Теперь могу сказать тебе, что я жестоко наказан. Потому что в конце концов я услышал о своей немощности истинную правду, в которой я ни разу не осмелился признаться самому себе. Хлоя отложила конец на пять лет, и вот недавно я одним махом постарел на двадцать.– Печальная статистика. И теперь ты чувствуешь себя готовым к старости?– Я чувствую себя готовым жить, не обманывая себя.
Король: Я не верю ему. Он переходит от одной роли к другой с такой озадачивающей легкостью, но в роли мудрого отца он убедительным не выглядит. Он только обманывает самого себя. И еще…
– …Но куда идти? Для кого жить? Мое место здесь, оно свободно, а я, однако, не имею права занять его. Брижитт больше не желает меня.
Пьер: И Хлоя тоже. Какое идиотство, эта жизнь!
– Ты не знаешь, Эрик по-прежнему работает в музее комиксов? ПОСЛЕДНЯЯ БУЛОЧКА С ВИШНЕЙ И РЕВЕНЕМ? – Как всегда, мсье Пеншо?– Мне – да. А тебе, Брижитт?– Как всегда, Перрин.– Сейчас все принесу.– Ты сердишься на меня за вчерашний вечер?– За то время, что мы сидим за столиком, ты уже третий раз спрашиваешь меня об этом!– Извини. Это получилось некстати.
Брижитт: Как у меня болит спина! Я измотана. Я устала от такой жизни.
– Ты какой-то мрачный, Альбер. Ничего мне не рассказываешь…– Скажи уж сразу, мол, я на тебя безумно сердит!
Брижитт: Я совсем без сил, у меня единственное желание – пойти и лечь спать. Мне такого труда стоило выбраться, чтобы встретиться с ним, и вот – черт возьми! – да, он на меня сердится!
– Да нет, конечно. Но я же прекрасно вижу, что ты раздосадован. Та жизнь, что я могу предложить тебе, не легкая, я знаю. Для меня это тоже испытание. Пьер для меня словно какой-нибудь случайный назойливый знакомый, но как его выдворить, я не знаю, потому что у него есть в семье поклонницы.– «Случайный знакомый»! Хорошо сказано! Интересно, как ты скажешь обо мне лет через десять? «Альбер Пеншо? Ах да, случайное знакомство. Мы как-то встретились, зимой. Что-то припоминаю…»– Ты невыносим!
Альбер: Более точно было бы сказать, что я в бешенстве. Удивляюсь, неужели она этого не замечает? Сегодня она очень странная. Вчера отменила встречу, а сегодня, еще хуже, она просто отсутствует.
– Брижитт, послушай меня, может быть, лучше мы остановимся на этом?
Брижитт: Значит, вот что! Я должна была бы догадаться об этом. Но он прав, я зашла слишком далеко. Я хотела услужить всем, и я проиграла.
– Ты думаешь?
Альбер: Нет, я так не думаю. Я тебя провоцировал, дурашка. А ты, все, что ты нашла в ответ, это: «Ты думаешь?» Ты меня пугаешь.
– Спасибо, Перрин. Погодите, мы еще немного посидим.
Брижитт: Это невозможно! Неужели сегодня последняя булочка за этим столиком с Альбером? И почему мысль об этом больше не причиняет мне боли?
Альбер: Что она ищет в своей сумке? Хочет хлестнуть меня по физиономии платком? По крайней мере я, скорее, предпочел бы это, чем ее явное спокойствие.
Брижитт: И куда я засунула таблетки долипрана? Я хорошо помню, что сегодня днем положила их в сумочку. А-а, вот…
– Ты уже глотаешь лекарства?– У меня побаливает спина.– И давно? Почему ты мне не сказала об этом? Тебе больно так сидеть. Хочешь, я попрошу у Перрин подушку?– Ты внимателен… Но не стоит.– Хочешь поскорее лечь?– Пожалуй, да.– Пойдем домой, я там тобою займусь.– Я думала, что мы должны остановиться на этом?
Брижитт: Чем более он мил, тем я хуже чувствую себя. Я не хочу, чтобы он видел меня такой. Мне нужно только, чтобы он оставил меня в покое и я смогла бы одна, в своей постели, спокойно морщиться от боли.
– Может, обсудим это немного позже? Я провожу тебя.– Просто найди мне такси, пожалуйста.– Перрин, вы можете вызвать такси?– Я хочу извиниться перед тобой, Альбер, за вчерашний вечер, за сегодняшний… И за то, что я подала тебе надежду, которую не сумела оправдать.
Альбер: Да она бросает меня! Она правда меня бросает! И все из-за своего дурака мужа. Конечно, у нее есть свои резоны, как у Даниель были ее обездоленные. Летисия снова улыбается! Это стоит больше, чем улыбка «знакомого Алъбера».
– Через три минуты будет, мсье Пеншо. «Рено», синяя.
Альбер: Я смешон… но я ее понимаю. Господь знает, я был бы готов на все, чтобы снова завоевать доверие дочери. Только мне никогда не дают права выбора: женщины всегда покидают меня, не спросив моего мнения.
– Я подожду такси на улице. Оно не задержится.
Альбер: Это молчание… Я больше не могу. Все к черту! Я не могу в это поверить.
– Эту машину клиентка ждет в зале. Я схожу за ней.
Альбер: Бедняжка. Она вся скривилась. От горя или от боли? И эта печальная улыбка, с которой она смотрит на меня…
– Такси ждет тебя.– Спасибо, Альбер. Ты очень милый. Я позвоню тебе на днях…
Альбер: Чтобы что сказать мне? Она со мной расстается или нет? Она в полной растерянности.
– Отдыхай, дорогая. Ты в этом очень нуждаешься.– Добрый вечер, мсье. Улица Тургарнье, пожалуйста.– До свидания, моя Брижитт. ИШИАС – Ну ладно, хватит! Отправляйся в свое путешествие, если тебе хочется. Ты бесишься, что вынуждена сидеть взаперти дома. Я не умру оттого, что ты показываешь мне от ворот поворот.
Брижитт: О, вот они, мужчины! Пять лет назад я валялась у него в ногах, умоляя остаться, а сейчас хочу только, чтобы он поскорее убрался.
– Ты не можешь даже сама повернуться в постели.– Нет, могу. К тому же теперь, когда ты так удобно меня усадил, у меня нет нужды поворачиваться. Послушай, передай мне мой блокнот, я хочу поискать рисунок вышивки для моей будущей коллекции столового белья. Как видишь, я не собираюсь изнывать от скуки. Брижитт: Уходи скорее. Я ужасно хочу пипи и не желаю, чтобы ты видел, как я потащусь туда чуть ли не ползком.
– Я схожу за газетой. Тебе что-нибудь купить?– Свежей земляники.– В такое время года?– Да нет, я пошутила, дурачок.– Пока.
Пьер: И все-таки все довольны, что я здесь и ухаживаю за ней. Особенно Анн, которая испытывает священный ужас, когда ее мать болеет, но все же, наверное, не осмелилась бы отменить поездку из-за этого. Она остается в Монреале под предлогом, что в такой момент лишние люди в квартире в тягость. Славная малышка: даже твой дорогой отец, который тебя так любит, не обманулся! Я часто замечал это: нет нужды слишком высоко ценить своих детей, чтобы их обожать. Король завалена работой, Анн напугана, Летисия ведет себя, как и положено избалованному подростку в четырнадцать лет. Кто остается? Старый муж! Даже при отсутствии обаяния он наконец стал нужен, и никто больше не говорит ему о свободной комнате у свекрови какой-то приятельницы или об однокомнатной квартирке, которую с удовольствием сдал бы какой-то журналист, надолго уезжающий собирать материал для репортажа. Ничего в подобном духе. Пьер узаконен ишиасом и готов платить за то, что его снова приняли в семью. С ИСТОРИЧКОЙ – Добрый день!– Добрый день, мсье! О, извините, я вас не узнала!
Историчка: Черт побери, опять этот зануда в дождевике!
– Как идут ваши изыскания, успешно?– Говорите потише. Видите, за моим столом сосед. Он, как услышит хоть слово, мечет глазами молнии.– Не поговоришь. Спустимся в кафетерий?– Если хотите, но ненадолго. Я напала на такой материал…
Историчка: И зачем я согласилась? Опять прожужжит мне уши своими любовными делами!
– Вы не хотели бы провести три недели в Таиланде? У меня есть лишний билет.
Историчка: Я чувствовала, что у него что-то не ладится.
– Я предпочла бы Венецию… Вы расстались с ней?– Даже не знаю…– Она не сказала мне об этом прямо. Это ужасно – расстаться вот так. Ее слова прозвучали иначе: «Я прошу у тебя прощения, я не сумела взять на себя бремя…» Так говорят, когда не хотят сказать: «Я тебя не люблю», не правда ли?– Это может означать и другое: «Сейчас в моей жизни для тебя нет места». Или еще что-то в этом духе. Я не знаю. Почему вы спрашиваете об этом меня? Я же ее не знаю, вашу подругу.– Ситуация изменилась в последний месяц, возможно, через месяц она снова переменится, но я слишком нетерпелив. У меня такое чувство, будто в жизни мне уже нечего ждать…
Историчка: Мне тоже, папаша, в таком случае закругляйся, меня ждет работа.
–…я хочу все, все сейчас…
Историчка: Так и есть, он меня доводит. Зачем, зачем я согласилась пойти с ним?
– Что значит – «все»?– Ну хотя бы эта история с путешествием: чего я жду? Я должен был бы отправиться туда без нее, как и было задумано вначале. Да вот только мне больше туда не хочется. Идиотизм! Я не хочу больше ничего, если она не делит этого со мной, а вот она-то не хочет, во всяком случае, сейчас.– Сейчас. Вы убеждаете себя в этом. Но спокойно. Я уверена, что это вы довели ее до стресса своей нетерпеливостью.
Историчка: Спокойно, Катрин, не строй из себя невинную жертву: ты согласилась на его предложение, потому что никогда, никто, кроме него, не приглашает тебя выпить кофе. Вот почему!
– Вам этого не понять…
Историчка: А ты, ты можешь меня понять в мои сорок два года одиночества? Ты можешь понять, что мне впереди уже ничего не светит? Что я хочу мужчину, но мужчины не хотят меня? Я встречаю только сорокалетних, которые бегают за молоденькими девчонками или за разведенками, уже получившими прививку от семейной жизни. А еще есть очень симпатичные гомики.
– …у меня уже нет впереди времени.
Историчка: У меня не больше! Я хочу ребенка, а это становится уже больше чем на пределе. Как ужасно, ты даже представить себе не можешь, как это ужасно!
– Однако если я хочу прожить остаток жизни счастливо, я должен дать ей времени столько, сколько ей нужно. Чтобы она разобралась в своей жизни, все, что нужно, расставила по местам: свою избалованную эгоистку, своего изменника мужа. Мне легче, чем ей: моя дочь взрослая, моя жена умерла. Я свободен, а она нет. Я должен ждать ее, как юноша ждет своего совершеннолетия.
Историчка: Как юноша! Еще один! Но честное слово, ни один мужчина из тех, кого я встречала, не доходил до такого!
– …Бедняжка! Если бы вы видели ее лицо – опустошенное, окаменевшее. Она сказала мне: «Я позвоню на днях». Эти несколько дней для чего? Подлечить свой ишиас или наконец найти решение и заявить мне о разрыве? Заметьте, ведь первый затронул эту тему я. Какая глупость толкнула меня ляпнуть это, провоцировать ее. Я даже не заслуживаю считаться совершеннолетним: я более неопытный, чем младенец. Шестьдесят пять лет – это, право, еще не старость.– Если вы так влюблены, вы не старый.
Историчка: Что я могу сказать, кроме глупости! Все равно что, лишь бы отделаться от него.
– Если бы только это было так…– Ну уж выберите что-нибудь одно!– Мне было так приятно побеседовать с вами…
Исторична: Он называет это «побеседовать»? Я и слова не вставила!
– У меня нет сейчас времени ответить на все, но что касается Таиланда, то да, с удовольствием.
Исторична: О, какая физиономия! Очень смешно!
– Да нет, это была шутка. Ничего, все устроится. Как хорошо быть влюбленным. ПОДАРОК Брижитт: Как ужасно быть зависимой! Потерять всякую самостоятельность, всякий стыд! Лучше отказаться от стольких нужных вещей, чем их просить! У меня такое чувство, будто я уже в приюте для стариков и какая-нибудь молодая толстуха, затянутая в наглаженный халат, сейчас войдет со своим мерзким подносом в руках и закричит: «Ну как, бабка, уже проголодалась?»
– Э-э, старушка, ты хандришь?– Ах, прошу тебя, не называй меня старушкой, сейчас это звучит особенно неуместно!– Ладно. Но ведь ишиас нас хватает в любом возрасте.– Это всем известно, особенно трудно ишиас излечивается у грудного ребенка.– Без смеха. Мой отец мучился с этим в тридцать пять лет, а после полгода ходил в корсете.– Мне нравится в тебе, Женевьева, что у тебя всегда находится, чем подбодрить.– Да нет, не всегда же кончается корсетом, ты знаешь.– Знаю. В такую минуту каждый думает о своем ишиасе. Я знаю самые разные сроки болезни, различные способы лечения и тому подобное…– Сколько уже дней ты болеешь?– Девять.– В самом деле?– Да. Ты не поможешь мне вымыть голову? Я безобразно выгляжу, но не хочу просить об этом Пьера.– Я сама должна была бы догадаться. Как мы это сделаем?– Я уже продумала. Сейчас у меня достаточно времени, чтобы поразмышлять.– И чтобы заняться своими ногтями! Никогда не видела у тебя таких ухоженных ногтей.– Ничего не делать – это надо уметь. Должна же неподвижность как-то компенсироваться.– Девять дней? Не могу опомниться! Я бы не выдержала.– Как будто у меня был выбор!– Тебе повезло, что Пьер оказался на высоте.– Ну да!..
Брижитт: Святой Петр, помолись за нас!
– И все же хорошо! Как бы ты была без него?– Как тогда, когда его не было здесь. Нашла бы выход.– Ну да!..
Женевьева: Наверное, если бы мне хоть немного такого упало с неба, я бы не отказалась. А знаешь, так мне больше нравится. Прежде всего стало лучше: наволочки меняются ежедневно, простыни через день, в вазах свежие фрукты, подносики, кофе в десять часов, чай в пять. Уход такой, что на это потребовалась бы не одна подруга, а целых три. Нет ничего лучше, чем муженек. Утверждаю это со знанием дела, я ничего так не боюсь, как трехдневного гриппа. Грипп у одинокой женщины! Что может быть хуже? Только грипп у матери-одиночки.
– Я тебе все же напомню, что я выкрутилась без него, когда мне пришлось две недели поработать в Риаде или когда Анн призвала меня пожить у нее во время родов. Нужно было пристроить Летисию, на кого-то оставить бутик. В то время у меня еще… было Лилианы. Впрочем, ты в то время была великолепна, я гораздо больше чувствовала присутствие твое, чем дорогого Пьера, которого ты расхваливаешь сегодня. А ведь еще полгода назад ты поносила его.– О, это правда! Он тогда отказался подежурить вместо тебя около Кароль, когда ей сделали операцию по поводу аппендицита, потому что пообещал своей тогдашней подружке поехать с ней на уик-энд в Трувиль.– Не напоминай мне об этом случае, я уже постаралась забыть его.– А когда, уж не помню в какой день рождения Летисии, он смылся в последний момент, хотя вы договорились сводить дюжину ее подружек в бассейн?– Замолчи, мерзавка!– Но все-таки все эти годы он вел себя как настоящий подонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16