https://wodolei.ru/catalog/vanni/170x75/Roca/malibu/
«Уважаемый мистер Уэстбрук, нам только что сообщили о повреждении телеграфных линий у границ колонии Южная Австралия. Я послал вам несколько телеграмм, которые, как я теперь понимаю, до вас не дошли. С большим сожалением должен сообщить вам, мистер Уэстбрук, что ваша жена приняла решение и отправилась в пустыню 6 мая в сопровождении дочери, мистера Эрика Грэхема, капитана Филдинга и темнокожего проводника. Очевидно, они стали жертвами ливневого паводка. Уцелел только Эрик Грэхем, но и он находится в критическом состоянии. Миссис Уэстбрук и остальных членов ее экспедиции разыскать не удалось».
Он смотрел на письмо, не понимая смысла. Затем прочитал его еще раз.
– Господи, – проговорил он. – Сара, Боже…
– Что там? – она взяла письмо и быстро пробежала глазами. – Не может быть… – Хью, – Сара тронула его за плечо. – Джоанна жива. Я это чувствую. Если бы она погибла, я бы знала. Но ей грозит серьезная опасность. Мы должны ее разыскать.
Джадд Макгрегор работал за столом в кабинете отца. Страх перед этой комнатой оставил его; призраки покинули кабинет вслед за отцом. В дверь постучали, и вошла Полин.
– Здравствуй, мама, – сказал Джадд. – Ты выглядишь просто потрясающе.
Она улыбнулась, надевая перчатки.
– Спасибо, Джадд. Я еду в Лизмор навестить Фрэнка. Надо еще уладить кое-какие дела. И тогда я получу право собственности на Килмарнок. Над чем ты так усердно работаешь?
– Знаешь, я подумал, что поскольку мы не можем сохранить оставшееся стадо из-за заражения личинками мясной мухи, мы могли бы пустить его на сало, и в результате освободилась бы земля. У меня есть мысль выращивать в Килмарноке пшеницу, сейчас это очень выгодно. Помнишь акции серебряного рудника Брокен-Хилл, которые дядя Фрэнк подарил мне в прошлом году на мой двадцать первый день рождения? Как ты думаешь, он не будет против, если я их продам?
– Не думаю, что он станет возражать. Тем более что они твои. Значит, возделываем пшеницу? А что, мне очень нравится эта мысль.
– Это потребует меньше первоначальных капиталовложений, значительно меньше рабочей силы, и в итоге принесет высокие доходы. Особенно если учесть, что я занимаюсь выведением нового сорта, способного давать хороший урожай в засушливых районах.
Полин следила за движением его рук, когда он рассказывал о своем плане, видела слегка приподнятую бровь – признак волнения. Она находила в нем очень много общего с отцом, каким тот был много лет назад, до того, как горечь и разочарование отпечатались на его лице бороздами морщин. Она видела, что Джадд много черт унаследовал от него: упрямство, преданность мечте, но в нем также чувствовалась мягкость, унаследованная от Кристины.
– Я вернусь к обеду, – пообещала Полин, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку. – Я попросила Дженни приготовить твой любимый пудинг.
– Знаешь, он никогда не ценил тебя, – сказал Джадд, когда она была уже в дверях.
– Может быть, ценил, по-своему, – грустно улыбнулась она.
– Как по-твоему, он когда-либо вернется к нам?
– Не знаю, Джадд.
– К тому времени Килмарнок станет твоим. Ты позволишь ему вернуться?
– Тоже не знаю.
Полин старалась не думать о том, что может сулить будущее. Она была настроена и дальше жить, как считала нужным, независимо от того, что думали, как она подозревала, ее подруги. Такое уже случалось и раньше: ей приходилось наблюдать, как общество возлагало вину на оставленную женщину. Но Полин отказывалась считать, что Колин оставил ее. Он сбежал, потому что стыдился себя, потому что надеялся спасти остатки уважения к себе, вернувшись в Шотландию в замок своих предков. Она не винила его за желание избавиться от брака, который, вероятно, не следовало заключать, а также от финансового краха. Полин не стала затворницей, она постоянно бывала на людях и неизменно ходила с гордо поднятой головой, хотя на нее и поглядывали украдкой. И она отказалась расстаться с Килмарноком. Чтобы расплатиться с долгами Колина, Полин использовала свое наследство и приняла финансовую помощь Фрэнка. Теперь этот дом стал ее, и она была решительно настроена никогда с ним не расставаться.
– Теперь все будет хорошо, мама, – сказал Джадд. – Вот увидишь.
Полин взялась за ручку и подумала о чуде, произошедшем как-то само собой, когда она перестала видеть в Джадде чужого ребенка. Полин собиралась еще что-то добавить, но вдруг позади нее раздался голос: «А, вот вы где!»
Она вздрогнула и обернулась: перед ней стоял Фрэнк.
– А я собралась к тебе в Лизмор, – сказала она.
– Да, знаю, но планы изменились. Я должен сейчас же ехать в «Меринду», поэтому заехал предупредить тебя, что нам придется отменить нашу деловую встречу.
– А что случилось в «Меринде»?
– Джоанна попала в беду в Западной Австралии, и Хью попросил меня помочь.
– Что с ней за беда?
– В записке Хью ничего точно не говорилось. Но дело срочное, по всему видно.
– Я еду с тобой, – сказала Полин.
– И я хочу поехать, – потянулся за пиджаком Джадд.
Когда они ехали по аллее к дому, Фрэнк сказал: «Там лошадь Рида».
– А вон тот, мне кажется, экипаж Гамильтона, – заметила Полин. – Хью, похоже, попросил помощи у многих.
– Тогда дело на самом деле очень серьезное, – заключил Фрэнк, помогая сестре выйти из экипажа.
К своему удивлению, они увидели гостиную, полную народа. Даже Иезекииль был там, его густая белая борода была аккуратно заправлена за пояс. Когда они вошли, старик-абориген говорил:
– Мои глаза зоркие. Возьми меня с собой. Я найду твою миссис.
– Спасибо, Иезекииль. Я пеню твое участие.
Полин потряс вид Хью. Он был непричесан и одет не так, как обычно одевался для приема гостей. И в глазах и голосе его она заметила что-то новое, чего раньше не видела.
Она сразу подошла к нему.
– Хью, что случилось?
Он рассказал о письме комиссара Фокса и о том, как пытался послать телеграмму в Западную Австралию. Но когда на телеграфе в Камероне ему объяснили, что линии в Налларборе по-прежнему нарушены, он решил организовать спасательную экспедицию.
– Это по моей части, – заявил Фрэнк. – У меня больше опыта снаряжения экспедиций, чем у кого другого. И на этот раз никаких репортеров не будет. Я еду с тобой. Никогда себе не прощу, если Эрик Грэхем умрет.
К Хью подошел Джадд.
– А что с вашей дочерью? Бет ведь тоже поехала в Западную Австралию?
– Она тоже пропала, – Хью едва мог говорить.
– Если можно, я бы тоже хотел поехать с вами на их поиск, – вызвался Джадд.
Но Хью покачал головой.
– Для всех нас будет лучше, если ты останешься здесь. Мой эксперимент с использованием для дезинфекции мышьяка удался. Надо рассказать об этом другим овцеводам. Некоторым еще, может быть, удастся спасти свои фермы. Ты именно тот человек, который нужен, Джадд.
Ты знаешь рецептуру, которую я использовал. Тебе люди доверяют, тебя послушают.
Позднее, когда план экспедиции был составлен и участники ее утверждены, все разошлись. На дом опустилась зловещая тишина. Сара подошла к Хью.
– Я поеду с тобой в Западную Австралию. Я помогу тебе найти Джоанну и Бет, – сказала она.
30
– Мама, что происходит? – спросила Бет. – Женщины ведут себя не так, как всегда.
Прищурившись, Джоанна оглядела горизонт. Все те пять месяцев, что они прожили вместе с аборигенами, Джоанна изо дня в день устремляла взгляд к горизонту, там не было видно ни людей, ни верблюдов, – ничего, кроме бескрайней красной пустыни, теряющейся за горизонтом. Но она не расставалась с надеждой на спасение. У нее не было сомнений, что Хью обязательно их разыщет.
– Ты боишься, дорогая? – спросила она у Бет, наблюдая, как их друзья женщины собирали все, что годилось в пищу. В этот день что-то лишило их обычного спокойствия, и странное оживление в них заметить было не трудно.
– Не могу сказать, что боюсь, – ответила Бет, – но я раньше не видела их такими. Но они же не оставят нас здесь, правда, мама? Я хочу, чтобы папа нас нашел. Хочу домой.
В начале их жизни среди аборигенов Джоанна пыталась найти способ вернуться в Калагандру. Как только Бет окрепла, Джоанна обратилась к старейшинам в надежде, что они помогут им вернуться к цивилизации. Но род держал путь строго на восток к месту сбора, где им предстояло принять участие в важном корробори – ритуальном танце. Их нельзя было уговорить идти на запад к Калагандре, и они не могли дать Джоанне и Бет проводников. Тогда Джоанна заикнулась о том, что, может быть, ей с Бет отправиться назад вдвоем, но старейшины напомнили ей, что до Калагандры надо идти сотни миль по местности, полной опасностей. Одни они погибли бы неизбежно. Но старая мудрая Налиандра, чье имя в переводе означало «бабочка», сидевшая, сгорбившись, у своего костра, уверила их, что после корробори род снова пойдет на запад и поможет Джоанне с Бет вернуться к своему народу. Они поверили ей, потому что к мудрой Налиандре люди приходили за советом. Старейшины советовались с ней перед охотой, влюбленные девушки просили у нее любовные амулеты, бесплодные женщины приходили к ней вдохнуть дым магического костра с надеждой забеременеть. Она даже устраивала браки, не отходя от своего костра. Она была маленькая, словно кукла, пропыленная и сморщенная, с длинными, выбеленными годами голосами, но проницательные глаза ее, светившиеся мудростью и пониманием, всегда смотрели прямо на собеседника.
Джоанна вела счет дням, проведенным среди аборигенов, и не могла дождаться момента, когда они достигнут места, где повернут назад. Шел ноябрь. По ее предположениям, Хью должен был, несомненно, их искать. Она продолжала оставлять след своего пребывания: отмечала каждое место стоянки и выкладывала камешками знаки, указывающие, куда направился род. Каждый день Джоанна смотрела на компас и замечала, что беспорядочность колебаний стрелки усиливалась по мере их движения на восток, как будто они направлялись непосредственно к источнику, влияющему на компас. Теперь стоянка рода находилась в месте с названием Вунона, что в переводе с языка аборигенов означало «место, где живут валлаби». Место оправдывало название, и у рода мяса было вдоволь. Мужчины ловили этих маленьких животных, а женщины занимались своим постоянным делом: искали и собирали съестное, Джоанна с Бет помогали им в этом.
Вдруг раздался внезапный взрыв смеха: молодая вдова по имени Кунаварра изображала вождя рода, старого Йолгерупа. Был он сердитый на вид и говорил грозно, но, как узнала Джоанна, его стоило бояться не больше, чем ленивого старого кота. Йолгерупа все любили, и женщины подшучивали над ним с любовью. Кунаварра, что значит «жимолость», расхаживала с важным видом со своей палкой-копалкой и грозно рыкала, как делал старый вождь, когда хотел напомнить членам рода о своем статусе, а в следующий момент она изображала, как старик-вождь сидит на земле и играет с детьми, смеясь беззубым ртом. Женщины покатывались со смеху и обменивались репликами, непонятными Джоанне. За то время, что она путешествовала с родом Йолгерупа, она сумела выучить всего несколько слов, так как язык их оказался исключительно сложным и трудным для усвоения. Хорошо еще, что Налиандра, помогавшая Джоанне выхаживать Бет, в молодости жила в христианской миссии и немного говорила по-английски. Все, что теперь знала Джоанна о людях, среди которых жила, она узнала от Налиандры.
Как-то раз один из молодых мужчин рода вернулся с охоты со сломанной рукой. Старая Налиандра освежевала валлаби и плотно обернула руку теплой, покрытой кровью шкурой, закрепив ее бечевой. Шкура оставалась на руке несколько недель, и, как объяснила Налиандра Джоанне, за это время дух валлаби вошел в руку и залечил кость. Но Джоанна наблюдала, как шкура, подсыхая, твердела и в конце концов стала жесткой, как доска. По сути дела, высохшая шкура выполняла роль шины, поддерживающей в неподвижном состоянии кость, концы которой постепенно срослись. От Налиандры узнала Джоанна и о многочисленных законах и обычаях, определяющих жизнь племени начиная от запрета произносить имена умерших до брачной церемонии, необыкновенно простой: женщина спала с мужчиной, затем прилюдно он объявлял себя ее мужем, а она себя – его женой.
– А у твоего мужа есть еще жены? – спрашивала Налиандра Джоанну, когда рассказывала, что у мужчины-аборигена может быть не одна жена.
– А сколько у тебя было мужей? – поинтересовалась старуха у Джоанны и объяснила, что аборигенки выходят замуж в десять лет, а мужчина берет первую жену, не раньше, чем достигнет зрелого возраста, поэтому, когда аборигенке, как и Джоанне было за тридцать, она уже успевала несколько раз побывать замужем.
Труднее было разобраться в более сложных понятиях, например, в том, как аборигены представляли время. Основой всего было Время Мечтаний, причем Джоанна обнаружила, что оно относилось не только к прошлому, но также к настоящему и будущему. В их языке даже не существовало слов для обозначения прошлого, настоящего и будущего. У них все было Время Мечтаний. У рода не имелось слов вчера, сегодня, завтра, все заменяло одно выражение «в другой день».
Джоанна узнала, что всю жизнь аборигенов определяла природа. Например, они пользовались своеобразной системой счета. У них не было слов, обозначающих числа, и количество выражалось через названия животных. Собака означала число четыре, так как у нее четыре ноги, птица – число два, кенгуру – три. Смерть аборигены считали как другую часть жизни. Человек не умирал, а «уходил назад». Умереть значило стать Прародителем. Налиандра спросила у Джоанны:
– Кто твой Прародитель?
И услышала ответ:
– Не знаю.
Мудрая женщина грустно покачала головой:
– Тогда что же станет с твоей душой, когда ты умрешь? Джоанна узнала, что аборигенки называли себя не женщинами, а «дочерьми Времени Мечтаний».
В свою очередь, их восхищала Джоанна. Они видели, что Джоанна следовала песенной линии Прародителя Кенгуру, и спросили о ее тотеме. А когда она ответила: «Кенгуру», вспомнив, что говорила ей когда-то Сара, они с пониманием закивали головами. Аборигенки заключили, что она связана с ними родством, а поскольку ее кожа белая, как у призрака, она, должно быть, одержима духом Предка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Он смотрел на письмо, не понимая смысла. Затем прочитал его еще раз.
– Господи, – проговорил он. – Сара, Боже…
– Что там? – она взяла письмо и быстро пробежала глазами. – Не может быть… – Хью, – Сара тронула его за плечо. – Джоанна жива. Я это чувствую. Если бы она погибла, я бы знала. Но ей грозит серьезная опасность. Мы должны ее разыскать.
Джадд Макгрегор работал за столом в кабинете отца. Страх перед этой комнатой оставил его; призраки покинули кабинет вслед за отцом. В дверь постучали, и вошла Полин.
– Здравствуй, мама, – сказал Джадд. – Ты выглядишь просто потрясающе.
Она улыбнулась, надевая перчатки.
– Спасибо, Джадд. Я еду в Лизмор навестить Фрэнка. Надо еще уладить кое-какие дела. И тогда я получу право собственности на Килмарнок. Над чем ты так усердно работаешь?
– Знаешь, я подумал, что поскольку мы не можем сохранить оставшееся стадо из-за заражения личинками мясной мухи, мы могли бы пустить его на сало, и в результате освободилась бы земля. У меня есть мысль выращивать в Килмарноке пшеницу, сейчас это очень выгодно. Помнишь акции серебряного рудника Брокен-Хилл, которые дядя Фрэнк подарил мне в прошлом году на мой двадцать первый день рождения? Как ты думаешь, он не будет против, если я их продам?
– Не думаю, что он станет возражать. Тем более что они твои. Значит, возделываем пшеницу? А что, мне очень нравится эта мысль.
– Это потребует меньше первоначальных капиталовложений, значительно меньше рабочей силы, и в итоге принесет высокие доходы. Особенно если учесть, что я занимаюсь выведением нового сорта, способного давать хороший урожай в засушливых районах.
Полин следила за движением его рук, когда он рассказывал о своем плане, видела слегка приподнятую бровь – признак волнения. Она находила в нем очень много общего с отцом, каким тот был много лет назад, до того, как горечь и разочарование отпечатались на его лице бороздами морщин. Она видела, что Джадд много черт унаследовал от него: упрямство, преданность мечте, но в нем также чувствовалась мягкость, унаследованная от Кристины.
– Я вернусь к обеду, – пообещала Полин, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку. – Я попросила Дженни приготовить твой любимый пудинг.
– Знаешь, он никогда не ценил тебя, – сказал Джадд, когда она была уже в дверях.
– Может быть, ценил, по-своему, – грустно улыбнулась она.
– Как по-твоему, он когда-либо вернется к нам?
– Не знаю, Джадд.
– К тому времени Килмарнок станет твоим. Ты позволишь ему вернуться?
– Тоже не знаю.
Полин старалась не думать о том, что может сулить будущее. Она была настроена и дальше жить, как считала нужным, независимо от того, что думали, как она подозревала, ее подруги. Такое уже случалось и раньше: ей приходилось наблюдать, как общество возлагало вину на оставленную женщину. Но Полин отказывалась считать, что Колин оставил ее. Он сбежал, потому что стыдился себя, потому что надеялся спасти остатки уважения к себе, вернувшись в Шотландию в замок своих предков. Она не винила его за желание избавиться от брака, который, вероятно, не следовало заключать, а также от финансового краха. Полин не стала затворницей, она постоянно бывала на людях и неизменно ходила с гордо поднятой головой, хотя на нее и поглядывали украдкой. И она отказалась расстаться с Килмарноком. Чтобы расплатиться с долгами Колина, Полин использовала свое наследство и приняла финансовую помощь Фрэнка. Теперь этот дом стал ее, и она была решительно настроена никогда с ним не расставаться.
– Теперь все будет хорошо, мама, – сказал Джадд. – Вот увидишь.
Полин взялась за ручку и подумала о чуде, произошедшем как-то само собой, когда она перестала видеть в Джадде чужого ребенка. Полин собиралась еще что-то добавить, но вдруг позади нее раздался голос: «А, вот вы где!»
Она вздрогнула и обернулась: перед ней стоял Фрэнк.
– А я собралась к тебе в Лизмор, – сказала она.
– Да, знаю, но планы изменились. Я должен сейчас же ехать в «Меринду», поэтому заехал предупредить тебя, что нам придется отменить нашу деловую встречу.
– А что случилось в «Меринде»?
– Джоанна попала в беду в Западной Австралии, и Хью попросил меня помочь.
– Что с ней за беда?
– В записке Хью ничего точно не говорилось. Но дело срочное, по всему видно.
– Я еду с тобой, – сказала Полин.
– И я хочу поехать, – потянулся за пиджаком Джадд.
Когда они ехали по аллее к дому, Фрэнк сказал: «Там лошадь Рида».
– А вон тот, мне кажется, экипаж Гамильтона, – заметила Полин. – Хью, похоже, попросил помощи у многих.
– Тогда дело на самом деле очень серьезное, – заключил Фрэнк, помогая сестре выйти из экипажа.
К своему удивлению, они увидели гостиную, полную народа. Даже Иезекииль был там, его густая белая борода была аккуратно заправлена за пояс. Когда они вошли, старик-абориген говорил:
– Мои глаза зоркие. Возьми меня с собой. Я найду твою миссис.
– Спасибо, Иезекииль. Я пеню твое участие.
Полин потряс вид Хью. Он был непричесан и одет не так, как обычно одевался для приема гостей. И в глазах и голосе его она заметила что-то новое, чего раньше не видела.
Она сразу подошла к нему.
– Хью, что случилось?
Он рассказал о письме комиссара Фокса и о том, как пытался послать телеграмму в Западную Австралию. Но когда на телеграфе в Камероне ему объяснили, что линии в Налларборе по-прежнему нарушены, он решил организовать спасательную экспедицию.
– Это по моей части, – заявил Фрэнк. – У меня больше опыта снаряжения экспедиций, чем у кого другого. И на этот раз никаких репортеров не будет. Я еду с тобой. Никогда себе не прощу, если Эрик Грэхем умрет.
К Хью подошел Джадд.
– А что с вашей дочерью? Бет ведь тоже поехала в Западную Австралию?
– Она тоже пропала, – Хью едва мог говорить.
– Если можно, я бы тоже хотел поехать с вами на их поиск, – вызвался Джадд.
Но Хью покачал головой.
– Для всех нас будет лучше, если ты останешься здесь. Мой эксперимент с использованием для дезинфекции мышьяка удался. Надо рассказать об этом другим овцеводам. Некоторым еще, может быть, удастся спасти свои фермы. Ты именно тот человек, который нужен, Джадд.
Ты знаешь рецептуру, которую я использовал. Тебе люди доверяют, тебя послушают.
Позднее, когда план экспедиции был составлен и участники ее утверждены, все разошлись. На дом опустилась зловещая тишина. Сара подошла к Хью.
– Я поеду с тобой в Западную Австралию. Я помогу тебе найти Джоанну и Бет, – сказала она.
30
– Мама, что происходит? – спросила Бет. – Женщины ведут себя не так, как всегда.
Прищурившись, Джоанна оглядела горизонт. Все те пять месяцев, что они прожили вместе с аборигенами, Джоанна изо дня в день устремляла взгляд к горизонту, там не было видно ни людей, ни верблюдов, – ничего, кроме бескрайней красной пустыни, теряющейся за горизонтом. Но она не расставалась с надеждой на спасение. У нее не было сомнений, что Хью обязательно их разыщет.
– Ты боишься, дорогая? – спросила она у Бет, наблюдая, как их друзья женщины собирали все, что годилось в пищу. В этот день что-то лишило их обычного спокойствия, и странное оживление в них заметить было не трудно.
– Не могу сказать, что боюсь, – ответила Бет, – но я раньше не видела их такими. Но они же не оставят нас здесь, правда, мама? Я хочу, чтобы папа нас нашел. Хочу домой.
В начале их жизни среди аборигенов Джоанна пыталась найти способ вернуться в Калагандру. Как только Бет окрепла, Джоанна обратилась к старейшинам в надежде, что они помогут им вернуться к цивилизации. Но род держал путь строго на восток к месту сбора, где им предстояло принять участие в важном корробори – ритуальном танце. Их нельзя было уговорить идти на запад к Калагандре, и они не могли дать Джоанне и Бет проводников. Тогда Джоанна заикнулась о том, что, может быть, ей с Бет отправиться назад вдвоем, но старейшины напомнили ей, что до Калагандры надо идти сотни миль по местности, полной опасностей. Одни они погибли бы неизбежно. Но старая мудрая Налиандра, чье имя в переводе означало «бабочка», сидевшая, сгорбившись, у своего костра, уверила их, что после корробори род снова пойдет на запад и поможет Джоанне с Бет вернуться к своему народу. Они поверили ей, потому что к мудрой Налиандре люди приходили за советом. Старейшины советовались с ней перед охотой, влюбленные девушки просили у нее любовные амулеты, бесплодные женщины приходили к ней вдохнуть дым магического костра с надеждой забеременеть. Она даже устраивала браки, не отходя от своего костра. Она была маленькая, словно кукла, пропыленная и сморщенная, с длинными, выбеленными годами голосами, но проницательные глаза ее, светившиеся мудростью и пониманием, всегда смотрели прямо на собеседника.
Джоанна вела счет дням, проведенным среди аборигенов, и не могла дождаться момента, когда они достигнут места, где повернут назад. Шел ноябрь. По ее предположениям, Хью должен был, несомненно, их искать. Она продолжала оставлять след своего пребывания: отмечала каждое место стоянки и выкладывала камешками знаки, указывающие, куда направился род. Каждый день Джоанна смотрела на компас и замечала, что беспорядочность колебаний стрелки усиливалась по мере их движения на восток, как будто они направлялись непосредственно к источнику, влияющему на компас. Теперь стоянка рода находилась в месте с названием Вунона, что в переводе с языка аборигенов означало «место, где живут валлаби». Место оправдывало название, и у рода мяса было вдоволь. Мужчины ловили этих маленьких животных, а женщины занимались своим постоянным делом: искали и собирали съестное, Джоанна с Бет помогали им в этом.
Вдруг раздался внезапный взрыв смеха: молодая вдова по имени Кунаварра изображала вождя рода, старого Йолгерупа. Был он сердитый на вид и говорил грозно, но, как узнала Джоанна, его стоило бояться не больше, чем ленивого старого кота. Йолгерупа все любили, и женщины подшучивали над ним с любовью. Кунаварра, что значит «жимолость», расхаживала с важным видом со своей палкой-копалкой и грозно рыкала, как делал старый вождь, когда хотел напомнить членам рода о своем статусе, а в следующий момент она изображала, как старик-вождь сидит на земле и играет с детьми, смеясь беззубым ртом. Женщины покатывались со смеху и обменивались репликами, непонятными Джоанне. За то время, что она путешествовала с родом Йолгерупа, она сумела выучить всего несколько слов, так как язык их оказался исключительно сложным и трудным для усвоения. Хорошо еще, что Налиандра, помогавшая Джоанне выхаживать Бет, в молодости жила в христианской миссии и немного говорила по-английски. Все, что теперь знала Джоанна о людях, среди которых жила, она узнала от Налиандры.
Как-то раз один из молодых мужчин рода вернулся с охоты со сломанной рукой. Старая Налиандра освежевала валлаби и плотно обернула руку теплой, покрытой кровью шкурой, закрепив ее бечевой. Шкура оставалась на руке несколько недель, и, как объяснила Налиандра Джоанне, за это время дух валлаби вошел в руку и залечил кость. Но Джоанна наблюдала, как шкура, подсыхая, твердела и в конце концов стала жесткой, как доска. По сути дела, высохшая шкура выполняла роль шины, поддерживающей в неподвижном состоянии кость, концы которой постепенно срослись. От Налиандры узнала Джоанна и о многочисленных законах и обычаях, определяющих жизнь племени начиная от запрета произносить имена умерших до брачной церемонии, необыкновенно простой: женщина спала с мужчиной, затем прилюдно он объявлял себя ее мужем, а она себя – его женой.
– А у твоего мужа есть еще жены? – спрашивала Налиандра Джоанну, когда рассказывала, что у мужчины-аборигена может быть не одна жена.
– А сколько у тебя было мужей? – поинтересовалась старуха у Джоанны и объяснила, что аборигенки выходят замуж в десять лет, а мужчина берет первую жену, не раньше, чем достигнет зрелого возраста, поэтому, когда аборигенке, как и Джоанне было за тридцать, она уже успевала несколько раз побывать замужем.
Труднее было разобраться в более сложных понятиях, например, в том, как аборигены представляли время. Основой всего было Время Мечтаний, причем Джоанна обнаружила, что оно относилось не только к прошлому, но также к настоящему и будущему. В их языке даже не существовало слов для обозначения прошлого, настоящего и будущего. У них все было Время Мечтаний. У рода не имелось слов вчера, сегодня, завтра, все заменяло одно выражение «в другой день».
Джоанна узнала, что всю жизнь аборигенов определяла природа. Например, они пользовались своеобразной системой счета. У них не было слов, обозначающих числа, и количество выражалось через названия животных. Собака означала число четыре, так как у нее четыре ноги, птица – число два, кенгуру – три. Смерть аборигены считали как другую часть жизни. Человек не умирал, а «уходил назад». Умереть значило стать Прародителем. Налиандра спросила у Джоанны:
– Кто твой Прародитель?
И услышала ответ:
– Не знаю.
Мудрая женщина грустно покачала головой:
– Тогда что же станет с твоей душой, когда ты умрешь? Джоанна узнала, что аборигенки называли себя не женщинами, а «дочерьми Времени Мечтаний».
В свою очередь, их восхищала Джоанна. Они видели, что Джоанна следовала песенной линии Прародителя Кенгуру, и спросили о ее тотеме. А когда она ответила: «Кенгуру», вспомнив, что говорила ей когда-то Сара, они с пониманием закивали головами. Аборигенки заключили, что она связана с ними родством, а поскольку ее кожа белая, как у призрака, она, должно быть, одержима духом Предка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72