Дверь открывалась и закрывалась за покупателями, впуская порывы промозглого февральского ветра. И хотя Летти старалась держаться поближе к печке, сейчас ее лихорадило, а голова была словно набита ватой.– Стоит пригласить этого докторишку, – заметил отец, покончив с ужином и усевшись перед огнем погреться, так как сам тоже кашлял. – Посмотрит нас обоих.От сильного огня ее щеки покраснели, хотя сама она все еще дрожала.Летти с трудом улыбнулась.– Чудесная мы пара. Однако отца это не развеселило.– Если ты свалишься с инфлюэнцией, то я не смогу один приглядывать за магазином.Замечание не обидело ее. Она так долго была объектом его презрения, что обида и гнев давным-давно умерли.– Ты всегда сможешь попросить прийти Аду Холл, – ответила она сухо.Мысль была стоящая, но он не стал соглашаться. Может быть, к утру ей станет легче. Раздраженно кашлянув, он выкарабкался из своего кресла, думая только о том, как добраться до кровати, не потрудившись даже пожелать дочери спокойной ночи.Летти наконец выздоровела, но три недели гриппа истощили ее полностью.– Люди болеют повсюду, – сказала Ада Холл, вызвавшаяся помочь. «Нужна женщина, чтобы ухаживать за больной», – заявила она и предложила свои услуги, к большому облегчению Артура Банкрофта. Он же старался держаться подальше от дочери.Все дети Винни тоже переболели, и хотя, по ее словам, мальчики уже выздоравливали, в минуты просветления Летти думала только о Кристофере, проклиная себя за то, что ничем не может помочь ему. Люси, со своей стороны, никуда не выпускала дочерей, а мысль поухаживать за Летти даже не пришла ей в голову. Так что оставалась только миссис Холл.– Ну и наделала же бед эта болезнь, – кудахтала Ада, подавая Летти прописанные врачом лекарства, укладывая под ноги грелку и уговаривая съесть немного супа. – Это придаст сил, – добавила она веско и подбросила угля в камин.– Уже умерло три или четыре человека в нашей округе. – Новость явно доставила ей удовольствие. – Это называется «эпидемия». На континенте умирают сотни – так пишут в газетах. Оттуда она и пришла. Даже в Соединенных Штатах люди умирают.Летти, подложив под спину подушки, просматривала газету. Услышав слова Ады, она подумала, что ей повезло – отделалась так легко. Но у нее сильный организм. Она бы не выжила в противном случае.Все еще чувствуя себя ужасно слабой, она откинулась на подушку, бросив газету на покрывало, и стала смотреть, как Ада Холл суетится в комнате с тряпкой и метелкой для смахивания пыли в руках. Она поднимала мелкие предметы один за другим, протирала их и не слишком бережно ставила обратно.– Самое лучшее место для тебя – здесь, – проговорила Ада, делая еще один круг по комнате. – На улице ужасно холодно. Хотя, могу поспорить, в районе, где живут твои сестры, намного лучше и чище. Здесь же такая грязь! Пока я сюда дошла, мои ботинки промокли насквозь. Нет, дорогуша, дома намного лучше.Она еще раз прошлась тряпкой по туалетному столику Летти.– А в моей комнате повсюду сквозняки. Просто ненавижу то место. Шум снизу, где бар, не дает заснуть всю ночь. Запахи пива и табака. Сплошная вонь. И проникает повсюду.Летти могла бы рассмеяться, если бы чувствовала себя получше. Ада Холл волнуется, что ее одежда пахнет пивом! – Ее одежда, которая выглядела так, что даже хорошая стирка вряд ли бы помогла ей.Ада окинула взглядом комнату и взялась за одну из китайских безделушек, чтобы получше рассмотреть ее.– Мне нравится приходить сюда. Красиво и тепло. Хотела бы, чтобы моя квартира была такая же теплая. Но, пока я нужна здесь, могу не думать о своей квартире, не так ли?Она продолжала считать себя нужной и через несколько недель, хотя Летти уже давно выздоровела.– Ей больше не надо беспокоиться, – говорила Летти отцу еще через пару недель, в течение которых Ада каждый день «забегала помочь», как она это называла.Его мягкость была удивительной.– Тебе все еще требуется помощь, – сказал он почти так же, как говорил с ней в детстве, – а я уже не молод.– Но я чувствую себя гораздо лучше, – настаивала она, стараясь говорить потише, несмотря на доносившиеся из кухни звуки льющейся воды и фальшиво напеваемых песен. – Мы не должны злоупотреблять помощью чужого человека.По правде говоря, Летти стало казаться, что Аде слишком многое позволялось в их доме. Она запросто заходила в магазин и, бросив весело: «Доброе утро!», прямиком шла наверх.– Ее присутствие здесь не требуется. У отца потемнело лицо.– Она очень помогла мне. И меньшее, что мы можем ей позволить – это приходить в любое время. Ада очень одинока. И к тому же в ее компании мне веселей.Было время, подумала Летти печально, сдаваясь и возвращаясь в магазин, когда он больше думал о ее компании – в ущерб ее свободе. Правда, надо благодарить Аду, что отец немного повеселел, да и бронхит сразу куда-то исчез. Проводя почти все вечера с Адой, он просто на глазах становился другим человеком.Надо благодарить или нет, но Летти никак не могла заставить себя полюбить эту женщину. Выносить ее – да, но любить… Особенно, когда та устраивалась в кресле напротив отца, отодвигая Летти на кушетку. Достаточно удобную кушетку, но все же… Она также заметила, что Ада принарядилась, как это уже было несколько лет назад. Тогда все закончилось ничем, и Ада вновь вернулась к старому образу жизни. На этот раз она действовала намного решительней.Обычно растрепанные волосы стали более ухоженными, одежда наряднее. Она чаще меняла свой фартук, а ее пухлые щеки с красными прожилками стали еще краснее от мыла, употребление которого, как подозревала Летти, было для Ады в новинку. Вспоминая маму, всегда аккуратно выглядевшую, даже когда она скребла линолеум, Летти негодовала, так как Ада посягнула на обязанности ее матери, которые все последние годы по мере сил выполняла сама Летти.Не то чтобы Ада была ленива. Нет, она бралась за любую работу – терла линолеум и мыла горшки, полировала драгоценный фарфор ее отца с такой яростью, будто хотела его раздавить, оставляя для Летти только воскресную стирку, как объедки для собаки.– Я сама все поглажу. Ты посиди, наверное, намаялась в магазине. – И Ада хваталась за утюг.– Давайте я буду платить вам, – предложила однажды Летти. Был уже апрель, а Ада и не собиралась покидать их.Женщина замерла, словно пораженная громом.– Не надо. Это самое меньшее, что я могу сделать для твоего отца. Он был так добр ко мне.– Но любая работа должна оплачиваться.– Нет уж, спасибо. Я рада была помогать вам. Твой отец иногда приглашает меня выпить в баре – этой оплаты мне достаточно.Артур Банкрофт действительно приглашал Аду с собой – и довольно часто. Правда, они никогда не засиживались допоздна, шла война – пиво стало жидким, а цены высокими, поэтому уже в одиннадцать приходилось уходить из бара. Но, оставаясь одна и чувствуя себя брошенной, Летти не могла не вспоминать, какой скандал обычно устраивал отец, когда она уходила на свидание с Дэвидом.– Слава Богу, я могу приходить и разговаривать с тобой, – заметила она как-то, устроившись на софе в комнате Билли в один из вечеров в середине мая. В знак протеста она взяла за правило уходить к Билли всякий раз, как только ее отец собирался в пивную.Билли улыбнулся все той же вымученной улыбкой, что заставляло ее сердце сжиматься. Он сидел у окна, подставив себя теплым лучам солнца, которые хоть немного облегчали его страдания.– Рад, что и я на что-то гожусь, – заметил он сухо, и в замешательстве Летти поторопилась исправить допущенную бестактность.– Я имела в виду… – Но он только рассмеялся, и это заставило его тело долго содрогаться от кашля. Летти беспомощно смотрела, как Билли старается побороть кашель. В конце концов, он откинулся на спинку кресла, задыхаясь.Она надеялась, что скоро наступит улучшение. По крайней мере, уговаривала она себя, он не на фронте и остался жив – в отличие от Дэвида.Война продолжалась. В апреле в нее вступила Америка, но ожидаемых изменений не произошло. Во Франции и Турции все еще тысячами гибли люди.Летти часто думала о Дэвиде. Она хорошо понимала встречавшихся ей на улицах женщин в черных платьях с бледными лицами. Спущенные в знак траура шторы были почти в каждом доме.Военнообязанными стали почти все мужчины. Каждый, кто мог стоять и был в своем уме, считался годным к фронту.В июне призвали Альберта. В июле он уже был во Франции. Винни, которая, по мнению Летти, была самой стойкой в семье, совершенно потеряла голову.– Как я теперь буду жить? – причитала она, бросаясь в объятия отца, когда Люси привела ее к ним. – Если с ним что-то случится…– С ним ничего не случится, – заверил отец, поглаживая ее по голове.– У меня дети, а я совсем одна.– Ты совсем не одна, – сказала Летти, – если у тебя есть дети.У меня и того не осталось, подумала она горько.– Не могу поверить, что его нет дома, – плакала Винни. – Всю ночь мне снилось, что он рядом, а когда я поняла, что это только сон… Как будто рядом призрак. А мне нужен Альберт!Летти чувствовала горе сестры как собственное. Она села около открытого окна, перебирая свои воспоминания. Звуки, доносящиеся с рынка, Дэвид, прокладывающий путь через толпу. Высокая худая фигура, гордая осанка – человек, принадлежащий другому миру, не тому, бурлящему внизу.Бурлящему? Уже давно все вымерло. Единственными мужчинами были калеки, передвигающиеся на костылях или с пустыми рукавами. И их так много! И это не считая тех, кто не мог выйти из дома. С ампутированными ногами, ослепшие или наглотавшиеся отравляющего газа, как Билли. Рабочие места пустовали или были заняты стариками и женщинами.– Четыре мальчишки и я одна, – прорыдала Винни, и внимание Летти было снова привлечено к сестре.Бедная Винни верила, что Артур никогда не оставит ее одну. Людям, как она, не готовым к суровым реалиям жизни, сейчас приходилось туго. А ее жизнь до этого всегда была слишком легкой.Летти искренне жалела сестру, но в уме у нее вдруг промелькнула мысль, что Винни может отказаться от Кристофера. Может быть, даже решит вернуть его. Мальчику еще нет трех лет, не слишком большой возраст, чтобы долго переживать о женщине, которую он называл «мама». И он привыкнет к другой матери, ведь так? В конце концов забудет Винни. А что касается обстоятельств его рождения, то их можно объяснить и потом. Она расскажет ему о любви, которая была между ней и его отцом, о смерти Дэвида. И Кристофер поймет.Летти прихлебывала чай, полностью поглощенная своими мыслями, сочувствие к Винни потихоньку вытеснялось надеждой.– Если что-нибудь случится с Альбертом, – говорила Винни, – то я не знаю, что мне делать.– Слава Богу, Джек в безопасности. – Люси поставила пустую чашку на стол. – Его не пошлют на передовую, так как он занимается чем-то очень важным. Я, конечно, не знаю чем – ему не разрешают рассказывать. Но очень важным. Расшифровка и тому подобное. Он однажды намекнул. По крайней мере Джек не в такой опасности, как твой Альберт, слава Богу.В глазах Винни вновь появились слезы. Летти захотелось предупредить Люси, что любой может погибнуть, неважно, какую ценность он представляет, но она решила не опускаться до такой бестактности. Да и к тому же не хватало, чтобы и Люси расплакалась.Отец, однако, не был настолько тактичен.– Советую не слишком в это верить, – заметил он, выбивая трубку, – нет незаменимых людей.На этот раз слезы хлынули уже из глаз Люси.– Жестоко так говорить, – взорвалась она, – можно подумать, ты хочешь, чтобы Джек оказался на передовой.– Ну, конечно же нет, – по привычке кинулась на защиту отца Летти.Все ее внимание было сосредоточено на Кристофере, который играл на полу с парой ложек, сложив их одну в другую. Когда ложки звякали, он заливался веселым смехом. Летти вспомнила, как похоже смеялся Дэвид – звук был низким и сдержанным, будто это была шутка, понятная только ему. Как ей нравился этот смех. Ее сердце сжалось.– Нет, он сказал назло мне! – Сварливый голос сестры отвлек ее. Люси лихорадочно копалась в ридикюле в поисках носового платка. – А как вы думаете, что я должна чувствовать, когда Альберт уже на фронте, когда его могут в любой момент убить или ранить…– Люси!Услышав резкий окрик Винни, Летти отвлеклась от своих собственных мыслей и бросила предупреждающий взгляд на Люси.– Возможно, стоит переменить тему разговора.– Но это правда. Людей на фронте все время убивают…– Ради Бога! Сейчас не время об этом говорить! – Голос Летти стал пронзительным. Люси задела и ее рану. – Почему ты не можешь хоть немного подумать, прежде чем что-либо сказать.– Но я думаю. Я всегда думаю.Носовой платок был наконец найден, и Люси в лихорадочной спешке прикладывала его к уголкам глаз.– Я приехала сюда из-за Винни, а вовсе не для того, чтобы ты меня ругала. Ты ревнуешь, потому что у меня есть Джек, а у тебя никого нет. Ты просто озлобленная старая дева. Все думают, что я не сочувствую Винни, а она сама радовалась, когда Джека забрали, а Альберт остался дома.Люси вскочила на ноги, собираясь уйти.– Не понимаю, что я такого сказала, что огорчила вас! Лучше я пойду домой и больше сюда не вернусь. Тогда вы…– О Боже, сядь на место! – гневно приказала Летти. – Не глупи!Напоминание Люси о ее положении задело ее сильнее, чем она могла представить, но что толку затевать новую ссору.– Все, что нужно Винни, это немного спокойствия, – сказала она как можно более ровно. – Просто постарайся ее больше не расстраивать.– Как будто я только этим и занимаюсь, – раздраженно парировала Люси, продолжая тереть глаза платком.Но она снова села, все еще в подавленном настроении, но уже передумав уходить, тем более что Винни сама попросила ее остаться.Август выдался солнечным, тогда как год назад начавшиеся в это время дожди тянулись всю осень и зиму.– Погода должна помогать им во Франции, – заметила она Билли.Воскресенье. Отец с Адой отправились на прогулку по парку, которая должна была закончиться выпивкой в ближайшей пивной, если, конечно, та была открыта. Ее они не приглашали. Летти и не ожидала, но, если бы и пригласили, она скорее всего, отказалась бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43