Но реакция у нее была явно замедленная. Единственное, что она ощутила, было всепоглощающее, ослепительное вожделение.
Рука двигалась вперед и назад, забираясь между ног, поглаживая клитор сквозь тонкий материал шортов.
– Не здесь, – взмолилась она в тщетном призыве к сдержанности, сознавая, что не способна оказать сопротивление, если он будет продолжать в том же духе. Но даже символическое усилие помогло бы ей выглядеть не столь безнадежно. Если она не сможет обмануть себя, полагая, что половина населения Флориды собралась, словно на трибунах стадиона, и созерцала их, по крайней мере она попытается одурачить его.
– Никто ничего не увидит. Я стою прямо за твоей спиной, прикрываю тебя. Невозможно увидеть, что мой палец заблудился между твоих ног, – зашептал он ей на ухо, зацепив край ее шортов большим пальцем. – Никто ничего не сможет сказать. Выглядит так, словно я обнимаю тебя.
Он и собирался сделать это, а она застонет от наслаждения, прикусит губу и кончит прямо здесь, на пляже. На виду у любого зеваки. Она все же сомневалась, что какой-нибудь прохожий, увидев мужчину, склонившегося над женщиной и засунувшего руку ей между ног, примет его за любителя страстных объятий.
Это могло создать дурней прецедент. Если она плюнет на все условности и отдастся ему прямо здесь, на пляже, кто знает, может, он решит, что она способна и не на такие подвиги? Может, он захочет, чтобы она голой плясала при свечах, если она не будет осторожной.
Стараясь не закрывать глаза, она с трудом сглотнула и попыталась не замечать дразнящие движения его пальца, поигрывавшего краем ее шортов, проникшего в них и поглаживавшего трусики.
– Боюсь, что им будет что сказать, – простонала она и сомкнула бедра, пытаясь удержать его на грани. Однако лишь поймала его руку, еще крепче прижав ее к себе. О Боже, до чего же хорошо! Она смаковала этот долгий пульсирующий момент. Затем, собрав в кулак всю силу воли, которую обрела во время учебы в мединституте и круглосуточных дежурств в больнице, она сделала шаг вперед и вырвалась из рук Хьюстона.
Он не произнес ни слова, но она слышала его бурное дыхание, чувствовала его неудовлетворенность. Легкий бриз с океана взъерошил ее волосы, когда она повернулась к нему лицом. Напряженный Хьюстон стоял перед ней, мускулистые руки свисали по бокам. Джинсы выразительно натянулись спереди, на них образовался впечатляющий бугор.
Но он не заострял на нем внимания, не шутил и не улыбался по этому поводу, даже не отворачивался, как поступили бы другие мужчины. Он просто сунул руку в карман, вытащил ключи и покрутил ими в воздухе, нацепив на указательный палец.
Он не будет ни о чем просить. Сейчас она окончательно осознала это. Он не станет понукать или подталкивать, склонять или соблазнять ее. Он просто подождет, зная, что она жаждет его, пока она сама не приползет к нему на коленях, умоляя его, согласная и готовая на все.
Но он не мог достичь той отрешенности, которую она привыкла видеть в нем в операционной. Он был столь же растревожен, как она, хотя и лучше владел собой.
Он сделал шаг в ее сторону.
– В следующий раз, когда ты так нагнешься, дразня, я могу поддаться искушению и хорошенько выдрать тебя.
У нее перехватило дыхание, она не верила собственным ушам и быстренько прикрыла зад руками, словно он мог схватить ее и отшлепать прямо тут же, на пляже.
Наверное, он пошутил. А если нет?
Конечно же, это была шутка. Она вновь перестала думать и продолжала тянуться к нему, как комнатный цветок к окну.
У нее возникло искушение немедленно нагнуться, чтобы проверить, не исполнит ли он свою угрозу. Но она проигнорировала эту крошечную, смехотворную мыслишку, терпеливо дожидаясь, когда ее мозг вновь вернет себе способность членораздельно выдавать связные умозаключения.
Это было медленное возвращение.
Хьюстон никак не мог понять, что за чертовщина с ним происходит. Он ни разу не ударил женщину, ни во время занятий сексом, ни при каких других обстоятельствах, да ему это и в голову не приходило. В постели он всегда был традиционалистом, выбирал – сверху или снизу, сунул – вынул – и поехали.
Но Джози вынуждала его рассматривать все возможные повороты и новые трюки на, казалось бы, проторенном и многократно проверенном пути. Видя, как она смотрит на него, словно вдруг оказалась на свидании с серийным убийцей, он выдавил из себя подобие улыбки.
– Не слишком сильно отшлепать, конечно. – Ему следовало бы отступить, извиниться, сказать ей, что он на мгновение забылся, но он не любил признавать свою неправоту, не хотел почувствовать себя слабаком. И кроме того, ему действительно не терпелось схватить ее за попку и слегка наподдать за то, что она подвергает его чувственность такой пытке.
В голове вдруг всплыли воспоминания об отце. Перед глазами встали картинки того, как этот ублюдок швырнул его мать на кухонный пол, вспомнил о ненависти, которую питал к человеку, чьи гены унаследовал. Он возненавидел самого себя за то, что хоть на мгновение мог уподобиться этому жалкому человечишке.
Джози заставляла его терять самообладание, утрачивать контроль над собой. Который он вырабатывал на протяжении всей жизни. А что, если, обезволенный, он гораздо больше походил на отца, чем ему самому хотелось признать?
Стоя в лучах заходящего солнца, Хьюстон смотрел на Джози и размышлял, не пора ли приступить к решительным действиям. Она была чертовски опасна.
Но тут она улыбнулась, блеснув восхитительными ямочками на щеках и белоснежными зубами.
– Это, пожалуй, не самая хорошая мысль, – заявила она, расстегивая пуговицы на топе. – Я наверняка шлепнусь носом в землю и выбью зубы.
Торжественная серьезность, с которой она говорила, рассмешила его, прервав кислый настрой. Он мог опасаться Джози, но, черт возьми, не в силах устоять перед ней.
– Ладно, не будем. – Стыдно испортить такую образцовую улыбку. Он коснулся кончика ее носа: – Что-нибудь еще, что мне следует узнать о тебе, прежде чем мы войдем? Какие-нибудь медицинские требования или физические ограничения?
– Я не могу коснуться пальцев на ноге, – сжав губы, кивнула она.
Хьюстон рассмеялся столь неожиданному ответу.
– Я буду иметь это в виду. – Он взял ее за руку и подтянул поближе, чтобы они могли шагать вместе.
Он держал в руке ее нежную бледную ручку и старался не думать о том, что никогда не делал этого с женщиной. Он уже перешел к столь близким отношениям с Джози, каких никогда не позволял себе ни с кем другим.
Черт, а ведь он не держал женскую руку, с тех пор как ему стукнуло семнадцать, – со времен выпускного бала. А затем это случалось только для фото. Конечно же, он касался женщин, но это было лишь прелюдией к сексуальным играм или частью их. Никаких тебе прогулок под ручку, поглаживаний плеч или спины, просто поцелуй, «привет» и «прощай», подальше от его матушки и Кори.
Никто также не касался его спины. Женщины интуитивно чувствовали, что ему не нравилось это. Он не любил интимных прижиманий и не проводил с женщинами целую ночь. Душ или ванну он принимал только после ухода гостьи.
Он вдруг ощутил холод и одиночество.
Ему хотелось дотронуться до Джози и чтобы она вернула ему это прикосновение! Не терпелось почувствовать всю ее в своих объятиях. Чтобы она позволила ему зарыться в ее пухлом округлом теле, погружаться в нее, пока он не ощутит подлинный смысл жизни, удовлетворенность и счастье.
В общем, он овладеет ею, получит ее. А все остальное чушь, следствие излишнего возбуждения, делавшего его жалким и безвольным. Он уже был доволен жизнью. В его строго охраняемом сердце не находилось места для чего-либо другого.
И все же он ласкал эту женскую руку. Ему нравилось, когда их плечи чуть касались друг друга на ходу, а в ее глазах таилось ожидание, предвкушение безграничного наслаждения, которое проникало сквозь его защитные заграждения и заставляло счастливо улыбаться.
Что-то происходило, причем не очень хорошее. Ее рука в руке Хьюстона вызывала учащенное сердцебиение, дышать стало трудно. Она не была готова воспринять его в новом качестве. Такое доброе, почти нежное и удовлетворенное молчание, что ей захотелось закричать и забиться в агонии.
Господи, она совершает ошибку. Она не может так вести себя, не должна оставаться индифферентной и беспечной в ситуации, когда ей предлагали быть просто любовниками. Это годится для женщин с длинными, на французский манер, ногтями, дебильным партнерам которых требуются чудо-лифчики, упакованные в платья от Энн Тейлор.
Джози не такая. Когда мужчина затронет, пробудит ее женское естество, она никогда больше не сможет смотреть на него как равнодушная, незаинтересованная сотрудница.
И тут ее понесло, она начала болтать. Долго, проникновенно и ни о чем.
– Что-то сегодня жарковато, градусов за тридцать, а ведь уже середина сентября. – Она запнулась и добавила: – Вот почему я коротко постриглась, ты же знаешь. – Естественно, он этого не знал, она несла полнейшую чушь. – Здесь всегда так жарко.
Молчание, Она выждала пять секунд, затем снова раскрыла рот:
– Ты никогда не собирался сделать татуировку? – Она подняла руку, которую он все еще держал в своей, и ткнула пальцем себе в голое плечо, Костяшки его пальцев коснулись ее тела, вызвав у нее легкую дрожь. – Я, может, сделаю. Вот здесь. Розу или что-то в этом роде. Правда, сейчас она, пожалуй, будет выглядеть на мне ужасно. Я слишком бледная, и вообще мое тело словно рыхлый творог. И роза на мне будет смотреться как кровавое пятно.
Хьюстон не произнес ни слова, не издал ни звука, чтобы спасти ее от самой себя. Он просто провел ее по дорожке к дому с дверью цвета коралла. Не отпуская ее руки, он проворно сунул ключ в скважину и повернул. Неужели он не видит, что, отпусти он ее сейчас, она может умчаться прочь, словно пугливый кролик?
– Хм… – В голове царила пустота. Ей хотелось сказать что-нибудь умное, светское, выдержанное. Но поскольку ничего подобного не пришло в голову, она промолчала.
Дверь бесшумно отворилась. Хьюстон обернулся, его голова склонилась к ней, губы прижались к обнаженному плечу. Она испустила испуганный вздох. Горячий язык прошелся по плечу, словно обследуя каждый мускул и косточку. Ее вновь сотрясла дрожь, желание пронизало все тело.
Она была взвинчена, напряжена и зла на него за то, что он тискал ее, и в то же время жаждала этого. Она находилась в напряженном ожидании с того дня, когда он поцеловал ее, точнее, даже с той самой минуты, когда она впервые встретила его. И именно сейчас она хотела получить все.
Утихомирить, насытить свое тело и вновь обрести нормальную, ровную походку.
– Нет, ты не рыхлый творог. Ты словно сливки, молочно-белые и сладкие, и мне так и хочется вылизать тебя, всю без остатка, – тихо шептал Хьюстон ей на ухо.
Подходящий момент для подобных речей. Чтобы опустошить ее. Похоже, рядом с Хьюстоном она либо болтает без умолку, либо стоит, онемев, с широко распахнутыми глазами. Она лишь безмолвно кивнула: «Да, пожалуйста, Вылижи меня, всю».
Его пальцы сначала теребили пуговицу на ее топе, затем легко скользнули в низ живота, а язык неторопливо прошелся вверх по плечу до самой шеи, оставив влажный след на пылающей коже.
– А может, не надо входить? – Они все еще стояли в дверях, и хотя вход был окружен небольшим кустарником, а напротив виднелся всего один кондоминиум, Джози казалось, что она выставлена напоказ.
– Почему? – Он задрал ее топ над грудью, а затем одним рывком стащил его через голову, прежде чем она успела как-то отреагировать. – Ты что, стесняешься?
У нее захватило дух, она была шокирована до кончиков пальцев на ногах тем, что стояла в дверях в одном лифчике. Не важно, что он не был слишком уж откровенным и бикини обнажало гораздо больше тела. Дело в том, что это был лифчик.
Хьюстон заткнул ей рот поцелуем, прежде чем она успела вскрикнуть, присосавшись к ее нижней губе так же, как чуть раньше он это проделал с плечом. Она хотела было оторваться, оттолкнуть его, потребовать, чтобы они сначала вошли в дом, но ведь действительно никто ничего не увидит, да и кому какое дело, раз уж он доставляет ей такое неземное удовольствие?
Большая умелая рука хирурга змеей скользнула по ее груди, прикрытой лишь белым кружевным лифчиком, который она в последний момент вытащила из шкафа, отказавшись от привычного прочного хлопчатобумажного белья. Джози видела его пальцы в работе, наблюдала, как они могли манипулировать и лечить с присущей ему точностью, и он проделывал это с ней сейчас, большим пальцем поглаживал ее торчащий сосок, а его губы прильнули к ее губам.
Когда они спустились ниже и стали нежно сосать ее набухшую грудь, Джози и не думала протестовать, просто расслабилась и наслаждалась влажным предвкушением главного.
– Я люблю твое тело, – произнес он, переключаясь на другую грудь. – Ты такая пухленькая и аппетитная, у тебя столько мест, которые так и хочется схватить и целовать.
Он обвил ее руками и притянул к себе. Радуясь его вниманию, Джози вспомнила свои опасения и страхи по поводу того, чтобы полностью обнажиться перед ним.
– Я слишком толстая.
Небесно-голубые глаза недоуменно смотрели на нее.
– Кто так говорит?
«А пухленькая и аппетитная – разве это не синонимы толстой?»
– Люди. Я короткая, кругленькая, и добрых тридцать фунтов лишних торчат у меня в разных местах тела, где им и быть-то не положено.
Когда он, нахмурившись, взглянул на нее, она задалась вопросом, зачем ей обязательно надо испортить то, что оказалось самой эротической авантюрой в ее жизни.
– Я не жирная, просто у меня слишком бледная кожа, рыхлое тело, и вообще меня слишком много, чтобы считаться красивой, – закончила она. Краска залила ее лицо.
Она не собиралась говорить это. Жаждущий ее доктор Хьюстон Хейз – это ее мечты, ставшие явью, что-то вроде Двадцатимиллионного выигрыша в лотерею.
Хьюстон сделал шаг назад, в прихожую, но их разделяло не больше фута-двух. Он беспардонно ощупывал ее оценивающим взглядом.
– Я так хочу тебя, весь день ходил словно одурманенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34