Другой документ еще убедительнее. Давний варшавский знакомый Юзефа, посол в Турции Декорш, в одном из своих писем ясно пишет, что во время встречи в Константинополе в 1794 году Сулковский представил ему свидетельство о своем французском гражданстве, выданное коммуной города Парижа.
А если Сулковский получил подданство до отъезда в Турцию, то и не надо было жениться на дочери Вентуре, потому что во время его первого пребывания в Париже еще действовала конституция 1791 года, которая, кроме женитьбы на француженке, допускала и второе основание для натурализации. И это второе основание, вычеркнутое из позднейших конституций, выражалось в словах: «Французским гражданином становится тот, кто родился за границей от матери-француженки ».
Стало быть, от неразрешенной загадки относительно женитьбы приходится вернуться к неразрешенной загадке, касающейся происхождения. Но ведь такое стечение событий было вполне возможно. Сулковский, до последней минуты поддерживавший переписку с мачехой и уже не смущающийся в Париже никакими условностями, мог с величайшей легкостью если не доказать, то хотя бы показать, что его мать была француженкой. Так же, как пятнадцать лет спустя это сделала Маргерит-Софи де Флевиль-Сулковская.
Но если Сулковский получил французское подданство именно таким образом, то тем самым теряет все основания литературно-историческая легенда о его женитьбе на мадемуазель Вентуре. Потому что доказательство этого брака, кроме вздорной информации Шюке, нет никаких.
Зато имеются доказательства, позволяющие предполагать, что «рыцарь с бархатистыми глазами» до конца жизни пребывал холостяком.
Ортанс Сент-Альбен рассказывает, что как-то раз сердечный друг Сулковского подвергся тяжкому оскорблению и собирался требовать сатисфакции (речь явно идет о Малишевском, который в 1796–1798 годах имел много неприятностей из-за прежних услуг, оказываемых королю). Сулковский без ведома друга взял это дело на себя. Когда друг впоследствии стал его упрекать, он ответил: «Драться можно только неженатым; мне нечего терять, кроме тебя».
Рейбо, один из французских авторов монографии о египетской экспедиции, упоминая Жан-Мишеля Вентуре де Паради, пишет: «Его жена была гречанка, дочь – египтянка, а зять – поляк». Если бы Сулковский, действительно был бы мужем дочери Вентуре, то уж кто-кто, а автор монографии о египетской экспедиции, наверное, знал бы и о втором зяте-поляке Жан-Мишеля.
И наконец, третье доказательство. Отправляясь в египетскую экспедицию, Сулковский считался с возможностью своей смерти Поэтому все имущество он вместе с самыми важными бумагами оставил Малишевскому. А ведь будь у него жена, то, конечно, ей он предоставил бы заботу о своем имуществе.
Поэтому я предлагаю всю историю с женитьбой на дочери Вентуре или на ком бы то ни было вообще считать обычной сплетней, по крайней мере до тех пор, пока историки не обнаружат какие-нибудь новые материалы, связанные с личной жизнью Сулковского.
Из того, что установлено до сих пор, неколебимо следует, что любовь не играла особо важной роли в жизни нашего героя.
Это подтверждает и Ортанс Сент-Альбен, который парижский период жизни Юзефа знал лучше всех его биографов. В своей книге Сент-Альбен пишет: «После любви к отчизне первое место в его сердце занимала дружба». И довольно пространно рассматривает все, что касается дружбы. А о любовных делах его упоминает только раз в кратком анекдоте по другому поводу.
Поскольку о романтических приключениях Сулковского мне удалось сказать так мало, то упомяну еще об одном случае, когда он выступил или, скорее должен был выступить, как… певец любви.
Мало кто знает, что Юзеф Сулковский еще при жизни своей стал героем… оперного либретто. Этим он был обязан своему доброму знакомому князю Михалу Клеофасу Огиньскому, о котором говорили, что он был лучшим композитором среди дипломатов и лучшим дипломатом среди композиторов.
Египетская экспедиция Бонапарта произвела величайшее впечатление во всем мире и особенно сильно подействовала на воображение художников. Автор известных полонезов, пребывающий в это время в Гамбурге, при первом известии об экзотической войне тут же принялся писать оперу под названием «Зелис и Валькур», рассчитывая, вероятно, на то, что она будет поставлена в Париже в день триумфального возвращения победителей. Сочиняя либретто, он, разумеется, не забыл и о Сулковском.
Опера имела неприкрыто пропагандистский характер и подчеркивала цивилизаторскую миссию европейских завоевателей. Зели, арабская девушка, томящаяся в гареме египетского паши Абубокира, тайно влюблена в молодого французского пленника Валькура и посему отвергает авансы паши, который хочет сделать ее своей первой женой. Невзирая на опасность, влюбленная красавица соглашается на ночное свидание с Валькуром. Во время свидания их застигает жестокий паша и путем ускоренного судоговорения приговаривает обоих к смерти. Но не успевает паша кончить свою устрашающую басовую арию, как вбегает гонец с известием о победе французов над мамелюками. Вскоре появляется Бонапарт в окружении своего штаба. И тут выступает адъютант Сулковский. Дабы смягчить сердце Абубокира, он поет хвалебную песнь любви и влюбленным. Растроганный паша отменяет свой несправедливый приговор, и действие кончается апофеозом в честь Бонапарта.
К сожалению, Огиньскому удалось довести до конца только этот первый акт. А там он и совсем забросил работу над оперой, так как египетская война стала во Франции очень непопулярна и музыкальная «агитка» не имела никаких шансов на постановку в парижском театре. Хвалебная песнь любви Сулковским не была пропета на сцене, так же как и в жизни.
Адъютант Бонапарта
И наконец, последняя, самая волнующая и таинственная загадка биографии нашего героя – его отношения с Бонапартом.
Попытаемся проследить их с самого начала. Весна 1793 года. Капитан французской армии Наполеон Бонапарт еще участвует в усмирении родной Корсики. Бывший капитан польской армии Юзеф Сулковский обивает пороги руководящих деятелей революции. Только что выпущенный из тюрьмы, измотанный придирками коммунальной полиции, он отчаялся в напрасных стараниях поступить в армию и подыскивает себе другое занятие.
В Париже много говорят о Ближнем и Дальнем Востоке. Специальный посланник государства Майсура, Типпо-Султана, прибегает к помощи Республики, чтобы поднять антианглийское восстание в Индии. Французское правительство благосклонно относится к этому освободительному предприятию и намеревается послать Типпо-Султану своих военных инструкторов. Газеты крикливо возносят «гражданина» Типпо-Султана и называют его «добрым якобинцем». Одновременно в министерских кабинетах разрабатывается план другой восточной экспедиции. Чрезвычайный посол де Семонвиль собирается отправиться с тайной миссией в Турцию, чтобы сколотить новые союзы против коалиции. Во всех организационных совещаниях участвует известный знаток Востока Жан-Мишель Вентуре де Паради. Вероятно, это он напал на мысль, что молодой безработный польский офицер, с которым он познакомился месяц назад, великолепно подходит на роль военного инструктора для Типпо-Султана, так же как и на роль польского эксперта при после де Семонвиле.
В начале мая Сулковский уже готов к отъезду. Именно тогда он пишет прощальные письма на родину. Первое из них, о котором я уже упоминал, – к тетке, вдове князя Августа, – послано в демонстративно не запечатанном конверте. Видимо, отправитель ничего не имел против того, чтобы цензоры Республики узнали, почему его не взяли в армию. Второе письмо, посланное с оказией, более конфиденциальное. Юзеф приводит в нем неизвестному адресату (возможно, им была Маргерит-Софн де Флевиль-Сулковская) причины, по которым он решил поехать на Восток. В этом письме, помимо прочего, мы читаем следующее:
…У меня есть намерение совершенствоваться дальше в военном искусстве; этот мощный рычаг в руках тиранов должен быть у них вырван свободными людьми. Чтобы освободить свою страну… надо командовать армией , чтобы ею командовать успешно, надо прославиться подвигами , вызывающими повсюду общее доверие…
Несколько дерзко звучит это заявление молоденького офицерика, отправляющегося завоевывать полководческую славу прямо из тюремной камеры для подозрительных иностранцев. Но это не было дерзостью. Эти слова выражали одержимость идеей , которой Сулковский уже тогда подчинил всю свою жизнь и которой оставался верен до самой смерти. Он жаждал славы, чтобы иметь возможность стать во главе армии. Он жаждал освободить родину, чтобы революционизировать ее на французский лад.
Члены восточной миссии – по конспиративным соображениям – выезжали порознь. Сулковский выехал из Парижа 31 мая 1793 года за несколько часов до свержения Жиронды и захвата власти Горой. Об этом событии он узнал уже в дороге и встретил его с радостью как «третье возрождение Франции».
Парижские преследования и неприятности не ослабили– его революционного пыла. Записки, которые он вел в пути через Францию, могут смело считаться образцовым «символом веры» якобинца. Он превозносит в них благодеяния революции, клеймит глупость и низость лионских контрреволюционеров, со страстью опровергает клевету реакционных газет. Проезжая мимо запущенной пограничной крепости, он делает заметку, довольно неожиданную для завзятого читателя «деяний прославленных генералов»: «… Не в силе бастионов, а в гражданской отваге поддержанной всем народом, в любви к только что завоеванной свободе… безопасность Франции».
В Италии происходит неожиданное изменение дорожных планов. Разведка коалиции напала на след тайных эмиссаров революции. Посла де Семонвиля разоблачают во Флоренции и арестовывают. Сулковский узнает об этом в Венеции. Кольцо опасности вокруг него сжимается. Выдворенный полицией с территории Венецианской республики, он получает от французского консула приказ отправиться в Сирию, в Алеппо (Халеб), и там ожидать дельнейших распоряжений из Парижа.
В Алеппо, и только-то! Нынче никакое расстояние не может нас удивить, но ведь тогда самолетов не было Поздним летом 1798 года Юзеф садится в Ливорно на корабль и отправляется в многомесячное плаванье через Кипр и Александретту в Сирию. В дороге он мучается тропической лихорадкой, учит арабский и турецкий, старательно изучает социальные и экономические особенности Востока, что пригодится ему спустя пять лет во время египетской экспедиции.
В начале ноября он наконец добирается до цели своего путешествия. И тут начинается долгое ожидание инструкций из Парижа.
Но в Париже заняты другими, более важными делами. Беспрестанные поражения на фронтах и страшный экономический кризис вынудили революционное руководство принять самые суровые меры. Комитет общественного спасения, во главе которого стоит до жестокости добродетельный Максимилиан Робеспьер, решает спасти Францию и революцию организованным террором. Одновременно военный инженер Лазар Карно, великолепный организатор и несокрушимый республиканец, принимает революционизировать армию и очищать ее от ненадежных элементов.
На сцену выступают новые люди. Один из них – недавний усмиритель корсиканских повстанцев Наполеон Буонапарте. Благодаря дружбе с Огюстеном Робеспьером, братом диктатора, молодому корсиканцу удается пробить свой план выдворения англичан из Тулона. После взятия Тулона он именуется спасителем революции, посланным провидением, и в молниеносном темпе продвигается в бригадные генералы. Перед ним открывается великая карьера. Парижские газетчики называют его «Робеспьером на коне».
Юзефу Сулковскому в далеком Алеппо удача благоприятствует куда меньше. Пять месяцев напрасно ожидает он приказов из столицы и, не в силах дождаться, пытается осуществить безумный план – самостоятельно преодолеть 1500 километров по Аравийской пустыне до Басры, а оттуда попасть прямо в Индию. Предприятию этому покровительствует хозяин Юзефа, английский торговец Роберт Эббот. Но этот отзывчивый купец является одновременно агентом английской разведки и информирует о каждом шаге своего польского гостя дружественные разведки Австрии и России. Вероятно, благодаря этой благожелательной опеке Сулковский попадает в пустыне в засаду и только чудом остается живым.
Путешествие в Индию длится почти до апреля 1794 года. Чувствуя, что английская разведка обкладывает его со всех сторон, Юзеф наконец отчаивается в авантюрном походе в Басру и решает вернуться в Константинополь, где послом Франции является его давний варшавский знакомый Мари Декорш.
Путешествие в Константинополь из-за препятствий и осложнений, чинимых милым мистером Эбботом, длится почти полных три месяца. Еще до того как попасть туда, Сулковский узнает о Краковском восстании Костюшки. С этой минуты его перестают интересовать проблемы Дальнего и Ближнего Востока и целиком захватывают польские дела.
В Константинополь он прибывает в канун годовщины революции, которую отмечают в местном якобинском клубе. Что за дьявольская энергия скрывается в этом худеньком юнце «слабого телосложения»! Не успел он еще оправиться от почти годовых похождений, которых хватило бы на три приключенческо-географических романз, а мы уже видим его главным докладчиком на клубном собрании якобинцев. И, точно из рукава, извлекает он длинный философский реферат о «Мужественном веке человечества», реферат столь революционный, что его не постыдился бы сам Сен-Жюст, с которым нашего героя так часто сравнивали из-за политических убеждений, молодости, красоты и литературного таланта.
«Он говорил об истинной свободе и силе, которую она пробуждает, познакомил с историей свободолюбия и его постоянного совершенствования с древнейших времен до Реформации и борьбы за свободу совести и, наконец, до борьбы за свободу человека, до американской и французской революции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24