испании XVII века.
С этим связана и еще одна специфическая черта сатиры Кеведо – ее публицистичность, злободневность. Даже в его единственном романе «История жизни пройдохи…» современники обнаруживали немало злободневных намеков. Еще в большей мере публицистичность характерна для «Сновидений», «Часа воздаяния» и других произведений – в сущности говоря, произведений художественно-публицистических.
Это определяет особые приемы типизации, ослабление роли сюжета и многие другие особенности произведений Кеведо. В самом деле, даже в романе Кеведо сюжет играет подсобную роль. Главное – не что происходит с Паблосом, а с кем он встречается. Именно поэтому огромное структурное значение приобретает и в романе, и в других сочинениях Кеведо мотив дороги. Ведь почти все основные приключения случаются с Паблосом во время его странствий по дорогам Испании. Здесь, на дороге, в придорожных тавернах и других столь же временных пристанищах Паблос сталкивается с людьми из самых разных «этажей» общества, от бродяг и нищих до священнослужителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71