В главном тереме было непривычно тихо, и в полутьме он казал
ся огромным. Окна светились синим снежным светом, бревенчатые стены глот
али звуки, и Млад не слышал своих шагов.
Может быть, он и вправду чересчур наивен? За обедом остальные волхвы ни в ч
ем его не осудили: некоторые посчитали, что он не слишком опытен, некоторы
е посматривали на него обиженно, словно он подставил под сомнение их чес
тность, но все признали за ним право не подписывать грамоты. Белояр рассп
росил его подробно о том, что он считал своими видениями, а что Ц общими, и
на прощание пожал в знак уважения руку.
Вспоминать действо на Городище стало неприятно: Млад и без советов ректо
ра чувствовал себя неловко, теперь же и вовсе решил, что участвовал в пред
ставлении, что им воспользовались: и им, и Белояром, и остальными волхвами
. Все об этом знали, и только он один не понял своей роли, говорил что-то о Пр
авде, думал о совести, а на самом деле должен был догадаться, что ни Правда,
ни совесть никого не интересуют, это смешно Ц рассуждать о Правде… Он бы
л смешон. Жалок. Кукла на ниточках, которая посмела ослушаться кукловода
…
А с другой стороны, какое он имеет право прикрываться университетом? Это
его личное дело, университет не обязан его защищать. Чтобы быть честным д
о конца, надо завтра же уйти, отказаться от профессорства и уйти, чтоб унив
ерситет из-за него не пострадал. Мысль эта царапнула его острой болью: он л
юбил Alma
mater , любил с тех самых пор, как явился сю
да восторженным юнцом, желающим превзойти все науки. Он любил студентов,
их горящие глаза, их задор, их пыл, их отрицание прописных для взрослых ист
ин. Их сомнения и бесшабашные пирушки. Уйти, отказаться от своего дома Ц а
этот дом давно стал для Млада своим, и включал в себя не только рубленые с
тены Ц уйти навсегда? По крайней мере, это будет честно.
Университет шумел. Перед теремом факультета права стояли студенты, на кр
ыльце кто-то из ребят со старшей ступени говорил речь Ц до Млада долетал
и только отдельные слова: «татары», «до поры», «покарать». В окнах естеств
енного факультета горели свечи и мелькали тени Ц и в учебной комнате, и в
столовой собрались студенты; из окон терема медиков доносились выкрики
спорщиков, перед теремом механиков шла драка Ц Млад подошел поближе, но
увидел, что драка ведется честно, один на один, и арбитров хватит без него.
Тише всего было на горном факультете, и свет горел только внизу, в столово
й. Наверное, тишина Ц самое недоброе предзнаменование в такой ситуации.
Млад покачал головой, но заходить не стал Ц студенты, хоть и молодые, но в
полне взрослые люди, разберутся без профессоров.
Дома его ждал Пифагорыч Ц бросил сторожку в такое время!
- Здорово, Мстиславич. Извини, что без приглашения, - старик поднялся Младу
навстречу.
На столе кипел самовар, Ширяй сидел, склонившись над книгой, а Добробой, ка
к обычно, заправлял чаепитием.
- Здорово, - Млад стащил с головы треух, - сиди, я тоже с вами чаю попью.
- Наслышан я о твоих подвигах на Городище. Послушал старика? Ц Пифагорыч с
ел на лавку и подмигнул Младу.
- Считай, что послушал, - вздохнул Млад.
- И как? Татары это или не татары?
- Если бы знал, что это татары Ц подписал бы грамоту. Похоже, конечно, было.
Но… не уверен я. А теперь Ц и вовсе не уверен.
- А теперь-то чего? Ц поднял голову Ширяй.
Распространяться о разговоре в ректорате при ребятах Млад не хотел.
- Да, чудится мне, что все это как нарочно придумано.
- А я что говорил! Ц Пифагорыч поднял палец, - татарва, конечно, совсем совес
ть потеряла, гнать их надо из Новгорода. Но и без них врагов хватает. Я так с
читаю, всех надо разогнать. И попов, и немцев, и литовцев. Да и бояр на место
поставить не мешает.
Млад сел за стол, и Добробой тут же поставил перед ним горячую кружку.
- Знаешь, Пифагорыч, в общем говорить, конечно, хорошо. А у нас, между прочим,
пятнадцать ребят из Казани учатся. Их тоже гнать?
- Не, они же наши! Свои, можно сказать, обрусевшие…
- Да какие они обрусевшие! Ц вскинул голову Ширяй, - если они по-русски гово
рить могут, это еще не значит ничего! Сначала научатся у нас наукам разным
, а потом против нас же их и повернут! Хан Амин-Магомет тоже у нас учился, и ч
то?
- Ты старших не перебивай, - назидательно сказал ему Пифагорыч, - распустил
тебя Млад Мстиславич! Батька ложкой по лбу не бил за такие дерзости?
- Пусть говорит, - усмехнулся Млад, - это хорошо, когда молодые спорят.
- Спорить Ц одно, а вести себя со старшими непочтительно Ц совсем другое
. Выслушай сначала, дождись, когда тебя спросят, тогда и говори.
- Да меня никогда не спросят! Кого интересует, что я думаю?
- Потому что ты молокосос еще, - отрезал Пифагорыч и повернулся к Младу, - так
что с нашими татарчатами-то?
- Спрятали их на всякий случай, в профессорской слободе переночуют, а завт
ра видно будет.
Дверь скрипнула, и на пороге показался Миша Ц притихший, ссутулившийся,
с шапкой в руках. Он прикрыл за собой дверь и начал снимать шубу.
- Миша, будешь чай пить? Ц тут же спросил Добробой.
Тот пожал плечами.
- Садись, чай горячий, свежий! Ц Добробой подбежал к двери и подхватил шуб
у, которая едва не выпала у Миши из рук на пол, - садись.
- Спасибо, - тихо ответил тот и, озираясь, подошел к столу.
- Ну что скуксился? Ц подмигнул ему Млад.
- Прости меня, Млад Мстиславич… - Миша опустил голову.
- Да за что ж, позволь узнать?
- Я… я грубил тебе. Я не хотел, честное слово. У меня как-то само собой это все
…
- Да брось, у всех так бывает. Садись, погрейся. Ты б на Добробоя посмотрел по
лгода назад!
- Ага! Ц подхватил Добробой, широко улыбаясь, - я еще и драться лез. Мне Млад
Мстиславич шалаш отстраивал четыре раза Ц я его по листику расшвыривал
. Ширяй, тот помалкивал больше, сбегал потихоньку, два раза в лесу заблудил
ся. А я все крушил, что под руку подворачивалось!
- Вот уж точно, - улыбнулся Млад, - Добробой перед пересотворением был сущим
кошмаром. Так что не переживай, Миша. И не сдерживайся, не надо. Пройдет это,
а несколько дней мы потерпим.
- Я поговорить с тобой хочу. Ты не подумай, я не потому, что не верю. Я чтоб раз
обраться…
- Конечно, - Млад поднялся, - сначала погреемся, а потом прогуляться пойдем.

- Ладно, Мстиславич, - Пифагорыч встал следом за ним, - пойду я, не буду мешать.
Заглядывай ко мне.
Млад почувствовал неловкость Ц вроде как неуважительно отнесся к стар
ику. Но Пифагорыч его успокоил и добавил:
- Проводи меня, до крыльца.
Они вышли на мороз Ц Млад накинул полушубок на плечи и переминался с ног
и на ногу.
- Что в ректорате-то тебе сказали, а? Ты пришел Ц на тебе лица не было, - спрос
ил Пифагорыч, прикрыв дверь.
- Сказали Ц завтра вече будет. Чтоб я грамоту там подписал и перед людьми
повинился.
- Да ты что? Ц лицо старика потемнело, - это что ж? Волхву указывать, что ему л
юдям говорить?
- Говорят, бояре угрожают, без денег университет оставить хотят…
- До чего докатились, а? - Пифагорыч задохнулся от возмущения, - да как язык т
о у них повернулся?
- Да вот, повернулся… - Млад сжал губы.
- Не вздумай их слушать! Не вздумай!
- Я и не слушаю… - Млад опустил голову.
- Не ждал я… Не ждал такого на старости лет, - у Пифагорыча дрогнул подбород
ок, - куда идем, а? Был бы жив князь Борис, разве позволили они себе такое, а? Ок
рутят они княжича, окрутят, задурят голову… Вот что. Я сейчас к ректору пой
ду. Я ему все скажу. Я…
- Пифагорыч, не надо. Не ходи, бестолку это, - Млад взял старика под локоть.
- Знаю, знаю, что бестолку! Ц выкрикнул старик, - знаю! Но что-то же надо делат
ь? Так и будем смотреть, как Русь на части разрывают? А?
- Пифагорыч, да не переживай так… - Млад пожалел, что рассказал ему о разгов
оре в ректорате.
- Как не переживать? Как не переживать, если вообще Правды не осталось? Куп
лена вся Правда! Серебром оплачена! Нет уж, не отговаривай меня! Я в одинна
дцать лет в университет пришел, всю жизнь здесь живу, старше меня здесь ни
кого нет! Да ректор прыщавым студентом был, когда я таких как он учил уму-р
азуму! Или старость у нас тоже уважать перестали?
- Не надо… - попытался вставить Млад.
- Надо! Надо! Знаю, что не добьюсь ничего, так устыжу хотя бы.
- Я думаю, им и самим несладко пришлось…
- Им несладко? Шубы собольи надели, терема себе не хуже боярских поставили
Ц где уж о Правде-то думать? Боятся без службы остаться! Ой, боятся! И не дер
жи меня! Ц Пифагорыч выдернул локоть из руки Млада, - иди в дом! Выскочил! Ид
и в дом, сказал!
Млад сжал губы: зачем он рассказал? Можно было и догадаться, что старик рас
строится…

С Мишей Млад проговорил до позднего вечера. Прогулка получилось трудной
, в университете было слишком неспокойно: ватаги хмельных студентов шныр
яли между теремов, то и дело вспыхивали драки, ретивые краснобаи собирал
и вокруг себя орущие толпы, которые пару раз сошлись стенка на стенку. Мла
д хотел пройтись только по профессорской слободе, но там собирались выпу
скники, оставшиеся при университете продолжать обучение дальше Ц буду
щие профессора. Они вели себя потише, но Мишу раздражало присутствие мно
жества людей Ц ему хотелось спокойствия и уединения.
Млад давно рассказал ему о пересотворении Ц по-честному, как было на сам
ом деле, и теперь они говорили ни о чем: просто о жизни, о шаманах белых и тем
ных, о богах, об университете, о татарах и волхвах. Миша был внимательным с
лушателем, редко задавал вопросы, но Младу казалось, что от разговоров с н
им мальчик делается уверенней, спокойней. От свежего воздуха и долгих пр
огулок он немного поправился, на щеках его появился легкий румянец Ц ум
ирающего он больше не напоминал, и с каждым днем Млад все сильней верил в у
дачу.
Они брели вдоль леса, обходя университет по кругу.
- Млад Мстиславич, а если я умру во время испытания, куда я попаду? В ад или в
рай? Ц неожиданно спросил Миша, заглядывая ему в глаза.
- Во-первых, забудь про ад, наконец. А во-вторых, ты не умрешь во время испыта
ния.
- А вдруг?
- Только если сам захочешь умереть. Я бы на твоем месте об этом не думал.
- Ну а все же, куда?
- Куда захочешь, - Млад пожал плечами.
- Как это?
- Я не думаю, что ты в своей жизни совершил какое-нибудь преступление. Если
ты жил честно, твои предки с радостью примут тебя к себе.
- Но я… я много грешил… - Миша вздохнул.
- Каким образом? А главное Ц когда ты успел? Ц Млад улыбнулся.
- Ну, человек сам иногда не замечает, как грешит. В помыслах, например. Отец К
онстантин говорил, что человек грешен только потому, что он человек.
- Отец Константин ошибался, - Млад постарался не изображать на лице презре
ния, - ты хоть один свой грех назвать можешь?
- Это еще до болезни было. Я думал раньше, что дьявол вселился в меня именно
из-за этого. Только ты не рассказывай ребятам, они будут смеяться. Мне нрав
илась одна девочка с нашей улицы. И я плохо думал про нее…
- В смысле «плохо»? Ц Млад поднял брови.
- Ну, о таком нехорошо говорить. Я думал, что было бы здорово на ней жениться
. И… Ну, в общем, я представлял, как мы поженились… Я смотрел на нее в окно и п
редставлял. Это было очень… очень приятно…
- Ну и что? В чем грех-то? Все смотрят на девочек в пятнадцать лет. Я тоже смот
рел, можешь поверить. И иногда собирался жениться. Раз десять, наверное, со
бирался.
- Отец Константин сказал, что это очень грешно. Что дьявол как раз и входит
в человека, когда он о таком думает…
- Ерунду он говорил. Я, конечно, про дьявола ничего не знаю, но не думаю, что т
ы чем-то оскорбил богов или предков. Наоборот. Это я, подлец, так и не женилс
я и сына не родил. Это оскорбление и предкам и богам.
- А почему ты не женился?
- Не пришлось… - Млад не любил подобных вопросов, - Не обо мне речь. Так что ещ
е раз говорю: про ад забудь. Предки примут тебя к себе, а что будет дальше Ц
я не знаю. Мне тоже не везде есть ход. Темные шаманы знают лучше.
- Хорошо бы… - вздохнул Миша.
- Ничего хорошего, - спохватился Млад, - говорю же, не смей об этом думать! Раз
весил уши… Тебе не о смерти надо думать, а о девочках. О матери. Неужели ты н
е чувствуешь, как хорошо жить?
- Не знаю… Отец Константин говорил, что настоящая жизнь начнется после см
ерти. Хорошая жизнь. А здесь так Ц мгновение. И послана она нам исключител
ьно для испытаний. И что к богу можно приблизиться только тогда, когда отр
инешь свою плоть и захочешь от нее избавиться.
- Знаешь, я с каждым днем все сильней хочу задушить твоего отца Константин
а… И почему христиане не убивают себя сразу после крещения? Раз хорошая ж
изнь наступает только после смерти?
- Ты что! Это самый большой грех Ц самоубийство. Нельзя убивать ни себя, ни
других, потому что на это воля божья! Бог жизнь дает, и только он может забр
ать!
- Бог? Очень интересно. А я-то, дурак, всю жизнь думал, что жизнь мне дали мать
с отцом! Нет, твой отец Константин презабавные вещи говорит! Ну как бог мож
ет дать жизнь, если ты был зачат в материнском чреве и выношен в нем? Бог-то
тут причем?
- Ну… Я не знаю…
- Бог свечку держал, не иначе… - хохотнул Млад и прикусил язык.
- Чего?
- Нет, ничего, - Млад насторожился, поднял голову и всмотрелся в темноту: ему
показалось, что к его дому кто-то идет, - пойдем-ка… К нам гости…
Миша кивнул и тоже насторожился. Они зашагали быстро, почти бегом Ц Млад
и сам не знал, почему так торопится: щемящее предчувствие сдавило грудь. Т
явкнул и тут же успокоился Хийси Ц значит, не показалось, кто-то действит
ельно шел. Дом Млада стоял чуть поодаль от остальных, у самого леса, и прос
транство вокруг хорошо просматривалось.
Они поднялись на крыльцо, Млад распахнул дверь, но не увидел никого, кроме
Ширяя, все так же сидящего за столом.
- К нам что, никто не приходил?
Ширяй покачал головой, не отрывая глаз от книги.
- А мне показалось… - Млад удивленно пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12