Отзывчивый сайт Wodolei.ru
Затем я хотел бы знать, что мешает «нам» поехать. Опять Летисия?
Брижитт: Если бы только!
– Мой муж.– Ты шутишь!
Альбер: Спокойно… Летисия и Анн – к этому я уже успел привыкнуть, но муж, должен признать… Это жестоко!
– Пьер болен.– Что с ним?– Куча всего.– Так что же все-таки?– Простата, я думаю. И потом у него сильный кашель. И спина болит.
Брижитт: Я уж никогда не приду сюда больше. Еще ни разу не видела у него такого взгляда.
– Разве не ты сказала мне, что он живет с какой-то молодой особой?– Верно.– Она его выгнала.– Из-за простаты?– Возможно, да.– Тебе наплевать на меня!
Брижитт: Ну нет! Только не это. Никаких сцен. И тона такого не надо. Никогда больше. Я слишком много позволила ему.
– Альбер, Пьер крайне подавлен. Он вернулся домой, просит меня помочь ему. Он пугает меня. Я не могу оставить его в таком состоянии. И речь идет не о том, чтобы облегчить страдания далеких народов, а о том, чтобы облегчить страдания моего мужа, отца моих дочерей.– Ты еще любишь его?– Конечно, нет.
Брижитт: Разумеется, да. Если бы ты знал, каким прекрасным мужем он был в первые годы после нашей женитьбы! В каком счастье мы зачали двух наших старших девочек! Ты, поглощенный целый день жизнью людей давних времен, ни разу не расспросил меня о нем, о нашей совместной жизни. Я так и думала, что это не из скромности. Возможно, все гораздо проще, тебя это не интересует. Классический пример, совсем как с Даниель.
– Он у тебя?– Пока не оправится от болезни.– И он спит с тобой?– Ничего подобного! Он приехал вчера вечером, улегся на диване. И не захотел ничего сказать. Мне пришлось позвонить его врачу, который прописал ему успокаивающее и предложил лечь в больницу, но Пьер упросил оставить его дома, в семье.– Какая наигранная сентиментальность.
Брижитт: Даже тошнотворная.
– Он очень несчастен.– Да уж!– А почему нет? Он не в том возрасте, чтобы страдать из-за любви.– После пятидесяти мы выздоравливаем от этого быстрее.– Или никогда!– Стоп! Не надо торопиться. Ты мне говорила, что он обожает Анн? Прекрасно, так отправь бедолагу к ней. Это ее отвлечет.– Прекрасно. Спасибо за совет и участие. Я понимаю твое разочарование, я его разделяю, но, извини, у меня в доме человек в подавленном состоянии, я не должна оставлять его одного слишком надолго. Если захочешь узнать новости, звони мне, не стесняйся.
Альбер: И я позволил ей уйти! Проклятие! Не думал, что я такой болван! Она приходит взволнованная состоянием своего мужа, разумеется, озабоченная отношениями со мной, а я, вместо того чтобы помочь ей, успокоить, только усугубил это, я иронизировал, я почти мучил ее. И вот она ушла. Да мне плевать на уик-энд. Этот тип – вот где опасность. Он действительно болен или ломает комедию, чтобы обосноваться у своей женушки? О, Брижитт, почему я позволил тебе уйти, почему не побежал следом, чтобы попросить прощения? Сколько же глупой гордыни еще живет во мне! Петух! «Как, какой-то мужчина вторгается на мою территорию? Женщина, прочь!» Питекантроп, вот ты кто! Давай, беги за ней. Впрочем, нет, это еще примитивнее, вроде «Женщина, в пещеру!». И все же, что могу я сделать, чтобы помочь ей? HOME, SWEET HOME Дом, любимый дом (англ.).
– Как мама себя чувствует? Сегодня утром она показалась мне усталой. Ее раздражает, что я здесь?– Ну что ты, она в восторге! Она только этого и ждала!
Летисия: У тебя есть о чем подумать!
– Не говори так, Летисия, мне больно это слышать. Я ее стесняю? У нее есть кто-нибудь?– Не знаю. Возможно.
Летисия: Все-таки она могла бы ему сказать. Все уже знают, кроме него.
– Не мусоль во рту свои волосы, ты выгладишь дурочкой.– Так, ты меня бросаешь, а теперь, потому что ты вернулся домой, должен мною командовать!
Пьер: Я был уверен, что она по крайней мере будет рада моему возвращению. А она так агрессивна! Никогда не видел ее такой.
– Тебе надо что-нибудь? Меня ждет Алекс.– Алекс?– О, без паники! Александра… Моя школьная подружка. Она живет напротив. Мы с ней вместе вкалываем.– А-а, хорошо, очень хорошо. Нет, спасибо, дочка, мне ничего не надо. Иди.
Летисия: Забавно, что он здесь. И все же как мне его не хватало, этого дурачины! Но видеть его валяющимся на диване, чуть ли не в слезах, с выражением бедного больного сиротки на лице, мне противно. Что мама будет делать с этим, как его там? Еще бы, неожиданная неприятность. Мучайтесь, любовнички. Не надо ни к кому привязываться. Король правильно поступает.
– Пока, па!– Пока, дочка!
Пьер: Хорошая оплеуха! Но на что я, собственно, надеялся? Наверное, по меньшей мере на то, что меня встретят как блудного сына: все предупредительны, Брижитт рыдает от счастья, Летисия у моего изголовья… Возрожденная семья! Полно тебе! Какой я идиот! Они переделали свою жизнь без меня, а я в нее вмешиваюсь. У Брижитт ее бутик, у Летисии подружки, а меня они оставляют подыхать в полном одиночестве на моем диване в пустой квартире. А подумать только, ведь я прожил здесь почти десять лет. И никаких следов моего пребывания. Ни фотографии, ни какой-нибудь вещи. Они все переиначили. Даже мебель я не узнаю. Со своей любимой дизайнершей Брижитт все переделала: я тебе замечательно распишу стены крупным трафаретным рисунком, я тебе распишу занавески в индийском стиле. Это модно! А раньше было лучше. Но вот с диваном, пожалуй, наоборот: этот гораздо удобнее. И все же все они мерзавки: когда я думаю, что Хлоя мне так и не позвонила… Стоило мне заболеть, как она меня выставила за дверь, и ничего, ни весточки, никаких признаков беспокойства: вычеркнут, стерт из памяти, забыт. Я ни на что не рассчитываю в жизни этой женщины, которая говорила, что всем обязана мне. Четыре года с ней – и больше ничего. Двадцать лет, трое детей с другой – и тоже больше ничего. Так что же такое любовь? Что она такое? Только одно мгновение? Знаю, я сентиментален, но все женщины, которых я любил, еще ценят меня. Что же со мной будет? Я не могу остаться здесь, где меня не хотят. Даже при том, что квартира еще записана на мое имя: я слишком горд. Через несколько дней я отправлюсь, пойду в гостиницу, со временем приобрету однокомнатную квартирку. Однокомнатную? В моем возрасте?! Какое убожество! За что мне такое? И еще эта боль не проходит. Она тревожит меня. Я боюсь заболеть всерьез. Уж не рак ли? Доктор заверил меня вчера вечером, что нет, но что он понимает в этом. Какой-то тип из «скорой помощи», никогда меня не видел, не знал, и я его больше не увижу. Вот так-то! Таблетку аспирина, покой – и до свидания. Следующий! А я могу подохнуть, да, но это будет не его ошибка. У меня что-то серьезное, я уверен. Хлоя тоже. Она не желала видеть меня обессиленным. Поэтому и прогнала. Она хотела сохранить приятные воспоминания обо мне, о нас. Это жестоко, женщины. За что только я так вас любил? О, я слышу – в замочную скважину вставляют ключ. Наверняка Брижитт. Пожалуй, мне надо побриться. ЧТО ДЕЛАТЬ? – Мама, ты так долго не выдержишь! Ты подрываешь свое здоровье. Или он и впрямь болен и его надо госпитализировать, или же у него ничего нет – возможно, это только я так думаю, – и ты его как можно скорее выставляешь за дверь.– Кароль, ты очень славная, но тебе явно недостает здравого смысла. Совершенно верно, у твоего отца ничего нет. Он просто сломлен. Потерпел полное фиаско. Он обессилен, словно по нему катком проехали. Тебе знакомо такое состояние? Разумеется, нет. Ты твердокаменная. У него нет надежды, ничто не светит ему впереди. Он в депрессии, и я не могу бросить его в таком состоянии. Я не хочу, чтобы меня в чем-то упрекнули.– А Альбер? Ему хорошо?
Брижитт: Мерзавка! Конечно, нет, ему плохо. И мне не лучше. Ну и что? Разве это самое главное – чувствовать себя хорошо? Кого я предпочитаю? Мужчину, которого люблю и который из-за меня отказался от поездки в Таиланд, или мужчину, которого когда-то любила и который, я чувствую это, на грани самоубийства?
– Вначале ему было очень плохо, мы даже немного перепугались, но это скоро улеглось. Он нужен мне, и я нужна ему. Он понимает меня. Он все берет на себя. Он бы не одобрил меня, если бы я бросила Пьера, как старую портянку.– Он берет на себя? Ты меня смешишь! Он смиряется, это самое большее.– Это он тебе сказал так?– Конечно, нет.
Кароль: Вот именно, он мне это сказал, но взял с меня слово, что я не передам ей. Верно, он хочет сделать все, чтобы поддержать ее, помочь выбраться из тупика, но, как мне кажется, теперь, по прошествии трех недель, он уже спрашивает себя, уберется ли папа когда-нибудь.
– Оставь его еще на несколько дней. Я нахожу, что он идет на поправку. Он уже и спит лучше.
Брижитт: Если бы я рассказала ей все, что мне пришлось пережить! Она бы в ужас пришла. Он меня буквально убивает. Но я не могу его прогнать, не могу…
– И что он будет делать, когда поправится?
Брижитт: Вот в этом-то и проблема. Куда он пойдет, сможет ли вернуться к своей работе? А если нет, чем займет свои дни? Боюсь, как бы вскоре снова все не вернулось. Я чувствую, что он совершенно не способен сделать какой-нибудь выбор, противостоять малейшим трудностям. Эта Хлоя вознесла его до небес, он обрел крылья, а потом она их подрезала. И он превратился в ребенка, которого в свое время я быстро разгадала под его личиной супермена. Ребенок. Детей не выгоняют на улицу!
– Нану говорит, что приглашает его на несколько недель в Канаду.– О, вот будет весело! Двое, охваченные депрессией, плачущие в изгнании. Отсюда вижу эту картину.– А что ты предлагаешь лучше?
Брижитт: Вечно она все критикует. Если бы она знала, как я, да, я тоже, нуждаюсь в помощи. А она только все критикует. Я не знаю, что делать…
– Он не ребенок, он пиявка: будет присасываться к тебе, пока не прогонишь его. Чем скорее ты от него избавишься, тем раньше он обретет силы. По необходимости. Сейчас в его интересах быть больным, выглядеть трогательно-несчастным, разыгрывать отчаяние. Представь себе, что однажды утром он просыпается, заявляет, что спал как младенец, что аппетит у него как у слона и что он хочет круга три пробежаться по парку: ты облегченно вздохнешь и побежишь к Альберу. А он, кто тогда станет заботиться о нем?– Наверное, ты права, дочка. Но я не гоню его и из-за твоей сестры.– Из-за Летисии?– С тех пор как отец здесь, она повеселела. Разве ты не заметила?
Кароль: Это бросается в глаза. В первые дни ее и правда раздражала его немощность, его болезнь, и она была резка с ним. И вот теперь – сама нежность, сама приветливость! Она больше не курит, потому что это раздражает его, из школы идет сразу же домой, чтобы он не был один, когда делает уроки, советуется с ним, потому что это ему льстит, – в общем, помогает ему снова обрести статус отца. Конечно, я заметила.
– Возможно, так. Но ты-то как во всем этом? Э-э, мама, тебе дурно? Ты вся бледная… ВСЕ ПРИНИМАЯ В РАСЧЕТ – Ну и что ты будешь делать?– Не знаю, Женевьева. Я не знаю. Какая-то немыслимая ситуация, со всех сторон только упреки: Альбер и Кароль умоляют меня указать ему на дверь, Летисия ненавидит меня за то, что я раздумываю. Молодая влюбленная женщина может выбирать, мать семейства не имеет права прислушаться к велению своего сердца.– Так вот, я даю тебе право жить счастливо с Альбером.– Ты меня смешишь! Несколько недель назад ты всячески поносила этого старого замшелого преподавателя истории!– Тем не менее он превосходно владеет ситуацией!– Я бы так не сказала, но что правда, то правда, он – само терпение.– И нежен?– И нежен…
Брижитт:…когда ему представляется такой случай. Я не видела его уже пять дней. От его молчаливых упреков я леденею. Я предпочитаю благодарность Пьера, радостную обстановку, что царит сейчас в доме, той давящей атмосфере, которая возникает, когда я ухожу к Альберу.
– Это правда, что Анн приезжает во Францию, чтобы повидаться с отцом?– Кто тебе сказал?– Летисия, в прошлый раз, когда я звонила тебе. Ты рада?– Спрашиваешь! Конечно.– Она остановится у тебя?– А где, по-твоему, ей быть?– У Кароль. У тебя и так уже полно народу.– Это называется семьей, а не народом. Я не видела Нану пять месяцев и три недели и очень рада, что она немного побудет со мной. К тому же я, пожалуй, побаиваюсь, что Кароль…– Что она настраивает ее против Пьера?– Да, пытается.– Что ж, все великолепно. Прежний муж и дочери с тобой дома, любовник на стороне: мечта!– Ты завидуешь?– Нет, не очень. Наверное, я бы не выдержала.
Брижитт: Я уже тоже на грани. С ума сойти можно от всех неурядиц, что свалились на меня, в то время как я чувствую себя бессильной перед ними. К этому, возможно, даже досада примешивается. Если я наконец сделаю выбор, ситуация разрешится: или Пьер, или Альбер пострадают немного, зато перестанут бояться – один того, что это кончится, другой того, что это не кончится никогда.
– Я делаю все, что в моих силах, надеясь спасти то, что еще возможно спасти: приглушаю печаль Альбера, опасения Пьера, много внимания уделяю Летисии – я уже не надеялась, что она сможет быть так счастлива. Я радуюсь их взаимной приветливости, их смеху, их отличному настроению, тому, как они дружно осуждают это ничтожество Александру, и я говорю себе, что сделаю все для ее счастья, ведь мое счастье не идет в счет или, скорее, оно зависит от ее счастья. О себе я не думаю.– Жертвоприношение. Решительное слово идеальной матери. Я думала, в наши дни это уже вышло из моды. Выходит, нет! Ты живое подтверждение, тому!– Ты смеешься надо мной…– Да нет, не сказала бы. Ты знаешь, я видывала сорокалетних женщин, которые в одиночку растят своих малышей, бегом мчатся с работы, чтобы забрать младенца из яслей, проверить уроки у старших, приготовить обед, выслушать рассказ о футболе или о сплетнице подружке, а вечером, без сил, на десять минут прилечь возле своей ребятни. В субботу – рынок и уборка, в воскресенье они отправляются куда-нибудь со своими дорогими чадами, заглаживая свою вину, что слишком мало уделяют им внимания на неделе. А что у них на душе? Заведи любовника, советуют им приятельницы. Но когда, но как? Где его найти, как его удержать? Кто придумает способ наслаждаться жизнью, не ущемляя интересы детей? И у них опускаются руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Брижитт: Если бы только!
– Мой муж.– Ты шутишь!
Альбер: Спокойно… Летисия и Анн – к этому я уже успел привыкнуть, но муж, должен признать… Это жестоко!
– Пьер болен.– Что с ним?– Куча всего.– Так что же все-таки?– Простата, я думаю. И потом у него сильный кашель. И спина болит.
Брижитт: Я уж никогда не приду сюда больше. Еще ни разу не видела у него такого взгляда.
– Разве не ты сказала мне, что он живет с какой-то молодой особой?– Верно.– Она его выгнала.– Из-за простаты?– Возможно, да.– Тебе наплевать на меня!
Брижитт: Ну нет! Только не это. Никаких сцен. И тона такого не надо. Никогда больше. Я слишком много позволила ему.
– Альбер, Пьер крайне подавлен. Он вернулся домой, просит меня помочь ему. Он пугает меня. Я не могу оставить его в таком состоянии. И речь идет не о том, чтобы облегчить страдания далеких народов, а о том, чтобы облегчить страдания моего мужа, отца моих дочерей.– Ты еще любишь его?– Конечно, нет.
Брижитт: Разумеется, да. Если бы ты знал, каким прекрасным мужем он был в первые годы после нашей женитьбы! В каком счастье мы зачали двух наших старших девочек! Ты, поглощенный целый день жизнью людей давних времен, ни разу не расспросил меня о нем, о нашей совместной жизни. Я так и думала, что это не из скромности. Возможно, все гораздо проще, тебя это не интересует. Классический пример, совсем как с Даниель.
– Он у тебя?– Пока не оправится от болезни.– И он спит с тобой?– Ничего подобного! Он приехал вчера вечером, улегся на диване. И не захотел ничего сказать. Мне пришлось позвонить его врачу, который прописал ему успокаивающее и предложил лечь в больницу, но Пьер упросил оставить его дома, в семье.– Какая наигранная сентиментальность.
Брижитт: Даже тошнотворная.
– Он очень несчастен.– Да уж!– А почему нет? Он не в том возрасте, чтобы страдать из-за любви.– После пятидесяти мы выздоравливаем от этого быстрее.– Или никогда!– Стоп! Не надо торопиться. Ты мне говорила, что он обожает Анн? Прекрасно, так отправь бедолагу к ней. Это ее отвлечет.– Прекрасно. Спасибо за совет и участие. Я понимаю твое разочарование, я его разделяю, но, извини, у меня в доме человек в подавленном состоянии, я не должна оставлять его одного слишком надолго. Если захочешь узнать новости, звони мне, не стесняйся.
Альбер: И я позволил ей уйти! Проклятие! Не думал, что я такой болван! Она приходит взволнованная состоянием своего мужа, разумеется, озабоченная отношениями со мной, а я, вместо того чтобы помочь ей, успокоить, только усугубил это, я иронизировал, я почти мучил ее. И вот она ушла. Да мне плевать на уик-энд. Этот тип – вот где опасность. Он действительно болен или ломает комедию, чтобы обосноваться у своей женушки? О, Брижитт, почему я позволил тебе уйти, почему не побежал следом, чтобы попросить прощения? Сколько же глупой гордыни еще живет во мне! Петух! «Как, какой-то мужчина вторгается на мою территорию? Женщина, прочь!» Питекантроп, вот ты кто! Давай, беги за ней. Впрочем, нет, это еще примитивнее, вроде «Женщина, в пещеру!». И все же, что могу я сделать, чтобы помочь ей? HOME, SWEET HOME Дом, любимый дом (англ.).
– Как мама себя чувствует? Сегодня утром она показалась мне усталой. Ее раздражает, что я здесь?– Ну что ты, она в восторге! Она только этого и ждала!
Летисия: У тебя есть о чем подумать!
– Не говори так, Летисия, мне больно это слышать. Я ее стесняю? У нее есть кто-нибудь?– Не знаю. Возможно.
Летисия: Все-таки она могла бы ему сказать. Все уже знают, кроме него.
– Не мусоль во рту свои волосы, ты выгладишь дурочкой.– Так, ты меня бросаешь, а теперь, потому что ты вернулся домой, должен мною командовать!
Пьер: Я был уверен, что она по крайней мере будет рада моему возвращению. А она так агрессивна! Никогда не видел ее такой.
– Тебе надо что-нибудь? Меня ждет Алекс.– Алекс?– О, без паники! Александра… Моя школьная подружка. Она живет напротив. Мы с ней вместе вкалываем.– А-а, хорошо, очень хорошо. Нет, спасибо, дочка, мне ничего не надо. Иди.
Летисия: Забавно, что он здесь. И все же как мне его не хватало, этого дурачины! Но видеть его валяющимся на диване, чуть ли не в слезах, с выражением бедного больного сиротки на лице, мне противно. Что мама будет делать с этим, как его там? Еще бы, неожиданная неприятность. Мучайтесь, любовнички. Не надо ни к кому привязываться. Король правильно поступает.
– Пока, па!– Пока, дочка!
Пьер: Хорошая оплеуха! Но на что я, собственно, надеялся? Наверное, по меньшей мере на то, что меня встретят как блудного сына: все предупредительны, Брижитт рыдает от счастья, Летисия у моего изголовья… Возрожденная семья! Полно тебе! Какой я идиот! Они переделали свою жизнь без меня, а я в нее вмешиваюсь. У Брижитт ее бутик, у Летисии подружки, а меня они оставляют подыхать в полном одиночестве на моем диване в пустой квартире. А подумать только, ведь я прожил здесь почти десять лет. И никаких следов моего пребывания. Ни фотографии, ни какой-нибудь вещи. Они все переиначили. Даже мебель я не узнаю. Со своей любимой дизайнершей Брижитт все переделала: я тебе замечательно распишу стены крупным трафаретным рисунком, я тебе распишу занавески в индийском стиле. Это модно! А раньше было лучше. Но вот с диваном, пожалуй, наоборот: этот гораздо удобнее. И все же все они мерзавки: когда я думаю, что Хлоя мне так и не позвонила… Стоило мне заболеть, как она меня выставила за дверь, и ничего, ни весточки, никаких признаков беспокойства: вычеркнут, стерт из памяти, забыт. Я ни на что не рассчитываю в жизни этой женщины, которая говорила, что всем обязана мне. Четыре года с ней – и больше ничего. Двадцать лет, трое детей с другой – и тоже больше ничего. Так что же такое любовь? Что она такое? Только одно мгновение? Знаю, я сентиментален, но все женщины, которых я любил, еще ценят меня. Что же со мной будет? Я не могу остаться здесь, где меня не хотят. Даже при том, что квартира еще записана на мое имя: я слишком горд. Через несколько дней я отправлюсь, пойду в гостиницу, со временем приобрету однокомнатную квартирку. Однокомнатную? В моем возрасте?! Какое убожество! За что мне такое? И еще эта боль не проходит. Она тревожит меня. Я боюсь заболеть всерьез. Уж не рак ли? Доктор заверил меня вчера вечером, что нет, но что он понимает в этом. Какой-то тип из «скорой помощи», никогда меня не видел, не знал, и я его больше не увижу. Вот так-то! Таблетку аспирина, покой – и до свидания. Следующий! А я могу подохнуть, да, но это будет не его ошибка. У меня что-то серьезное, я уверен. Хлоя тоже. Она не желала видеть меня обессиленным. Поэтому и прогнала. Она хотела сохранить приятные воспоминания обо мне, о нас. Это жестоко, женщины. За что только я так вас любил? О, я слышу – в замочную скважину вставляют ключ. Наверняка Брижитт. Пожалуй, мне надо побриться. ЧТО ДЕЛАТЬ? – Мама, ты так долго не выдержишь! Ты подрываешь свое здоровье. Или он и впрямь болен и его надо госпитализировать, или же у него ничего нет – возможно, это только я так думаю, – и ты его как можно скорее выставляешь за дверь.– Кароль, ты очень славная, но тебе явно недостает здравого смысла. Совершенно верно, у твоего отца ничего нет. Он просто сломлен. Потерпел полное фиаско. Он обессилен, словно по нему катком проехали. Тебе знакомо такое состояние? Разумеется, нет. Ты твердокаменная. У него нет надежды, ничто не светит ему впереди. Он в депрессии, и я не могу бросить его в таком состоянии. Я не хочу, чтобы меня в чем-то упрекнули.– А Альбер? Ему хорошо?
Брижитт: Мерзавка! Конечно, нет, ему плохо. И мне не лучше. Ну и что? Разве это самое главное – чувствовать себя хорошо? Кого я предпочитаю? Мужчину, которого люблю и который из-за меня отказался от поездки в Таиланд, или мужчину, которого когда-то любила и который, я чувствую это, на грани самоубийства?
– Вначале ему было очень плохо, мы даже немного перепугались, но это скоро улеглось. Он нужен мне, и я нужна ему. Он понимает меня. Он все берет на себя. Он бы не одобрил меня, если бы я бросила Пьера, как старую портянку.– Он берет на себя? Ты меня смешишь! Он смиряется, это самое большее.– Это он тебе сказал так?– Конечно, нет.
Кароль: Вот именно, он мне это сказал, но взял с меня слово, что я не передам ей. Верно, он хочет сделать все, чтобы поддержать ее, помочь выбраться из тупика, но, как мне кажется, теперь, по прошествии трех недель, он уже спрашивает себя, уберется ли папа когда-нибудь.
– Оставь его еще на несколько дней. Я нахожу, что он идет на поправку. Он уже и спит лучше.
Брижитт: Если бы я рассказала ей все, что мне пришлось пережить! Она бы в ужас пришла. Он меня буквально убивает. Но я не могу его прогнать, не могу…
– И что он будет делать, когда поправится?
Брижитт: Вот в этом-то и проблема. Куда он пойдет, сможет ли вернуться к своей работе? А если нет, чем займет свои дни? Боюсь, как бы вскоре снова все не вернулось. Я чувствую, что он совершенно не способен сделать какой-нибудь выбор, противостоять малейшим трудностям. Эта Хлоя вознесла его до небес, он обрел крылья, а потом она их подрезала. И он превратился в ребенка, которого в свое время я быстро разгадала под его личиной супермена. Ребенок. Детей не выгоняют на улицу!
– Нану говорит, что приглашает его на несколько недель в Канаду.– О, вот будет весело! Двое, охваченные депрессией, плачущие в изгнании. Отсюда вижу эту картину.– А что ты предлагаешь лучше?
Брижитт: Вечно она все критикует. Если бы она знала, как я, да, я тоже, нуждаюсь в помощи. А она только все критикует. Я не знаю, что делать…
– Он не ребенок, он пиявка: будет присасываться к тебе, пока не прогонишь его. Чем скорее ты от него избавишься, тем раньше он обретет силы. По необходимости. Сейчас в его интересах быть больным, выглядеть трогательно-несчастным, разыгрывать отчаяние. Представь себе, что однажды утром он просыпается, заявляет, что спал как младенец, что аппетит у него как у слона и что он хочет круга три пробежаться по парку: ты облегченно вздохнешь и побежишь к Альберу. А он, кто тогда станет заботиться о нем?– Наверное, ты права, дочка. Но я не гоню его и из-за твоей сестры.– Из-за Летисии?– С тех пор как отец здесь, она повеселела. Разве ты не заметила?
Кароль: Это бросается в глаза. В первые дни ее и правда раздражала его немощность, его болезнь, и она была резка с ним. И вот теперь – сама нежность, сама приветливость! Она больше не курит, потому что это раздражает его, из школы идет сразу же домой, чтобы он не был один, когда делает уроки, советуется с ним, потому что это ему льстит, – в общем, помогает ему снова обрести статус отца. Конечно, я заметила.
– Возможно, так. Но ты-то как во всем этом? Э-э, мама, тебе дурно? Ты вся бледная… ВСЕ ПРИНИМАЯ В РАСЧЕТ – Ну и что ты будешь делать?– Не знаю, Женевьева. Я не знаю. Какая-то немыслимая ситуация, со всех сторон только упреки: Альбер и Кароль умоляют меня указать ему на дверь, Летисия ненавидит меня за то, что я раздумываю. Молодая влюбленная женщина может выбирать, мать семейства не имеет права прислушаться к велению своего сердца.– Так вот, я даю тебе право жить счастливо с Альбером.– Ты меня смешишь! Несколько недель назад ты всячески поносила этого старого замшелого преподавателя истории!– Тем не менее он превосходно владеет ситуацией!– Я бы так не сказала, но что правда, то правда, он – само терпение.– И нежен?– И нежен…
Брижитт:…когда ему представляется такой случай. Я не видела его уже пять дней. От его молчаливых упреков я леденею. Я предпочитаю благодарность Пьера, радостную обстановку, что царит сейчас в доме, той давящей атмосфере, которая возникает, когда я ухожу к Альберу.
– Это правда, что Анн приезжает во Францию, чтобы повидаться с отцом?– Кто тебе сказал?– Летисия, в прошлый раз, когда я звонила тебе. Ты рада?– Спрашиваешь! Конечно.– Она остановится у тебя?– А где, по-твоему, ей быть?– У Кароль. У тебя и так уже полно народу.– Это называется семьей, а не народом. Я не видела Нану пять месяцев и три недели и очень рада, что она немного побудет со мной. К тому же я, пожалуй, побаиваюсь, что Кароль…– Что она настраивает ее против Пьера?– Да, пытается.– Что ж, все великолепно. Прежний муж и дочери с тобой дома, любовник на стороне: мечта!– Ты завидуешь?– Нет, не очень. Наверное, я бы не выдержала.
Брижитт: Я уже тоже на грани. С ума сойти можно от всех неурядиц, что свалились на меня, в то время как я чувствую себя бессильной перед ними. К этому, возможно, даже досада примешивается. Если я наконец сделаю выбор, ситуация разрешится: или Пьер, или Альбер пострадают немного, зато перестанут бояться – один того, что это кончится, другой того, что это не кончится никогда.
– Я делаю все, что в моих силах, надеясь спасти то, что еще возможно спасти: приглушаю печаль Альбера, опасения Пьера, много внимания уделяю Летисии – я уже не надеялась, что она сможет быть так счастлива. Я радуюсь их взаимной приветливости, их смеху, их отличному настроению, тому, как они дружно осуждают это ничтожество Александру, и я говорю себе, что сделаю все для ее счастья, ведь мое счастье не идет в счет или, скорее, оно зависит от ее счастья. О себе я не думаю.– Жертвоприношение. Решительное слово идеальной матери. Я думала, в наши дни это уже вышло из моды. Выходит, нет! Ты живое подтверждение, тому!– Ты смеешься надо мной…– Да нет, не сказала бы. Ты знаешь, я видывала сорокалетних женщин, которые в одиночку растят своих малышей, бегом мчатся с работы, чтобы забрать младенца из яслей, проверить уроки у старших, приготовить обед, выслушать рассказ о футболе или о сплетнице подружке, а вечером, без сил, на десять минут прилечь возле своей ребятни. В субботу – рынок и уборка, в воскресенье они отправляются куда-нибудь со своими дорогими чадами, заглаживая свою вину, что слишком мало уделяют им внимания на неделе. А что у них на душе? Заведи любовника, советуют им приятельницы. Но когда, но как? Где его найти, как его удержать? Кто придумает способ наслаждаться жизнью, не ущемляя интересы детей? И у них опускаются руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16