Аборигенов, тысячелетиями живших на этой земле, они частью вытеснили, частью перебили. Леса были вырублены, реки перегородили плотинами. Переселенцы завезли сюда овец и пшеницу. Они разбогатели, построили особняки, их жены стали носить дорогие наряды. Были созданы охотничьи клубы, закрытые клубы джентльменов, и все позабыли о том, что когда-то работали в угольных шахтах или мели улицы.
Теперь переселенцы жили в имениях, впечатляющих своими названиями: Монива, Барроу-Даунс, Гленхоуп. Их дома были выстроены в георгианском, елизаветинском и готическом стилях. Часть этих особняков строилась, чтобы служить отражением родины владельца, таков Килмарнок – копия шотландского оригинала, другие показывали вкусы обитателей, как средиземноморская «вилла», выстроенная в Барроу-Даунс: одна из ветвей семейства Камерон, по словам Хью, обитала в затейливой постройке с мавританскими мотивами. В окрестностях, как заметила Джоанна, не найти было двух одинаковых домов, но казалось, что стоят они не на своем месте.
Насколько ей было видно с дороги, они даже сады свои и парки засадили деревьями и цветами, привезенными из Англии, Шотландии или Ирландии. Джоанна заметила в парках оленей и кроликов, которые, как ей рассказывал Хью, не водились в Австралии, а тоже являлись переселенцами из Британии. Джоанна знала, что не были коренными обитателями Австралии и скворцы, щеглы и воробьи. Ей пришло в голову, что хозяева этих роскошных особняков стремились всеми силами создать иллюзию, что живут они не в Австралии, а где-нибудь в Суффолке, Йоркшире или Корке.
Лизмор был построен в тех же традициях. Когда Хью свернул с главной дороги и направил повозку по аллее, обсаженной вязами, впереди показался английский особняк, напомнивший Джоанне старинные помещичьи дома, которые она видела в окрестностях деревни, где жила тетя Миллисент. Перед домом находился английский сад, и садовники не расставались с граблями, садовыми ножницами и шлангами, чтобы сохранять традиционную зелень английского газона под палящим австралийским солнцем.
Перед домом в ряд выстроились экипажи. Хью нашел среди них место для своей повозки и отдал поводья подбежавшему слуге. Дорожка, вымощенная каменными плитами, привела их за дом, где на обширной лужайке праздник уже был в разгаре. Гостей на лужайке собралось множество. Одни расположились за столами, другие стояли под тенистыми деревьями, и все ели, пили и вели между собой негромкие беседы; тут же резвились дети всех возрастов. Такое количество гостей навело Джоанну на мысль, что на праздник съехалась большая часть состоятельных семейств Западного района. Служанки, одетые в форменные платья, прислуживали за длинными застеленными белыми скатертями столами, ломившимися от съестного. Толстые куски говядины и молодой баранины шипели, жарясь на пяти грилях, а бесчисленные бокалы заполнялись пивом и вином из внушительных бочонков. Взрослые играли на одном поле в крокет, на другой лужайке – в бадминтон, а маленькую карусель для детей крутил ослик. Под полосатым навесом играли музыканты. Джоанне подумалось, что все это напоминало скорее ярмарку, чем обычную вечеринку в саду.
К ним направилась красиво одетая женщина, Джоанна догадалась, что это невеста Хью. Но выглядела она совсем не так, как Джоанна ее себе представляла. Высокая, с густыми белокурыми волосами Полин Даунз мало походила на своего брата, с которым Джоанну свел случай в Мельбурне. Несмотря на жару, на ней было вельветовое платье сочного зеленого цвета и в тон ему шляпа с перьями.
– Хью, дорогой, – Полин взяла его под руку и поцеловала в щеку. – Мы с нетерпением ждали вашего приезда. Всем очень хочется познакомиться с твоим малышом.
– Полин, познакомься, это Джоанна Друри, – представил Хью.
– Здравствуйте, – проговорила Полин с холодом во взгляде и наклонилась к Адаму. – А ты, должно быть, Адам. Здравствуй, – она протянула ему руку. – Я собираюсь стать твоей новой мамой. Как тебе праздник, Адам, нравится? Все это для тебя.
Адам попятился.
– Адам, поздоровайся, – вмешалась Джоанна. – И дай руку мисс Даунз. – Потом она тихо добавила: Ну, не бойся, все хорошо.
Полин взяла Хью под руку.
– Нам надо найти Фрэнка. Телеграмма из Мельбурна так его взволновала. Твоя затея с ланолином обещает стать очень прибыльной.
– За это нужно поблагодарить мисс Друри, – сказал Хью. – Идея принадлежит ей.
– Правда? – улыбка Полин стала напряженной. Она посмотрела на Джоанну, прошлась взглядом по первоцветам в ее волосах и сказала: – Как мило. – И тут же отвернулась от нее и обратилась к Хью: – Пойдем познакомим Адама с новыми друзьями.
Неожиданно рядом с ними появился краснолицый крупный мужчина и звучно зарокотал:
– Вот ты где, Уэстбрук. Я хотел поговорить с тобой насчет новой машины для мытья шерсти. Я слышал, что…
– Джон, отложи разговор до другого раза, – перебила Полин. – Хью сегодня мой. Познакомься с Адамом, он – наш почетный гость.
– Заезжай в любое время, Джон, и сам увидишь машину, – пригласил Хью. К нему стали подходить другие гости, интересуясь новшеством.
Джоанна наблюдала, как Хью. Адам и Полин оказались в центре внимания. Джоанна вдруг поняла, что приехала напрасно. Она была здесь определенно не на месте и далеко не желанным гостем. Она прошлась среди гостей, которые либо делали вид, что не замечают ее, либо поглядывали на нее с любопытством. Вдруг она вспомнила свой разговор с Хью о карте и решила пойти в дом. На кухне прислуга и кучера устроили свой маленький праздник. Когда она вошла, все умолкли и дружно уставились на нее.
– Вас проводить, мисс? – спросила немолодая женщина в строгом черном платье с ключами у пояса.
Джоанна видела обращенные на нее изумленные взгляды. Один из мужчин даже встал и надел куртку.
– Нет, спасибо, – отказалась она и поторопилась пройти через кухню в дом. Как только за ней закрылась дверь, смех и разговоры раздались снова. Джоанна оказалась в темном коридоре, куда с обеих сторон выходили двери комнат. Она прошла по коридору до открытой двери и, заглянув внутрь, увидела полки с книгами от пола до потолка, мягкую кожаную мебель и турецкий ковер на полу. Это, несомненно, был кабинет. Затем она увидела карту. Как и говорил Хью, это была карта всего австралийского континента с городами и селениями вдоль побережья, а центр занимало большое белое пятно, более тысячи миль в поперечнике. Джоанна с волнением принялась рассматривать карту, надеясь найти название похожее на Карра-Карра или что-то наподобие упоминавшегося в документе «Бо-Крик». С особым вниманием она изучала гавани и реки, где могли высадиться ее дедушка с бабушкой. В ней теплилась надежда, что они не заходили далеко в глубь материка. Но ей не встретилось ничего хотя бы мало-мальски похожего на нужные названия. Ее взгляд приковало белое пятно в центре, где не было ни названий, ни контуров рек, ни каких-либо других обозначений. Казалось, на это место опустилась туча, скрывая все, что находилось под ней на земле. По всей вероятности, таинственная Карра-Карра могла быть где-то в тех краях.
Джоанна отошла от карты, и взгляд ее упал на кусок бумаги, исписанный знакомым почерком. Это было стихотворение, записанное карандашом на обороте магазинной квитанции. Она уже успела узнать, что Хью сочинял стихи в свободные минуты, когда ездил проверять изгороди или осматривать овец, и какая бумага случалась под рукой, на той и появлялись строки новых стихов. Джоанна догадалась, что перед ней новое сочинение Хью: баллада с непонятным названием «Свэгмен».
Она погрузилась в чтение, и тут открылась дверь, впуская кого-то.
– Вот вы где, мисс Друри, – объявил Хью. – А я вас везде разыскиваю. Вижу, что вы нашли карту. Отыскали что-нибудь?
– Нет, к сожалению.
Он увидел в руках ее бумагу с балладой.
– У вас, я смотрю, мои стихи. Как вам они?
– Чудесные. Только мне не все понятно, – призналась она. – Например, кто такой «свэгмен»?
– Так называют скитальцев, чьи пожитки умещаются в скатанном одеяле за плечами – свэге.
– А что такое «вальсирующая Матильда»?
– Матильда – еще одно название скатки-свэга. И «вальсировать с Матильдой» – значит нести скатку, другими словами бродяжничать.
– Откуда такое название?
– Не знаю. Оно пришло со времен, когда здесь жили каторжники.
Они смотрели друг на друга через комнату, щедро залитую солнцем.
– Я только что разговаривал с Фрэнком, – нарушил молчание Хью. – Он сообщил мне добрые вести. После нашей встречи у реки я стал размышлять о возможностях сбыта ланолина. Я поделился своими мыслями с Фрэнком. Он знает всех деловых людей от Аделаиды до Сиднея. Он навел справки в двух фармацевтических компаниях и заинтересовал их нашим предложением. Они обещали закупить у нас весь ланолин! – Он помолчал и продолжил: – Так что и в этом году я не останусь без дохода. Спасибо вам, мисс Друри.
Джоанна поразилась, как подходила Хью окружающая изысканная обстановка. Невзрачный домишко и грязный двор «Меринды» никак не сочетались с этим высоким мужчиной в красивой замшевой куртке. Она взглянула на него по-новому. Перед ней стоял не простой владелец овцефермы, а джентльмен. И она подумала: «Вот какой дом ему подходит, и такой уклад жизни тоже для него».
– Предлагаю присоединиться к гостям.
Он протянул руку, и она вложила в нее свою.
– Как Адам? – спросила Джоанна, когда они покидали библиотеку. – Я опасалась, как бы он не испугался такого множества людей.
– Он никак не может сообразить, что происходит.
В коридоре внимание Джоанны привлекла странная вещица на стене, которую она раньше не заметила. Она остановилась, чтобы получше рассмотреть необычную картину. Особенность ее состояла в том, что она была выполнена не на холсте или дереве, а представляла собой огромный кусок коры с нарисованными на нем кругами, волнистыми линиями, скоплениями точек и рядами черточек.
– Это живопись на коре, – пояснил Хью. – Фрэнк как-то рассказал мне, что купил этот рисунок у старика-аборигена, пришедшего с севера. Он принадлежал к. одному из племен-обитателей тех мест.
Джоанна продолжала смотреть на картину, и вдруг среди казавшегося хаоса стали проступать вполне четкие контуры. Она различила человеческие лица, фигуры пышногрудой женщины и мужчины с неправдоподобно большими гениталиями. Вырисовывались кенгуру с детенышем во чреве, подобие дерева, облака, река и нечто огромное и причудливое, окружающее все остальное. Джоанна всмотрелась и поняла, что видит змею, приготовившуюся пожрать все и вся.
– Какая страшная вещь, – сказала она, отступая.
– Вероятно, она задумывалась с тем, чтобы устрашать. Старик, продавший Фрэнку этот рисунок, говорил, что он якобы является выражением так называемой песни-отравы.
– Песни-отравы? – потрясенно переспросила она.
– Это был один из способов покарать кого-либо. У аборигенов существовал очень строгий свод правил поведения, и тот, кто осмеливался нарушить один из их законов или табу, приговаривался к смерти. Смерть человека можно было вызвать по-разному, в том числе и «пропеть» его. Видите фигуры в центре рисунка? Они представляют весь сотворенный мир: людей и животных, деревья и реки, облака и так далее. А обрамляет рисунок Змея-Радуга, готовая их пожрать. Хранитель либо хранительница песен, глядя на этот рисунок, пела полагающуюся по ритуалу песню-отраву. И они верили в то, что человека, кому адресовалась песня, ждала смерть.
Джоанна похолодела.
– А люди после этого на самом деле умирали?
– Мне доводилось слышать рассказы, о том что они действительно умирали. Песни-отравы считаются очень сильным колдовством. Дело в том, что «пропетый» человек не может отменить заклятья, не может освободиться от него. Никакие лекарства не способны его исцелить, потому что доктора бессильны перед могуществом песенных заклинаний.
– А не тот ли это яд, та отрава, которой боялась мать? – с заметным усилием говорила Джоанна, глядя на Хью. – Может быть, она слышала, как песню-отраву пропели над ее родителями, а возможно, и над ней самой. Может быть, в детстве это произошло на ее глазах, только она не могла ничего об этом вспомнить? Мистер Уэстбрук, могла ли песня-отрава стать причиной смерти моей матери?
– Сомневаюсь, мисс Друри. По вашим словам, она в то время была совсем еще ребенком и едва ли могла понять происходящее.
Джоанна вспомнила о записях деда.
– А что, если мой дед записал песню-отраву? Что, если он отправил ее из Австралии вместе с моей матерью, не представляя себе, что делает? И вдруг записи, которые я пытаюсь расшифровать, и есть та самая песня-отрава, погубившая мою мать?
– Мисс Друри, все это предрассудки. Мы цивилизованные люди. Как мы можем поверить, что песней можно убить? – сказал Хью, но и сам не почувствовал уверенности в своих словах.
Он немало лет прожил в малонаселенных внутренних районах австралийского континента, где племена аборигенов становились его единственными спутниками и соседями. И за это время он имел возможность убедиться в существовании сил и загадок, для которых не годились рациональные объяснения «цивилизованного» мира. А еще ему припомнился спор с Иезекиилем за два дня до этого. Старик продолжал убеждать его, что Джоанне следует покинуть «Меринду».
– Я вижу духов вокруг нее, хозяин, – говорил Иезекииль. – Она владеет сильной магией. Она нарушает равновесие. В снах предки говорят мне: «Заставь эту женщину уйти».
Хью в очередной раз сказал старику, что это полнейшая бессмыслица и он больше слушать не хочет ничего подобного. Тогда Иезекииль ответил ему:
– На твое стадо напали вши, хозяин, настрига нет. Идут и другие беды.
Теперь Иезекииль убеждал работников-аборигенов, что на ферме Хью поселилась неудача. Четверо лучших работников уже ушли, не было спокойствия и среди остальных.
Когда Хью увидел страх, с которым Джоанна смотрела на рисунок, ему вдруг стало ясно, что он не может допустить, чтобы она узнала о словах Иезекииля, и ему надо держать старика подальше от нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72